Елена Долгова - Сфера Маальфаса
Мир качнулся, земля едва не ушла из-под ног, желудок яростно взбунтовался, волшебник постоял немного, привыкая к ощущениям собственных рук, спины, ног. Лошадь мягко ткнулась в его плечо, дружески фыркнула. Фон Фирхоф поймал повод. Куда теперь? Людвиг печально усмехнулся. Кто бы мог подумать? Тассельгорн изменил императору. По барону явно тоскуют плаха и «меч правосудия», но судебная колесница Империи неповоротлива. Десять дней пути в столицу. Столько же обратно, если, конечно, удастся мгновенно убедить Гагена в правоте своих подозрений. За это время случится многое – и Мастер получит то, чего так жаждет остатком людского честолюбия на дне своей давно нечеловеческой души.
Людвиг собрался было осторожно сесть в седло, но чуть не упал, потеряв равновесие. Под ноги попал забытый сверток, грубая ткань наполовину развернулась, открыв тяжелый угольно-черный шар величиной с детскую голову. Сфера Маальфаса, страх и вожделение Справедливого… Как это похоже на Гагена! Посылать людей на смерть, чтобы отыскать способ возродить талисман. И запретить пользоваться талисманом строго-настрого, потому что это грех перед Богом. Людвиг тихо восхитился логикой императора. А ведь самое поразительное – Тассельгорн умудрился-таки склонить к измене отряд стражи фробургской миссии и даже нескольких баронов Империи. Это страх, понял фон Фирхоф. Эти люди знают больше всех. Они узнали, что с востока грозит не обычный набег – смерть стоит на пороге Церена. Они ничего не знают про Мастера. Они ничего не знают про последнее средство – Сферу. Они просто хотят жить, жить – и сохранить свои владения.
Магус задумался на минуту. Потом поднял шар, тщательно обернул тканью, положил в седельную сумку, легко и свободно вскочил в седло. Времени на размышления не оставалось – пришла пора действовать.
Когда стрелок из охранного десятка передал Дайгалу, что у ворот вновь объявился милосердно отпущенный «денунциант», альвис, уже исчерпавший за три последних дня способность удивляться, только кивнул. Людвига провели внутрь, но не в дом – без церемоний втолкнули в караульное помещение. Дайгал сам спустился вниз по крутой лестнице. Все это время у горла незваного гостя держали острое лезвие – виной тому был запоздало разнесшийся слух о сверхъестественных способностях Фирхофа. Альвис не показался Людвигу разгневанным, скорее усталым и озабоченным.
– Что тебе нужно, ищейка? Смерти хочешь?
– Помощи.
– Ты пришел не туда.
– Больше некуда.
– Я знаю, что каждое твое слово ложь, а то, что не ложь, все равно обман. Ну ладно, выкладывай.
Дайгал, как ни странно, почти не удивился, выслушав подробный рассказ инквизитора. Он лишь нахмурился и кивнул.
– Этого можно было ожидать. Бароны охотно продают души дьяволу. Чего ты хочешь от меня, предатель?
Людвиг объяснил.
– Пустить в ход Сферу? Ты свихнулся, доблестный. Во-первых, я не колдун. Во-вторых, я тебе не доверяю. В третьих, а какое мне дело до Империи?
Людвиг почувствовал, как гулко застучало его сердце. От того, что будет сейчас сказано, зависит все. Он слишком много спорил в последние дни, слишком много доводов и слов о целесообразности, упавших мертвыми листьями на вчерашние, ныне уже бессмысленные планы. И он заговорил – не о долге и благе Империи – о задыхающемся в дыму Оводце, пылающих яблонях, о мертвой девочке, которую он, маг, вынес из огня, бросив в грязь волшебную книгу. Дайгал слушал. При упоминании об убитом ребенке у него остановился взгляд, но это длилось не более мгновения. Людвиг рассказал о своем страхе и сомнениях, о запрете Императора, который решился нарушить. Дайгал молчал. Тогда Людвиг сознался в том, что было его собственным, тайным, спрятанным в сокровенной глубине души ужасом. Использование запретной магии навсегда, бесповоротно отнимет у белого мага Фирхофа волшебный дар. Дайгал пожал плечами.
– Это все? Я знаю, ты остер на язык. Ты надеешься убедить меня этим?
– А чего хочешь ты? Получить возмещение прошлых обид?
– Не кощунствуй, «небесная собака». Ты называешь обидой смерть тысяч людей, среди которых были невинные, были просто мои друзья.
– Я не убивал их. Мне не по силам вернуть их. Я могу только просить прощения за то, что совершили другие. Хочешь, чтобы я встал перед тобой, альвисом, на колени? Я встану, если это поможет…
– Я вижу, тебе плевать на унижения.
– Да просто спасение Церена, знаете ли, перевешивает.
