Синдзи-кун и его попытка прожить обычную жизнь - Виталий Абанов
– А я тебя отговаривала, между прочим… – сказала Майко, сияя ослепительной улыбкой.
– Да иди ты… я лучше спать пойду… – и Акира, закутанная в простыню, белым призраком уплыла в спальню. Я посмотрел на часы.
– Майко, я же опаздываю!
– А? Ах, да. На, держи.
Легкое и непринужденное движение, и рубашка спадает с ее плеч. Ослепленный полной наготой Майко, я смотрю на нее не моргая.
– Син? Опоздаешь… – говорит серьезная Майко.
– Да! Все, бегу… – Обнимаю это голое чудо, мысленно проклиная школу, накидываю рубашку и бегу в зал, собираться.
И вот это и была вторая причина, по которой я сейчас сидел и лыбился в пространство, словно кот, дорвавшийся до опрокинутого бидона со сметаной. Я Майко практически всю видел без одежды, и теперь где-то у меня в голове есть подробная карта всех возвышенностей, долин, холмов и рек, так что заблудиться не должен. Тьфу ты, подумал я, помотав головой, только с кризисом разобрался, тут бы учиться да учиться, а в голову только голые Майко с Акирой лезут, и Читосе им помогает. Сведут они меня в гроб, ей-богу.
– Ты чего лыбишься? – спросила у меня подошедшая Иошико. – О бабах голых поди думаешь?
– Да ты что? Как я могу, ты что… – даже немного растерялся я. Вот и как у них этот вот внутренний барометр работает: «Аларм! Полундра! Он опять о бабах думает!»
– Ага, – прищуривается Иошико, – попался. И про кого ты думаешь? А? Про Аю-чан? Про Мико-чан? Про Аю-чан с Мико-чан вместе? Это же инцест и все такое!
– Иошико-тян, что тебе нужно? – взмолился я о пощаде.
Иошико улыбнулась. Иошико тоже была в хорошем настроении. Она села на мою парту и принялась качать ногами, как дети, когда сидят на высокой лавочке.
– А меня староста послала. Иди, говорит, к Ямасите, а то он в последнее время сидит и в пустоту пырится. Не подойти. А она боится, может, это заразное что. А я ей говорю – половым путем передается, так что ты, Киоко-тян, можешь быть спокойна, а она такая – ну вот еще и за половым способом идти, а Киоко у нас бы никогда… – Иошико посмотрена на мои стеклянные глаза и сжалилась. – Говорит, ты в клубной деятельности не участвуешь. А надо. В общем, я чего… Приходи к нам. Тхэквондо – это сила. У нас и девчонки симпатичные есть. Кстати, у нас круче, чем в клубе каратэ. Знаешь почему?
– Э-э-э… потому что ваше кунг-фу круче, чем их кунг-фу? – попытался догадаться я.
– Не-а, – покачала головой Иошико, – просто секций и клубов каратэ по Японии пруд пруди. Там и выбраться куда-то очень постараться надо. Вот наша школа, например, в региональных соревнованиях по каратэ знаешь какое место обычно занимает? Не знаешь. А потому что никакое не занимает. Потому что каратэ в Японии все занимаются. Вот. А тхэквондо – это корейское искусство. Как результат наша школа и я лично в региональных соревнованиях призовые места занимаем. Просто потому, что во всей префектуре клубов тхэквондо всего три. Do the math! Короче, приходи после уроков в клуб, я на сегодня нам спортзал заняла. Покажу, что почем, и потом ты мне спарринг должен.
– Да, точно.
А почему бы и нет? Вечный цейтнот у нас вроде прошел, наконец могу насладиться неспешным течением школьной жизни. Уроки, перемены, очереди в школьной столовой, забраться бы еще на крышу, чтобы лежать на спине и смотреть на проплывающие мимо облака…
– Так ты в деле? Будешь? – уточняет Иошико и спрыгивает с моей парты. Ее юбка на короткое время вспухает эдаким парашютом, тотчас опадает вниз.
– Буду, – киваю я. – Чего бы не быть.
– Вот и отлично. Ну, я пошла, а то вон нянька твоя идет. – Она упорхнула, а возле моей парты образовалась Ая-чан.
– Опять эта на твоей парте сидит… – проворчала она.
Сегодня Ая-чан и Мико-чан были сами по себе, их матка, предводитель и социальный клей группы, Юки, не пришла в школу. Как я уже упоминал, для японцев посещение школы – это святое. Вот именно посещение, а не обучение. Потому так много школьников, которые и балду на уроках пинают и какими-то своими делами занимаются, – но в школе. И это для обычных школьников. А уж для Снежной Королевы просто так пропустить школу – немыслимо в степени эн квадрат. Значит, что-то серьезное. Или заболела, или дела семейные какие.
– Да я уже привык, – отвечаю Ае-чан, чтобы та не расстраивалась.
– Нечего к такому привыкать! – вспыхивает Ая. – Она так скоро тебе на шею сядет!
Мысленное изображение, как стройные и крепкие бедра тхэквондистки обхватывают мою шею – плюс к моей ментальной коллекции клубнички.
– Должен же ты уметь за себя постоять! Только драться и умеешь, – говорит Ая-чан, а я киваю. Тут проще согласиться, чем возражать, тем более я понимаю, что Ая-чан на самом деле просто подошла поговорить, а «эта хулиганка Иошико» не более чем повод для разговора.
– Слышала я, что вы про клуб говорили, – продолжает Ая, нимало не смущаясь тем, что фактически подслушивала. С другой стороны, перемена есть перемена, все ходят и разговаривают, смеются, некоторые говорят довольно громко, так что, если хочешь поговорить именно приватно, посекретничать, добро пожаловать в темные закутки школы. Там и секретничай. Говоришь в классе – будь готов к тому, что все будут знать.
– Да, она предлагает к ним пойти. Все равно надо куда-то, – отвечаю я. После того, как вчера ночью три разгоряченные фурии… так и не сорвали мою вишенку (как там у Ярослава Гашека – «сударь, вы стряхнули пыльцу моей девственности»), только дерево потрясли, я пребываю в перманентном состоянии легкого возбуждения. Потому внимательно изучаю крепкие коленки Аи-чан, видные из-под юбки. Очень короткой юбки. Длинная юбка в классе одна – на Исиде Михо, тихой девочке в очках, чье присутствие или отсутствие довольно трудно заметить. Можно просто предположить, что она где-то есть. Как кот Шредингера.
– Вставай, пошли… – Ая-чан протягивает мне руку. – Чего смотришь, вставай давай. Большая перемена же.
Я встаю и иду за Аей. Действительно, большая перемена. По-хорошему надо бы пообедать, да что-то не хочется. Видимо, и вправду мы вчера у Майко все сожрали и все выпили. Мы с Аей идем по коридору, и навстречу попадается Цудзи-кун, который шагает вместе с Акаи. В руках у Цудзи пакет из столовой. Надо сказать, что Цудзи-кун вел себя примерно все это время – не приставал ко мне, не посылал в столовую за якисобой,
