Владислав Выставной - Кремль 2222. Севастополь

– Вы, главное, идите строго за мной и не дергайтесь, – предупредил Сидор. – И не вздумайте хоть листик сдернуть – эти тростинки вас на куски порвут.

Предупреждение пришло вовремя – Книжник как раз тянул руку «образец» сорвать. Семинарист сразу же отдернул кисть и сосредоточился на переноске Славы. Тот бы уже совсем плох и начинал бредить.

Путь через камыши был запутан и сложен. Наверное, такой лабиринт был проложен нарочно – чтобы обезопасить поселок от незваных гостей. И когда они, наконец, вырвались из этого мрачного хищного леса, стало понятно, что местным есть, что здесь прятать.

Сравнительно небольшая бухточка выглядела обжитой и уютной. Семинарист на воду даже не глядел – он уже понял, насколько обманчивое и коварное здесь море. Но несколько десятков небольших домишек на берегу вызывали удивление и ощущение чего-то сказочного. Сами по себе дома были простенькие – сложенные из того же упругого камыша с крышей из камышовых же листьев. Надо полагать, срубленные и сложенные в стены, эти стволы теряли подвижность и агрессивность. Книжника поразило другое – простор, на котором могут свободно жить люди. Выросший в тесных стенах Кремля, плотно обложенного врагами, в битком набитых семинарских кельях, он представить себе не мог, как это – жить в собственном доме на берегу моря. Такое бывает только в книжках.

Да еще здесь, в бухте со странным названием. Почему она Карантинная? Старик Сидор в ответ мычал что-то невразумительное. Зато сразу же поклонился полуразрушенному храму на противоположном берегу. У берега толпилось множество маленьких лодочек, пара таких же пересекала сейчас бухту. А еще семинарист заметил резкую границу между выходом из бухты и открытым морем. Лазурная вода бухты обрывалась, как отрезанная, мрачно-багровым открытым морем. На этой границе медленно вращались какие-то грязные разводы, и лодки старались держаться подальше от этого места.

Они не успели подойти к домам – навстречу бросилась целая гурьба ребятишек, со всех сторон окруживших чужаков и разглядывающих их с жадным любопытством. Мимо прошли две загорелые, миловидные девушки в легких сарафанах с удивительно чистыми и спокойными взглядами – они несли куда-то деревянные ведра с водой. Следом подоспели еще более загорелые мужики сурового вида в истертой рабочей одежде. Не задавая лишних вопросов, подхватили раненого и понесли дальше.

Все это выглядело какой-то идиллией, фантастическим островком не только в пределах Севастополя, но и всего, что доводилось до этого видеть. Народ здесь был простой, но активный – что-то выращивал на жалких клочках земли, что-то изготавливал в повсеместно разбросанных мастерских, кто-то поучал собравшихся в кружок детей – все были при деле. И никакой тоски и безысходности не было видно на лицах этих людей. Даже обветшалая церковь на том берегу выглядела какой-то особенной, будто до сих пор действовала.

Вот и путников встретили с совершенно необоснованным, казалось, радушием, отчего те поначалу даже немного напряглись. Мало ли чего про них наговорил словоохотливый Сидор – может, не за тех, вообще, приняли? Накормили до отвала – непривычно свежей, поразительно вкусной едой, вкус которой не соотносился ни с чем пробованным до этого. Может, дело было в остром голоде, который успели испытать путники, или в непривычно свежем воздухе, но наевшись и напившись, они даже немного осоловели с непривычки. Потянуло в сон. Тут же в хлебосольном доме обнаружились свежие постели с матрацами, начиненными пьяняще ароматным сеном. Таинственно задумчивая, с застывшей улыбкой Джоконды внучка Сидора принесла домотканые пледы, и, отрубаясь, Книжник невольно подумал, не заманили ли их в эдакую сладкую ловушку? Нескончаемая логика войны всех против всех старательно оттесняла нормальные, в общем, человеческие качества – доверие и благодарность.

Наверное, оттого он и проснулся так скоро – вскрикнув во сне и сев на шуршащем травяном матраце. Перед глазами медленно таял приснившийся страшный образ перевозчика Харона, которому они задолжали за переправу. Неужто Слава прав – и теперь это мрачное существо навсегда лишит его сна?

– Чушь… – пробормотал Книжник, подымаясь.

Поглядел на Зигфрида. Тот спал глубоким сном сильного человека. Кэт, скрючившись, дремала рядом с больным, держа его за руку. Славу уже лечила та самая внучка хозяина, оказавшаяся местной целительницей, но ни целебный отвар, ни компрессы, приложенные к ожогам, пока не принесли результатов.

Книжник вдруг обнаружил, что у него образовалось немного свободного времени, которое стоило потратить с пользой. Например, привести в порядок оружие. «Дробовик», захваченный в Михайловском форте, вдруг перестал перезаряжаться и выплевывать пули силой своей «живой пружины». Семинарист понятия не имел, что с ним делать, а делать что-то было надо – до конца пути было далеко, и врагов не становилось меньше. В таком оживленном месте наверняка должна была быть какая-нибудь мастерская или кузница, о чем он и спросил хозяина. Сидор направил его прямиком к известному местному умельцу, и Книжник, не теряя времени, отправился в дальний конец поселка, куда указал старик.

Солнце клонилось к закату, и бухта вместе с ее густо заселенными обжитыми берегами смотрелась еще живописнее. Одно омрачало эту благостную картину – острое понимание того, что скоро все это может сгинуть в апокалипсическом пламени. И слабые ростки нового мира, пережившие смертоносную войну и страшную ядерную зиму, сгинут уже безвозвратно.

Усталость как рукой сняло. Он не праздный путешественник – он воин. А значит, не время отдыхать. Нужно перевести дух, поставить на ноги Славу – и в путь.

Книжник вдруг понял, что движется на шум и крики. Через пару десятков шагов он обнаружил искомую мастерскую, а возле нее, с удивлением – еще одно знакомое лицо. Напротив распахнутых ворот мастерской, посреди небольшой, откровенно веселящейся толпы, буянил известный пьяница по имени Грин. Он и сейчас был немного под градусом. Старый знакомый кувалдой громил какой-то бесформенный агрегат, приговаривая:

– А пошло оно все! К черту! Вот так! Получай!

– Что, Грин, не слушает тебя твоя адская машина? – степенно поинтересовался могучий мужчина, поглаживая окладистую бороду.

Вопрос почему-то взбесил пьяного. Он замахнулся кувалдой и бросился на мужика, вопя:

– А тебе какое дело, остолоп? Сам сделай – потом поучай!

Мужик с неожиданной ловкостью отпрянул, и Грин вместе с кувалдой полетел лицом в лужу, распугав семейство свиней, нежившихся в грязи. Вскочил, разразился невразумительной руганью под хохот земляков:

– Как вы мне надоели! Пошли вон! Во-он!