Уильям Форсчен - Реванш императора
Глаза Наполеона сияли. Он остановил коня у выстроенного в каре полка, приблизился к полковому знамени, протянул руку и коснулся трехцветного полотнища, пробитого пулями и испещренного ржавыми пятнами крови.
— Я помню вас, славные воины Тридцать первого полка! — закричал он, возвысив голос и приподнявшись на стременах.
Ярослав присмотрелся к солдатам-пехотинцам. Почти все лица несли на себе расплывчатую печать незавершенности, но по мере того как Наполеон скользил взором по рядам, все больше и больше лиц обретало нормальные черты. Как будто машина Древних Странников по-прежнему держала контакт с мозгом императора и продолжала наносить дополнительные мазки на общую панораму в соответствии с его оживающими воспоминаниями.
— Вы добывали мне победу на полях десятков сражений, и я уверен, что сегодня вы добудете ее снова!
Он поднес к губам край знамени и поцеловал. Солдаты пришли в неистовство. Их дружное «ура» на миг перекрыло звуки канонады. А Наполеон уже направил коня к следующему каре. Здесь церемония с целованием знамени повторилась, но речь свою император построил немножко по-другому:
— Солдаты славного Двадцать восьмого пехотного! Вы были со мной под Аустерлицем! Вы были среди первых, кто прорвал фронт неприятеля. Сегодня вы можете добавить новую легенду к истории своего полка и в очередной раз увенчать себя бессмертной славой!
И в этом полку люди буквально с ума сходили от восторга, а несколько человек, сломав строй, выбежали из рядов и бросились к императору, обуреваемые единым желанием прикоснуться к своему кумиру, а если не к нему самому, то хотя бы к стремени его лошади или заляпанному грязью сапогу.
Наполеон смотрел на этих людей со странным выражением лица, и Ярослав готов был поклясться, что видел слезы на его глазах, когда он целовал знамя.
За их спиной вдруг послышались истошные вопли и стоны. Историк непроизвольно оглянулся и похолодел. Как раз напротив того места, где они только что стояли, в строй врезалось вражеское ядро крупного калибра. Оно пропахало кровавую борозду в людской массе, убив и ранив сразу несколько десятков бойцов, но Наполеон даже не обернулся на крики раненых.
У Ярослава закружилась голова. Он уже плохо понимал, что происходит наяву, а что существует только в его воспаленном воображении. Услужливая логика подсказывала, что этот кошмар не может быть реальностью. Настоящая битва при Ватерлоо состоялась давным-давно, на ныне мертвой планете, некогда бывшей прародиной человечества.
И все же он ехал бок о бок с живой легендой и своими ушами слышал громогласные приветствия, которыми солдаты встречали своего императора. Зрение и слух говорили ему о реальности происходящего. Он никак не мог разобраться в этом противоречии, порождавшем массу вопросов, на которые он не знал ответа. Если это — игра, то для чего она? Можно ли считать иллюзией кровь и оторванные конечности убитых на его глазах солдат? Может ли он сам погибнуть в этом безумном столпотворении? Еще одно вражеское ядро пронеслось мимо, обдав его щеку воздушной волной. У него как-то сразу пропало желание узнать ответ на последний вопрос ценой собственной шкуры. А тут еще в голову пришла шальная мысль, что машина может запросто залезть в его мозг. Интересно, что будет, если он сейчас мысленно пожелает умереть? Он содрогнулся и поспешил отогнать от себя любые думы о смерти и обо всем, что с ней связано. И все-таки ему не давал покоя вопрос, для чего машина устроила этот спектакль. Быть может, она сошла с ума как другие машины в этом странном мире? Быть может, весь мир сошел с ума, и все, что он видит, лишь слабый отголосок этого всеобъемлющего безумия?
— Держу пари, вы думаете, какого дьявола все это значит? — проницательно взглянув на ученого, сказал император.
— Можно сказать и так. — Ярослав был вынужден повысить голос, чтобы перекричать канонаду.
Наполеон задержался на мгновение и глубоко втянул ноздрями воздух. Над полем стоял стойкий запах давно протухших яиц, но он вдыхал его с таким удовольствием, словно это был изысканнейший аромат лучших парижских духов.
— Посмотрите! — внезапно воскликнул он, делая широкий жест рукой. — Таким был мой мир. Я не знаю, за какие заслуги «Веллингтон» сделал мне этот роскошный подарок, но, клянусь Богом, я устрою ему такую драку, что он до конца, дней своих ее не забудет!
