Охота на охотника - Владимир Геннадьевич Поселягин
Атаковал я один из истребителей, ведущего второй пары, падая вниз. Это уловка. Немцы поглядывали на нас, и мессер легко ушёл в сторону. Только я чуть довернул и успел ударить по мотору ведомого. Вспыхнув, ведомый огненной кометой пошёл вниз. Он и был моей целью. Немцы сразу бросили наши «пешки», и завертелась круговерть боя.
– Зелёный, рви к «пешкам», ты мне мешаешь. Прикрывай их. Если снова немцы, атакуй от «пешек» – и назад под прикрытие их пулемётов. Бегом!
Лазарев приказ выполнил. Форсируя движок, догнал «пешки» и стал крутиться около них, а я весь отдался бою. Станнер не использовал, после первого раза отказался от него: а нечестно так, я хочу сам сбивать, без таких вот хитрых вывертов.
Быстро стало ясно, что предельные нагрузки немцы не держат, выдыхаются. Да я и сам с трудом держал, а вот моя машина так скрипела, что я понял: ещё немного, и просто развалится. Не рассчитана конструкция на такие нагрузки.
Впрочем, бой складывался в мою пользу. Сбил ведомого второй пары и почти сразу ведущего первой. А тут мне и прилетело, по топливному баку. Самолёт как-то сразу полыхнул, но управлялся. Защита спасала. Вокруг кабины бушевало пламя, некоторые языки проникали внутрь, сжигая кислород, но я энергично развернулся и просто таранил оставшегося «эксперта». Да, на злости. Был бы трезвым разум, никогда не пошёл бы на это. Тот рядом довольный планировал, сопровождая падение, не ожидал от меня такого.
Разбитые самолёты стали падать. Колпак заклинило, но я выбил его ударом воздушного кулака и вывалился наружу. Форма дымилась, не тлела, просто подкоптило, и я стал падать вниз.
Лазарев отстал от «пешек» и направился ко мне, подлетел, когда я уже открыл купол парашюта. Мощный рывок – и я повис под стропами. Помахав рукой ведомому, который нарезал круги вокруг меня, я знаками показал, чтобы возвращался, а сам стал готовиться к посадке. Подо мной густой лесной массив был. Лазарев поспешил за «пешками», которые уже скрылись вдали, тут же появилась пара мессеров и погналась за Лазаревым.
Я усилил защиту, что отбивала ветки, и повис на стропах. Отстегнувшись, спрыгнул на прелую листву (тут метра три осталось), осмотрелся и не стал переодеваться. Аккуратно снял купол, комком убрав его в парашютную сумку (подотчётное имущество), достал аэробайк и полетел к тому месту, где опустились три купола парашютов со сбитой «пешки». Соединимся и вместе будем выбираться из немецкого тыла.
Тут до них где-то километров семь. Не так и далеко мы отлетели, ведя бой. Я с полтора километра пролетел – и поля пошли, а по дорогам, поднимая пыль, шли немцы. Причём, похоже, от Винницы. Пехотная колонна, не свежие резервы, видно, что битые, у некоторых мелькали повязки. Немцы решили всё же прекратить бои за Винницу? Любопытно. Видимо, оставили силы сдерживания и отводят войска на новые рубежи. Проводя воздушную разведку, я не обнаружил следов подобных действий. Может, какую пехотную дивизию на отдых и доукомплектование выводят? Поди знай.
Пролетев над ними (а что, амулет отвода глаз и шумоподавления рулит), я добрался до опушки другого леса. Тут километра три между тем местом, где я сел, и где у опушки другого приземлились наши с «пешки». Они успели скрыться в лесу, хотя немцы выслали мотопатруль их пленить. Уже нашли брошенные парашюты, двигаются к лесу.
На опушке я убрал аэробайк и побежал в ту сторону, где были наши. Амулет-сканер их показал. На правое плечо я закинул лямки парашютной сумки, и та подпрыгивала в такт бега, вися за спиной. Дальность где-то километр, так и нагнал одного из летунов. Свистнув, я привлёк его внимание, выходя из-за деревьев.
– Уф, я думал, немцы, – сказал молодой парень, такой же блондин, как и я, но ТТ убрал за ремень, а не в кобуру. – Младший лейтенант Маликов, штурман «Пе-два». Двести Шестой бомбардировочный полк.
– А, новички. Шесть дней как вас к нам перекинули? Слышал. Лейтенант Самсонов. Двести Тридцать Пятая истребительная авиадивизия, разведывательная эскадрилья при штабе. Я немного не успел, видел, как вас сшибли, и атаковал немцев. «Эксперты», опытные, гады. Меня вон сшибли тоже.
– Сбили, товарищ лейтенант? – уточнил Маликов, когда мы обменялись рукопожатиями.
– А всех четверых. Четвёртого тараном, когда уже горел. Меня и выкинуло из кабины во время удара. Повезло. Ладно, судя по шуму, кто-то из твоего экипажа там, дальше бежит, идём, нагоним.
Там действительно бежали двое – лейтенант, командир борта, и борт-стрелок. Мы их быстро нагнали, так же свистом привлекли внимание и соединились. Пока Маликов бинтовал стрелку кисть руки моим перевязочным пакетом (пулевое ранение насквозь), мы познакомились с лейтенантом Вашугиным.
Вообще молодой экипаж, ни один награды не имел. Я больше скажу, это был их первый боевой вылет. Вашугин год отработал инструктором в авиаучилище, пока не получил назначение в боевую часть. Так что я со своими двумя орденами котировался куда выше, поэтому и Вашугин сразу на главенство моё согласился.
– Значит так, лес этот небольшой, немцам недолго его прочесать и нас поймать. Вопрос другой: есть ли у них на это силы или желание? До передовой километров семнадцать, слышно, как арта работает. Поэтому задача такая: дождаться ночи в этом лесу и совершить рывок к передовой. Если повезёт, этой ночью перейдём на ту сторону. А пока идём к опушке леса, там и отдохнём, поспим, нужно сил набраться перед ночным марафоном.
Возражений не было, и мы направились дальше. Немцы из мотопатруля в лес не вошли, собрали парашютный шёлк (видимо, ценность для них, обменяют на что-то) и уехали. Ну, в принципе, да, ловить нас то ещё занятие. Скорее выставят наблюдателей у деревень и сёл и будут ловить. Да предупредят части на передовой, чтобы ожидали нас с тыла. Вполне достаточно для нашего поиска. Других мероприятий не проводили. Как я понял, просто сил не было.
Дрон я держал над собой и, используя его мощные камеры, изучал окрестности. Мы же добрались до опушки и легли отдыхать. Шёлк купола моего парашюта использовали как лежанку и одеяло. Штурман первым на часах вызвался посидеть, а я лежал и изучал, как будем ночью идти, маршрут готовился проложить. Ночью передовую на пузе переползём.
Тут я замер, приблизил картинку и мысленно выругался – без злобы, просто от чувств… Там, у ручья, лежал истощённый мужчина в рваной
