Ярослав Коваль - Тропа смерти
— Она уже поднялась?
— Госпожа Солор ранняя птица. Она поднимается поздно лишь в те дни, когда у неё не предвидится вообще никакой работы.
— Но не тогда, когда у меня гостят родственники, — произнесла Аштия, появляясь на верху лестницы. — Доброе утро, Серт. Поднимайся. Проходи в кабинет.
— Надеюсь, ты не на меня намекнула?
— Нет, конечно. Я говорила о родственниках, которых не выбирают. О родственниках по крови. Присаживайся. Вот здесь, возле стола. Ты завтракал? Могу приказать подать.
— Нет, спасибо. Сыт.
— Тогда давай обсудим перспективы твоей дальнейшей карьеры. Как понимаю, карьера военного тебя вполне устраивает?
— Да меня и работа телохранителя устраивала.
Аштия взглянула на меня с улыбкой.
— Вот уж не думаю. Возиться с капризной бабёнкой — кому из мужчин понравится?
— Может, тому, кто в неё влюбится?
— Не намекаешь ли ты?..
— Избави боже! У меня всё в порядке в семейной жизни.
— Ну и хорошо. Деньги твоей жене выплачивали аккуратно? Вот и замечательно… Как смотришь на то, чтоб возглавить пехотное подразделение обхода? Эти войска предназначены для разных операций, но, как правило, им поручается проводить рейды по тылам противника, вести разведку, брать потайные ходы из замков и городов и так далее? Твоя необычность и нестандартный взгляд на ситуацию там могут быть чрезвычайно полезны. Что скажешь?
— А я решил, что моя судьба — шестая пехотная группа.
— Ну, на шестую группу я всегда найду офицера. А тебя надо использовать рационально. Разумеется, понимаю, что сразу ты ответить не можешь, тебе нужно ознакомиться с вопросом. Вот там, в соседней комнате, устраивайся в кресле. Вот вода… Вот бумаги. Изучай. Ты ведь читаешь по-нашему?
— Только если написано разборчиво.
— Там написано разборчиво. Если что-нибудь понадобится, можешь обратиться к кому-нибудь из слуг. Если будут вопросы, спрашивай. Я буду здесь сидеть, разбирать бумаги. Одних счетов за время моего отсутствия набралось столько, что полдня подписывать придётся. И не только счетов.
— Конечно. — Я принял из её рук толстенную папку и устроился в соседней комнате в уютнейшем кресле, рядом с графином воды и печеньем в вазочке. Шрифт оказался не просто разборчивым — чётким. Видимо, бумаги были не написаны, а отпечатаны. Я проползал по строкам взглядом почти так же бегло, как у себя на родине читал по-английски. Даже, пожалуй, увереннее. И с каждой страницей становилось только легче.
Некоторое время тишину нарушал лишь шорох бумаг у меня и в комнате по соседству, сдержанный шум просыпающегося большого дома да щебет птиц и шелест крон за окном. Счастье, что окно выходило в сад, а не на улицу, иначе спектр слышимого был бы намного богаче.
Потом по полу надменно простучали женские каблучки. «Кариншия?» — подумал я. Супругу Аштии я после возвращения ещё ни разу не видел.
— Ты, наконец, соизволишь уделить мне немного внимания? — осведомился незнакомый мне женский голос, неприятный, потому что очень раздражённый, явно склоняющийся к разведению тут классического яркого скандала.
Зашуршали бумаги, должно быть, аккуратно складываемые в стопку.
— А ты имеешь сказать мне что-нибудь очень важное? — лениво осведомилась Аштия. — Настолько важное, что оно значит больше, чем первоочередные дела графства?
В ответ — презрительное фырканье.
— Тебе не кажется, что быть со мной хотя бы вежливой — твой долг?
— Мой долг обилен и разнообразен. И перед страной, и перед семьёй…
— Последний месяц долг перед семьёй за тебя исполняла я!
— Я вижу, как ты его исполняла. — Буквально воочию представилось мне, как Аштия с издевательской улыбкой обводит рукой внушительную гору бумаг, среди которых первоочередного рассмотрения требуют все.
— Имеешь наглость упрекать меня в том, что я как-то не так, на твой вкус, выполняла твои же обязанности?!
— Я разве тебя об этом просила? За что же мне чувствовать себя обязанной? Знаю прекрасно — ты не прочь была бы и дальше эти обязанности выполнять. На свой вкус. Раз прилетела в мой дом, стоило только разнестись известию о моём исчезновении.
— Я справилась бы с графством лучше, чем справляешься ты!
Аштия сдержанно рассмеялась.
— Ну, прости, что я выжила. Понимаю, каким это было для тебя ударом. Ничего не поделаешь — я жива и здорова. И в ближайшее время умирать не собираюсь.
Короткая пауза, в продолжение которой я опустил папку и лист, который читал, и вытянул шею, прислушиваясь к малейшим звукам в соседней комнате. У меня возникло смутное ощущение опасности. Интересно, придётся ли мне вмешиваться в «милую» беседу посредством примитивной мужской силы?
— Ты, думаю, проживёшь не настолько долгую жизнь, чтоб окончательно загубить графство, — прошипела незнакомка. — Но после твоей смерти всё достанется мне и моим сыновьям. Мне остаётся лишь набраться терпения.
— Кстати, очень хорошо, что ты сама подняла этот вопрос, — со спокойствием, которому хотелось аплодировать, и столь же безупречной вежливостью произнесла Аштия. — Собиралась сообщить об этом позднее, но пусть будет сейчас. Хочу пригласить тебя на свою свадьбу. Разумеется, с супругом и детьми. Свадьба через месяц. Надеюсь, на этот раз ты почтишь вниманием моё бракосочетание?
На этот раз молчание получилось ещё более долгим и напряжённым.
— И кто же, позволь узнать, этот несчастный?
— Думаю, ты о нём слышала. Раджеф Акшанта из Перви. Старший офицер императорской гвардии.
— Как я понимаю, положение с женихами у тебя настолько нерадостное, — голос незнакомки звучал презрительно, — что ты уже готова купить себе мужа? Неужели денег не хватило хоть на захудалого аристократа? Или даже золото теряет цену, если идёт в придачу к твоим сомнительным прелестям?
Мне почему-то показалось, что Аштия насмешливо улыбается. Чуть позже, услышав её голос, я уверился, что был прав.
— Продолжай, продолжай. Мне очень интересен ход твоей мысли.
— Ты хотела меня обескуражить? Не надейся. Едва ли твой муж прельстился твоей отсутствующей красотой, так что наследника ты ему и себе не подаришь. Ты слишком стара, чтоб смочь родить здорового ребёнка. Рано или поздно графство будет принадлежать мне. А ты, я надеюсь, глаз от земли оторвать не сможешь, что с тобой мужчина живёт лишь ради твоих… нет, наших богатств!
— А теперь вспомни, моя драгоценная, сумму своего приданого, которое помогло твоему супругу подзабыть о твоей преждевременной беременности. Интересно, долго ли он станет терпеть тебя в своём доме, если я заберу у него всё твоё приданое?
Отложив папку, я осторожно встал с места. Ощущение, что момент смертоубийства близок, стало отчётливей.
— Мой муж ценит меня не за золото! Тебе же никогда не узнать, что такое любовь!
— Проверим? На спор?
— Ты не посмеешь отобрать моё приданое! Не сможешь!
— Смогу. Я — глава Дома. Но если ты будешь паинькой и сейчас, развернувшись ко мне своей великолепной спиной, выметешься из кабинета — так и быть, не стану. И мой тебе совет — впредь не выставляй наши дивные семейные отношения на суд общественности. Серт, — ты ведь не станешь распространяться на тему услышанного?
Я выступил из-за двери и ответил ворчливо:
— Нет уж. Предпочту наслаждаться памятью об этом в гордом одиночестве.
Дама, уставившаяся на меня белым от ярости взглядом, была бы, пожалуй, даже привлекательной, если б сейчас её лицо не было искажено до такой степени. Да, некоторое сходство между нею и Аштией прослеживалось, а вот в том, как они держались, была огромная разница. Аштию и теперь не оставила выдержка, она смотрела на родственницу с надменной усмешкой, от чего та, кажется, бесилась ещё больше.
Развернувшись на каблуках, дама весьма поспешно покинула кабинет хозяйки дома. Аштия проводила её задумчивым взглядом. Потом посмотрела на меня.
— Прости, не думала, что ты станешь очевидцем одной из этих милых семейных ссор. Это моя сестра Нега. И она меня чрезвычайно не любит, как ты мог видеть.
— Да уж…
— Её ярость можно понять. Таковая проистекает из разочарования. Стоило Неге узнать, что я пропала без вести, как сестра мигом примчалась ко мне в дом, попыталась разобраться в бумагах, имеющих отношение к графству. До документов Генштаба её, разумеется, не допустили, иначе б она и там порылась. А тут такой афронт — старшая сестра жива, вступление в наследство откладывается. Ещё и новости о моём браке… А Нега никогда не отличалась сколько-нибудь значительной выдержкой.
— Печально.
— Наоборот! Я всегда доподлинно знаю, что у неё на уме. Это хорошо и очень удобно.
