Кирилл Алейников - Тени прошлого
— Ты такая красивая, — сказал Симмонс и зарылся лицом в пышные темные волосы подруги. — Я рад, что завтра мы поженимся.
Они лежали на сдвоенной постели в комнате майора поверх растрепанного одеяла. Медея, с круглым личиком, большими карими глазами и густыми ресницами, тонкими черными линиями бровей, была воистину красива как богиня. Плавные линии её ног, бедер, ягодиц, живота, груди сводили с ума всех пилотов, когда она надевала обтягивающий тело комбинезон и отправлялась на работу в штаб, где её приняли связисткой. Толпы любопытных, похотливых мужских особей собирались вокруг барака, если Медея на его крыше загорала под теплыми лучами солнца, одетая лишь в бесконечно легкое белое или голубое бикини. Иногда она выходила на спортплощадку и гуляла с другими девушками базы, и на ней было воздушное платье, настолько прозрачное, что виднелись кружевные трусики, которыми нижнее белье и ограничивалось.
Симмонс по уши был влюблен в Медею. Он не сомневался, что и Медея любит его, но всё равно страшно ревновал её буквально ко всем. Часто приходилось бить кому-нибудь из пилотов или пехотинцев морду, уча их не пялиться беззастенчиво на чужих девушек. За это майор получал выговоры от начальства.
— Я тоже рада, — ответила Медея голосом, в котором слышалась чуточка хрипотцы.
Назавтра планировались торжественные мероприятия по случаю свадьбы. Со сладострастным предвкушением Симмонс ожидал их, мечтая о беззаботной жизни вдали от войны, где рядом будет только красавица Медея.
Мечтательное забытье майора прервал сильный удар в дверь. Он подскочил на кровати, вытащил из кобуры пистолет и крикнул:
— Кто там?
Вместо ответа раздался второй удар, дверь с грохотом вылетела из петель и упала на пол. Из ночной прохлады в комнату ворвались пятеро солдат в броне, со снятым с предохранителей оружием. Следом вошел высокий человек в форме Военной Разведки и приказал:
— Майор Симмонс, оставайтесь на месте.
Один из солдат шагнул в сторону майора и забрал у того пистолет. Двое приблизились к кровати и схватили под локти забившуюся было в угол Медею, испуганно прикрывающуюся одеялом.
— Отпустите меня! — взвизгнула она, когда солдаты потащили её к выходу. — Отпустите! Рой, скажи им!
— А ну прекратите! — страшным голосом рявкнул Симмонс, не понимающий, что происходит, и не могущий смотреть, как бедную, перепуганную и нагую, пытающуюся высвободиться, визжащую Медею два здоровенных солдата тащат к двери.
Майор дернулся в сторону солдат, но тут же в его грудь уперлись стволы двух пулеметов. Человек в форме Разведки молча стоял и смотрел на обнаженного Симмонса. Казалось, он сам не понимал, зачем оказался здесь и что делать дальше. Крики девушки стали ещё более пронзительными, когда её вывели на плац; к ним добавился плач. Майор с болью в сердце слушал эти крики и плач, чувствуя, как внутри вскипает бешеная ярость, но вдруг…
— РОООЙ!! — пронзительно, сквозь рыдания взвизгнула девушка, и раздался выстрел.
Повисла тишина, не нарушаемая ни единым звуком.
Всё оборвалось в груди Симмонса вместе с выстрелом. Сознание отказывалось понять и принять очевидное, но подсознание уже отдало приказ мышцам майора. Он дернулся и рванул к двери с дьявольским воплем «МЕДЕЯ!!!» и тут же получил тяжелым прикладом по зубам. От удара Симмонс потерял сознание…
На следующий день майору объяснили, что он задержан СОВРом до окончания расследования, виновницей которому стала Медея. У агентов Разведки были неопровержимые доказательства того, что Медея Локс, двадцатидвухлетняя связистка опорной базы «Скорпион-3», занималась шпионажем в пользу мятежников Каира. По закону военного времени девушку арестовали и расстреляли на месте ареста.
Сначала Симмонс отказывался верить в то, что говорил ему тот самый человек в форме Военной Разведки, который вторгся ночью в сопровождении солдат в комнату майора. Но потом он всё-таки понял, что невероятная история на самом деле является правдой. В Ясмане спасение жизни майора оказалось не больше чем театральное представление. Медея Локс на деле была не лаборанткой, а профессиональной разведчицей, окончившей спецшколу на Земле и два года назад принявшей сторону мятежников. Доказательства неопровержимы.
Симмонс после всех этих событий тайно запил, по ночам к нему приходили кошмары, он стал молчаливым и злым.
Он лишь хотел верить, что Медея по-настоящему любила его, что её любовь не была подставой, бездушной игрой, холодно спланированным обманом.
