Олег Верещагин - Очищение

— Тогда ты хуже Балабанова, — отрезал Романов. — Подлей.

— Это ж дело, бизнес! — подал голос еще кто-то.

— Так дело или бизнес? — повернулся в ту сторону Романов. — Если бизнес, тогда я понимаю так, что вы не люди. Нелюди вы. А если дело, то какое тут может быть дело — детей и женщин покупать и продавать?! Вы что, ополоумели?! Чуть больше года назад эти ребятишки тут в школу бегали! Эти женщины, может, ваших собственных детей лечили и учили! Что ж вы творите-то?!

— Так все равно с голоду передохли бы! А так пристроены!

Романов осекся. Он не ожидал не то чтобы этих возражений — не ожидал такого многоголосого упорства. И вдруг понял почти с ужасом, что сейчас в глазах этих существ вокруг выступает злодеем. Разрушителем уже устоявшегося, понятного порядка. Странным, говорящим непонятные вещи и неизвестно чего желающим чужаком.

— А в голову не приходило, — он указал на выгоревшую мэрию, все головы качнулись туда, — за пару месяцев всем миром вот эту штуку отремонтировать, поселить туда сирот-малышей и кормить их?

— Чужих-то?! За просто так?! У нас самих жратвы не горы!

— А в голову не приходило — всем миром того же Балабанова с его бандой прикончить? Рабов на заводе освободить?!

— А они нам кто, шеи за них подставлять?!

Кричал не один горластый. Кричали с разных сторон, и их поддерживали согласным гулом.

— А в голову не приходило, что людей не покупать можно вот тут, а просто брать к себе? На работу? Как людей, а не как рабов?!

— А раньше надо им всем было думать! — В голосе была агрессия. — Позабивались в города, деревни все повымирали, жили там на чужом — только нос драли, а теперь ходят, в ворота скребутся — пожалей их! Да я им очистков от картошки не вынесу!

— А Балабанову выносил, правдолюб?! — заорал Романов, окончательно выйдя из себя. — Выносил?! Вы-но-сиииил!! И жрать выносил, и курочек своих драгоценных к столу поставлял, и молочко задаром — молочко, сука, которое детям, у тебя вкалывающим, жалеешь! — наливал, и жену свою бы отдал бы, потребуйся она кому из его шайки! Или уже отдал?!

— Сравнил! У них оружие!

— Вот и вся твоя правда! — Романов плюнул себе под ноги. — И нечего тут тем, что в деревне пересидел, заноситься! Было у тебя ружье?

— Ну… было…

— Было! — Романов резко выпрямился, огляделся. — У вас у всех стволы были, поклясться могу! Вы ж деревенские! Кабаны, волки, лисы, медведи, тигры, б…дь, амурские кругом! Крутизна ж из вас прет! И вы все их, стволы эти, сдали, по очереди их у вас кучка жирных бздунов, — Романов ткнул рукой яростно туда, где висели на фонарях тела бандитов, — бздунов! Отобрала! И каждый, когда соседа его трясли, сидел, ссал под себя и думал: ой, а до меня-то, может, и не дойдут… Дошли! До всех дошли! А вы и рады его в зад целовать — есть же на ком свою трусость выместить?! Есть, нерусь поганая?!

— Какая мы тебе не… — начал кто-то агрессивно, но Романов рявкнул:

— Ты мне еще скажи, что вы — русь! Нерусь вы! И нелюдь! Хуже Балабанова — он на вашем страхе тут княжил! А теперь слушать меня — по праву вашего крысиного закона, который вы у себя сами установили! — хотя Романов не отдавал приказа, но с нескольких сторон площади жахнули в воздух быстрой перекличкой карабины дружинников, и стало тихо. — Учтите, мы все про всех знаем. Как кого зовут. Кто где живет. У кого сколько рабов. Знаем, что есть и те, кто их купил, а обращается с ними — совсем не как с рабами. Мало — но есть. И про других знаем… да бесполезно бежать, дорогие мои бывшие сограждане, не просачивайтесь к выходам с первых рядов, сеанс не закончен, это еще только киножурнал был, — Романов обвел лица — в основном перепуганные — взглядом. Заговорил тише: — Что оружие сдали, что боитесь — могу понять. Даже простить смогу со временем. А вот что сами струсили и над слабыми глумились — прощенья не будет. Ни одному. Надзирателя из своих я за вами не поставлю. Нет у меня людей для этого дела. Не прихватил, не думал, что так оскотинитесь. Посему будете жить сами, а я дальше на север пойду. Таких мест, как ваше — где женщин и детей продают, а мужики на это смотрят и радуются, что не их жены и дети на продажу выставлены… пока — так вот, таких мест много, я думаю. А вы тут жить останетесь. Своим умом. И если я обратно возвращаться буду — а я буду возвращаться, не надейтесь — и мне что-то у вас не понравится — зачищу до лысого места.

— Да ты хоть скажи, что нам делать-то?! Как жить?! — в голосе была тоскливая, безнадежная истеричность. С другого конца площади поддержали:

— По каким критериям будете оценивать-то?

Романов снова плюнул на асфальт. С невыразимым презрением процедил:

— Критерии… умники. По совести буду оценивать. Покопайтесь в закромах, может, где лежит?! А если нет — так хоть ум откопаете?! Или страх, на худой конец?! — Романов обвел толпу взглядом, зло вздохнул: — Нет, вижу, вас одних тут оставлять нельзя… соль земли, мать вашу в гроб… В общем, я все сказал, больше говорить не буду, а вы — вы примете то, что я сделаю! Кончен разговор! А теперь я буду читать список, кого зачитаю — отходят вон к тем моим ребятам, встают вон у той стенки и получают ровно то, что заслужили, — пулю за издевательство над людьми. Бежать не советую. Если кто побежит — все равно поймаем тут же и раздернем конями — долго и больно, поверьте… Итак, слушайте внимательно, чтобы не переспрашивать: «А меня за что?!»

Отряд отъехал от поселка уже километров на десять. Все это время скакавший рядом с Романовым, лишь чуть позади, Провоторов молчал. Наконец молчание стало настолько красноречивым, что Романов не выдержал и буркнул:

— Давай. Говори.

— И скажу. — Голос Провоторова был не раздраженным, скорей — задумчивым и удивленным. — Это вот то, что ты там устроил… это как понимать?

— А что, мы что-то не так сделали? — задумчиво спросил Романов.

Провоторов хмыкнул:

— Да нет, до определенного момента все так. Но вот это, в финале… Бывшего личного врача главного работорговца и преступника ты назначил ответственным за санитарно-эпидемическую обстановку в районе и за социалку. Ненормальную бабку откуда-то из деревни посадил курировать продукты и их распределение. Команде сопляков, которые год нормально не мылись, раздал оружие с целью установления в районе нашей прочной власти. Одного сопляка, хорошо еще не самого сопливого, назначил старостой. А другого, уже вообще с горшка, поставил наблюдать за порядком. Я вот еду и думаю — что это вообще было?

— А кого там надо было ставить? — спокойно ответил Романов. — Этих… — он продолжал, как сплюнул, — …землеробов, крепких хозяев, надежу Расеи и отечественных производителей? Вот уж не стоит. У них хорошо если дети будут на людей похожи, позаботимся… Поселковых? Я их и не видел никого, пришипились в своих квартирках и по ночам горшки под соседские заборы выносят. Поставил, кто на людей похож. Для руководства недолюдьми они сгодятся. А там посмотрим — может, они еще и не хуже нашего справятся… Ты лучше скажи, на кой черт ты сам разминировать-то около тех складов полез? Я тебе сказал — под твоей командой! А ты?