– Мне дела нет до трижды проклятого Церена. Я – альвис.
– Ты человек. Ты интуитивно предпочитаешь злу добро. Ну просто сделай доброе дело – не для Церена, для себя.
Дайгал едва не расхохотался.
– Ты сумасшедший. После всего – кто бы поверил, что стремление к добру – отличительный признак человека?
В дверях появился женский силуэт. Нора приблизилась неслышными шагами.
– Я верю ему.
– Ты доверчива. Сегодня он стоит на коленях, завтра без колебаний отправит тебя на пытки, лишь бы цель оправдывала средства. Правда, денунциант, отправишь?
– Нет. Раньше – может быть. Теперь уже не смог бы.
– Ты только послушай это, Нора. Он хитер и как шпион, и как инквизитор – помесь лисицы и собаки.
– Дайгал, я знаю, что моя вера абсурдна. Но я – я верю ему.
Альвис задумался. Шли минуты. Людвиг терпеливо ждал приговора.
– Ладно. Я все равно не доверяю псам. Но я помогу тебе, инквизитор. Знаешь почему? У меня когда-то была сестра. Когда девочка умирала, никто не вынес ее из огня…
Тайная экспедиция отбыла из бурга Виттенштайн через день, оставив пришедшего в совершенное отчаяние Тильверта командовать гарнизоном. Дайгал предложил Фирхофу помощь брата и свою, но огорченный Людвиг стоял на своем – хотя бы одним из трех должна быть женщина, иначе Сфера совершенно бесполезна. Дайгал, обсуждая подробности с бывшим инквизитором, не стеснялся в выражениях, но был принужден уступить. Баронесса наотрез отказалась послать вместо себя ни в чем не повинную служанку, и маленький отряд состоял теперь из трех человек: Норы, Дайгала и самого Людвига.
Всего на один день раньше в сторону восточных гор отправился другой отряд – под предводительством ничего не подозревающего Тассельгорна. Рядом с бароном, держась с ним стремя в стремя, неотвязно следовал закутанный в плотный дорожный плащ человек без имени.
Ночи позднего лета в восточных горах прохладны. Млечный Путь алмазной аркой подпирает небо. На дальних подступах к хребту Эстенмауэр путника окружают пологие холмы, покрытые густым лесом. Но стоит проехать еще немного на восток – и холмы сменяются горами, которые лишь местами поросли травой. Чем дальше на восток, тем выше скалы, больше камня и меньше растительности. Над каменными хребтами царит самый высокий – покрытый вечным снегом Эстенмауэр. В горы, к самому перевалу, причудливо извиваясь по уступам скал, уходит дорога. Считается, что за перевалом кончаются земли Империи, но на деле уже близ лесистых холмов редко встретишь человеческое жилье, в Империи достаточно земли, а эти места слишком опасны. Горной дорогой охотно пользуются покидающие Империю беглецы, торговые обозы в укромных местах поджидают бродячие бандиты, а с востока, из вольных варварских городов, проникают в Империю разнообразные подозрительные бродяги. Неудивительно, что мирные подданные Гагена избегают этих мест. Перевал Эстенмауэр – неплохое место для крепости, запирающей путь в Империю. С одной стороны тропы почти отвесно уходит ввысь сплошная стена камня, с другой – опасно зияет обрыв. На дне ущелья глухо шумит ручей. Но теснота дороги и твердая горная порода не позволяют расчистить место для настоящей цитадели, лишь на высшей точке перевала однообразие скальной стены нарушает выступ. На площадке, образованной гигантским валуном, нависающим над тропой, устроен пост имперской стражи – толстые стены из дикого камня, узкие бойницы, высеченная в скале лестница соединяет миниатюрную цитадель с тропой. Рядом огромная вязанка хвороста, высоко поднятая на шестах – ее полагается поджечь в момент опасности, ночью. Огонь на перевале виден издалека. Пост охраняют двое солдат и сержант, они сменяются, коротая свободное время в ближней крепости, выстроенной в предгорьях.
В одну из августовских звездных ночей с востока к насквозь продуваемому ветрами перевалу шли вереницей лошади. Низкорослые, длинногривые, не похожие на рослых коней Империи, они несли всадников, которые перекликались между собой на неизвестном языке. Всадников было ровно три сотни – большой отряд для этих безлюдных мест. Двигались осторожно.
Неподалеку от высшей точки перевала отряд остановился на короткое время. Трое воинов, оставив лошадей, скользнули в сторону и растворились в темноте. Вскоре со стороны двери поста, благоразумно обращенной в западную сторону, раздался вой собаки. Вой длился и длился, то передразнивая свист ветра, плач отчаяния и стоны неупокоенных душ, то сменяясь обычным отрывистым тявканьем. Наконец со стороны поста донесся недовольный голос:
