Иар Эльтеррус - Лучшее место на Земле
– Ногу дай. И не шипи, тоже мне, нытик.
Скрипач с минуту молчал, а затем произнес:
– Ит… ведь я же… тебя изнасиловал… ты забыл?
– Это не имеет значения. Я тебя не отпущу. Могу еще раз повторить – не отпущу. Я тебе это уже говорил. Причем давным-давно.
– Когда?..
– У-у-у… Еще на секторальной станции, когда кто-то валялся точно так же, изображая умирающего лебедя. Слова красивые говорил… прощения просил. Помнишь? Что ты творишь, а? Сначала сделает очередную дурость, а потом – как сейчас. Прекращай эти игры во вселенское раскаяние. Ты меня, ей-богу, достал.
– А если я тебе скажу… что мне… понравилось то… что я сделал? – В голосе Скрипача, несмотря на слабость, зазвучал вызов. – Понравилось… понимаешь? Мне понравилось… тебя насиловать… и сейчас ты… по сути дела… спасаешь преступника…
Ит усмехнулся. Поднял руку, прижал ладонь к виску Скрипача, снова сбрасывая энергию. Сорок процентов? Ну и черт с ней, с ложной скромностью. Надо будет – и на тридцати сам вытянет. И на двадцати, если совсем уж припрет.
– Ну хватит, хватит, – тихо сказал он. Машину снова тряхнуло, Скрипач беззвучно вскрикнул. – Родной, ты совсем заврался. Знаешь, я потом долго думал, анализировал это все… – Ит сел чуть повыше, успокаивающе погладил Скрипача по голове. – А ну-ка, расскажи, как ты сумел меня изнасиловать в наглухо застегнутых штанах?
– Как ты… понял?..
– Предположим, тогда я ничего не понял. Но потом очень долго смотрел… прогонял по секундам… и догадался. Что это было на самом деле?
И тут Скрипач заплакал. Еле слышно, как-то по-детски всхлипывая, прижавшись виском к ладони Ита, он все плакал и плакал, и никак не мог остановиться.
– Ну? – спросил Ит.
– Тубус… алюминиевый… из-под витаминок… со всей дури… в копчик… чтобы больно стало… я же не мог… вот так… как бы я смог… – Ит чувствовал, что его ладонь стремительно намокает от слез. – У тебя тогда… такая каша… была в голове… чтобы ты знал… просто знал… тебя в том состоянии… изнасиловать было в принципе… невозможно… ни у кого бы не получилось, поверь… даже у тех, кто… в отличие от меня… умеет это делать…
– А кровь откуда была? – Ит уже знал ответ, но ему просто очень хотелось его услышать.
– Молнией… случайно ногу… тебе ободрал… Там кожа тонкая… Я же просто… просто напугать тебя хотел… с любым результатом… пусть бы ты даже меня застрелил… если я чего и хотел… так этого… извини меня… пожалуйста… если сможешь… а потом… как-то не до того стало… приступы эти, киста… и отработка… и…
– Тшшш, тихо, все в порядке, – пробормотал Ит. – Каша была еще та, ты прав… Но, знаешь, ощущение было сильное, – добавил он.
– Так я его того… ногой придерживал… коленкой… – Скрипач снова всхлипнул. – Потому что второй рукой… ох… тебя за волосы… потому что… ооооой… – неожиданно выдохнул он.
– Что такое? – всполошился Ит.
– Больно… слева… и что… ой… что… это…
– Спокойно. Рыжий, да тихо ты! Кажется, легкое расправилось.
Ит надел стетоскоп и принялся слушать. Да, все верно. Слава богу… Он вытащил из коробки шприц-тюбик с промедолом.
– Слушай… это не про нас говорили… что оно… не тонет?.. – Скрипач все еще всхлипывал, но дышал уже ровнее.
– Про нас, – согласился Ит. – Особенно про тебя, несостоявшийся насильник и многоразовый самоубийца. Я тебе тоже кое-что хотел сказать.
– Что?..
– То, что со мной получилось… я ведь про это тоже думал. – Ит свободной рукой повесил стетоскоп обратно на шею. – И нашел ответ. Еще когда мы были в Домодедове, когда умер тот Сэфес… собственно, благодаря ему, наверное, и понял.
– Что понял?
– Говорить нормально я тогда не мог, у меня, по всей видимости, уже стал развиваться приступ. Общаться человеку, у которого гипоксия и мышечный спазм, довольно сложно, – спокойно начал объяснять Ит. – Но все же я хотел тебе сказать… то, что уже говорил… и тело само выбрало единственный доступный ему в тот момент способ. Мы все в некотором смысле жертвы стереотипов, и мое подсознание исключением не стало. Я где-то встречал мнение, что секс – это средство коммуникации. Видимо, это… она и была.
– Хороша… коммуникация… Я тогда руку держал… и щупал сбоку, слева, где ребра… черт, у тебя так сердце колотилось… что я испугался… лежу, говорю… а сам от страха чуть не сдох… потом вроде… потише стало… а потом как даст!.. про коммуникацию… как-то не думал… только про то, что… это, может… как-то успокоит… раз уж так… получилось почему-то… я ведь даже не дотрагивался… в мыслях не было…
Ит засмеялся.