Наполеон вновь обернулся к Ярославу, на лице которого играла ироническая улыбка. Старый циник не мог упустить подходящего случая:
— Вы уверены, что вам действительно хочется снова пережить горечь поражения?
Гримаса боли и гнева перекосила на миг черты лица императора. Он перегнулся в седле и наклонился к уху Ярослава.
— Но мы же оба знаем, что все это не по-настоящему, — прошептал он.
Улыбка вновь заиграла на губах Наполеона. Он ненадолго задумался, а потом продолжал:
— С другой стороны, кто может судить, что есть реальность и что есть иллюзия? Что касается меня, то я предпочитаю оставить подобные вопросы на рассмотрение философов. Вроде вас.
Ярослав бросил взгляд мимо Наполеона на пехотную дивизию, построенную в наступательном порядке. Развевались на ветру знамена, сверкали на солнце примкнутые штыки, свистели пролетавшие над рядами солдат неприятельские ядра. Зрелище было великолепным и настолько завораживающим, что он с трудом заставлял себя сохранять трезвый взгляд и не поддаваться нараставшему азарту.
— Вы сражаетесь против машины, — медленно произнес Ярослав, как бы рассуждая вслух в попытке упорядочить свое понимание происходящего. — Она обладает способностью просчитать до мелочей любой возможный вариант, предусмотреть ответ на любой ваш ход. Ее электронный мозг в мгновение ока может оценить шансы сторон с точностью до двенадцатого знака после запятой. Вы отдаете себе отчет, что победить ее очень трудно, практически невозможно?
На губах императора мелькнула снисходительная усмешка.
— Все это мне известно, друг мой, но эти солдаты, — указал он на готовившийся к наступлению корпус д'Эрлона, — далеко не те шахматные фигурки, которыми мы играли с «Веллингтоном» на балконе. В настоящем сражении мало обычного расчета и формальной логики. Здесь побеждает тот, кто первым почувствует, что настал момент для решающего удара. Можно называть это интуицией или вдохновением, суть не в этом. Просто я хочу, чтобы вы поняли одно: в таких играх руководствуются высшей логикой, которая недоступна ни одной машине. Смею вас уверить, что на этот раз «Веллингтону» будет противостоять не дилетант, впервые севший за доску, а настоящий гроссмейстер. И я заставлю «железного герцога» признать поражение!
Упавшее в нескольких шагах от них ядро окатило их мокрым душем из жидкой грязи.
— По-моему, «Веллингтон» нарочно целит именно в меня, — обиженно проворчал император. — Вы не находите, что такое поведение просто неспортивно с его стороны? — Он тронул коня и легкой рысью направился дальше; Ярослав и гусар-поводырь последовали за ним.
— А вам не кажется, сир, — заметил историк, стараясь одновременно удержаться в седле и продолжать начатый разговор, — что все ваши замыслы тут же становятся известны противнику? Ведь машина Древних с легкостью может читать наши мысли.
— Джентльмен никогда так не поступит, — убежденно сказал Наполеон — А «Веллингтон», что ни говори, прежде всего самый что ни на есть настоящий английский джентльмен. Вдобавок сами посудите, зачем ему это делать? Тогда игра потеряет всякий интерес. Какой смысл играть, наперёд зная ходы соперника? Это ведь то же самое, что играть с самим собой. Нет, друг мой, раз уж «герцог» превратил иллюзию в реальность ради собственной прихоти, ему ничего не остается, кроме как действовать по законам этой реальности.
Он покосился на спутника с лукавой усмешкой.
— Честно говоря, я думаю, он все это затеял исключительно от скуки. Он обладает властью и могуществом, с помощью которых способен сотворить или уничтожить Вселенную. — Император драматическим жестом простер вверх руку; Ярослав автоматически поднял голову и только тогда вспомнил, где, собственно, они находятся. — За миллионы лет ему, должно быть, смертельно надоела эта Сфера и все, что с ней связано. Ему захотелось чего-то новенького, неожиданного, непредсказуемого. И он выбрал меня. Что ж, постараюсь оправдать его ожидания. Он умолк, пристально глядя на ученого и словно взвешивая, стоит ли продолжать.
— Когда же я одержу победу, вы сами составите договор о капитуляции, в который можете включить любые требования, в том числе те приборы или механизмы, за которыми вы сюда пожаловали. Надеюсь, таким образом я смогу хоть немного отблагодарить всех вас за тот подарок, что вы мне сделали, вернув к настоящей жизни.
Вражеское ядро врезалось в самый центр полкового каре. Сразу несколько солдат свалились замертво. Наполеон едва удостоил взглядом кучу окровавленных тел.