Майор хотел верить, но не верил…
— …Я хотел верить, но не верил. И до сих пор не верю. Мораль сей басни такова: не стоит верить никому, а особенно тому, кому хочется верить, — закончил Симмонс.
— Да уж, — согласилась Тина. — Зная слабости людей, нами можно играть как куклами. Даже шпионы не нужны.
Наступившее было молчание нарушил Шон:
— Я так понимаю, что теперь моя очередь рассказывать?
— Ага, — кивнула Тина, хлопая длинными ресницами. Полицейскому показалось, что она стала ещё красивее от алкоголя.
— Ладно. Тогда я расскажу о своей работе на Венере. После окончания Полицейской Академии меня приписали к одному из участков Виктории — столицы Венеры. Виктория — громадный мегаполис, чье благополучие лишь поверхностно…
…Виктория — громадный мегаполис, чье благополучие лишь поверхностно. Пятьдесят миллионов жителей вместил в себя этот город, и лишь никогда не жившие в подобном муравейнике люди приходят в восторг от высоких — до самых небес — башен, сложных систем дорожных коммуникаций, сотен тысяч движущихся в разные стороны и с разными скоростями транспортов… Мегаполис — страшное дело. Выжить в нём и сохранить рассудок не помутненным чрезвычайно сложно.
В городах, растущих ввысь, верхние уровни всегда считаются самыми лучшими. Там живут богатые люди, чиновники, офицеры. На больших площадках располагаются рестораны, кинотеатры, целые парки с настоящими деревьями. Нижние же уровни — технологические, где стоят все аппараты, обеспечивающие город блеском электрического света, шумом воды, кислородом. Здесь же, в вечных сумерках, находятся и заводы по производству товаров первой необходимости, ремонтные мастерские, парковки и так далее. Чем ближе к земле живет человек в мегаполисе, тем хуже его социальное и финансовое положение.
Внизу промышляют и ночные банды, наполняющие мегаполис словно крысы…
Полицейский «Полумесяц» медленно двигался по скудно освещенной улице; прожекторы так же медленно вращались и выхватывали из темноты однообразно-унылые плиты фундамента гигантских небоскребов, на многие сотни метров уходящих куда-то в кажущееся эфемерным, нереальным, несуществующим в этом царстве Аида небо. Вечный сумрак стелился по земле Виктории, и братом ему был туман.
В кабине флаера находилось четверо патрульных, среди которых был и Шон Даско. Полиция Виктории в ночные комендантские часы пользовалась не «эспээфами»,[16] а более бронированными и мощными «Полумесяцами» с экипажем из четырех человек. В последнее время в крупных городах Венеры и других планет Человечества со сложной криминогенной обстановкой начали вводиться даже отделения танковой полиции, использующие модифицированные армейские танки «Рошшфор» и другую тяжелую технику.
«Полумесяцами» полицейские флаеры обозвали за их форму деформированного серпа.
Часы показывали четверть третьего. Комендантский час, запрещающий кому бы то ни было без особого разрешения разгуливать по городским районам, длится уже три часа пятнадцать минут. Патрульный рейд не предвещает ничего необычного и неожиданного. Двое полицейских мирно посапывали на задних сидениях, обнявшись со своими «Кобрами». Сидевшие впереди скучали, но не спали. Для Даско это был всего лишь третий рейд, и он с непривычки и однообразия окружающей обстановки не мог заставить себя ни спать, ни бодрствовать, и пребывал в некоем подобии транса, неподвижно уставившись за окно.
Вдруг сонар призывно пискнул, и кабина наполнилась женским криком. Проснувшиеся полицейские ворчливо зашумели, но тут же успокоились. Шон заинтересованно посмотрел на информационный монитор, внутренне чувствуя, что предстоит нечто.
Кричала не одна женщина, а несколько. Кажется, три. Они визжали и требовали кого-то отпустить их, убрать свои грязные руки. Они звали полицию, звали помощь. На фоне их криков выделялись мужские басистые голоса и пьяные ругательства.
— Ну всё, засекли, — пилот обхватил руками штурвал и набрал пару команд на пульте. «Полумесяц» резко рванул вперед, петляя между сваями и колоннами, ныряя под непонятные акведуки и переплетения коммуникаций, и понесся на улавливаемый сонаром звук.
Техногенный лабиринт Виктории не кончался никогда и нигде, но попасть из одной точки этого лабиринта в другую было вполне возможно. Вскоре флаер вылетел на освещенную светом костров площадку метров семидесяти в поперечнике. На площадке находилось несколько десятков изрядно потрепанных моноциклов, горы бумажного, металлического и пластикового мусора, бочки с пылающим в них огнём. И люди.