– Ну, в этом ты не ошибся, – подтвердил он. – Не успокоило, но почему-то дало парадоксальную реакцию – в голове появилась связная мысль вместо груды опилок.
– Какая?..
– Что я наделал… – Ит разом посерьезнел. – И что с нами теперь будет.
– Наделал – я, – упрямо сказал Скрипач. – Не ты… ты просто… просто любил Фэба, а я… наверное… ревновал… немного… и сам того не понял… потому что тоже его… любил… но тебя все-таки больше… Зато мы с тобой… теперь знаем, какая… это гадость…
– Что – гадость? – с недоумением спросил Ит.
– Ссора… на поминках…
Лежащая рядом рация вдруг зашипела.
– Прием. – Ит нажал кнопку.
– Вы там как? – спросил Коля. – Живые?
– Живые, – подтвердил Ит. – Когда остановка?
– Подожди, инфа пришла. Нам навстречу выслали вертушку, они через час сядут на дамбу и заберут вас. Сказали, добросят до Ялты, дозаправятся, потом в Симфер, а оттуда на самолете в Москву. Так что передай рыжему, что не надо будет долго мучиться, часов шесть от силы терпеть осталось.
– Спасибо, Коль. – Ит улыбнулся черной коробочке РП-17. – До связи.
– До связи.
– Все будет хорошо, – прошептал он. Скрипач вздохнул. – Вот увидишь. Все будет хорошо, я тебе клянусь. Поспи часок. Сможешь?
– Не знаю… попробую… только ты не сбрасывай больше, ладно?
– Почему?
– Потому что я… и в самом деле… хотел… я виноват… страшно перед тобой… виноват… – Скрипач явно устал, но еще как-то держался. – Я на самом деле хотел… чтобы ты… меня… чтобы ты… выстрелил… заслужил… потому что…
– Спи, – приказал Ит. – Поверь, оно того не стоит…
– Да подожди ты… я все равно… до сих пор виноват… за эту идею… пусть даже так, понарошку… но все равно… я же потом специально искал… момента… чтобы меня… подставиться… хотел… так тебя… унизил… вот сейчас… и получилось… почти…
– Ну и дурак. Рыжий, если бы ты этого не сделал, я бы сдох, – серьезно сказал Ит. – И сдох бы страшно. С сознанием того, что ты, единственный на свете родной человек, меня предал… С ложью, которую сам себе придумал. Знаешь, то, что мы сейчас тут с тобой вот так замечательно едем… оно, наверное, стоит тубуса из-под витаминок, как ты считаешь? Да и виноваты мы оба. Одинаково. Поверь, одинаково. Я виноват перед тобой ничуть не меньше, чем ты передо мной.
Скрипач вздохнул. Уже гораздо легче, чем дышал час назад.
– Ит, если это все кончится хорошо… пообещай мне… одну вещь, – попросил он.
– Какую? – спросил Ит.
– Что я всегда буду спать рядом, как привык. Я… я не могу… не слышать… – Скрипач снова всхлипнул. – Я двести лет… молчал… но я правда не могу не слышать… господи, какая белиберда…
– Что именно? – удивился Ит.
– Как ты дышишь… Когда он умер… я… я обиделся… что ты там… а я… в этой тишине… как во второй смерти…
Ит закрыл глаза. Под веками стало горячо, словно туда налили раскаленного олова. Олово это превращалась в слезы, столь же горячие, которые беззвучно бежали из глаз, стекали на подбородок, капали на майку. Лицо стало мокрым, глаза защипало, но поднять руку, чтобы их вытереть, в эту минуту показалось ему кощунством.
– Хорошо, родной, – прошептал он. – Договорились.
* * *Самым нелепым оказалось то, что их в результате… потеряли.
В Симферополе в самолет вместе с ними сел врач из местных, и этот врач, собственно, и устроил глупость, которая получилась в итоге. Он постоянно бегал к пилотам и требовал, чтобы связались с диспетчерской и вызвали «Скорую» – Скрипачу действительно было плохо. Несмотря на то, что легкое расправилось, он почти не мог дышать без кислорода, видимо, просто потому, что страшно устал, – а еще надо было как-то добраться до места, а потом перенести операцию… В общем, «Скорая», которая должна была приехать за ними, опоздала, а первой приехала та, которую вызвал диспетчер, – с какой-то другой подстанции.
Дальнейшие трое суток, пока Скрипача сначала оперировали, потом держали в реанимации, а потом, не глядя, сунули в палату на шестнадцать человек, для Ита слились в бесконечный, наполненный беспрерывным стрессом мутный временной отрезок. Он едва держался на ногах, соображал с трудом. Единственное, что его волновало, – это то, как себя чувствует Скрипач. Больше ничего. О сне или еде речи вообще не было. А Скрипачу было все еще плохо, невзирая на утверждение дежурного врача, что он уже вне опасности. Шов болел, температура держалась около тридцати девяти и все никак не падала, глотать, кашлять, сидеть тоже было больно, а обезболивающее делали почему-то только на ночь, хотя Ит с самого утра просил, чтобы сделали.
