Мичман Империи. Часть вторая - Александр Четвертнов
— Зигмунд Фергюсон, Зиф, мастер допросов, штурмовик, пятьдесят шесть пунктов, — так и знал, что Левый иностранец, хотя говорит без акцента.
— Ёрш Михайлов, имя и есть позывной, наш механик и пилот, боец поддержки, индекс сорок пунктов.
— Геннадий Малехов, Коммандор, командир нашей группы стирателей, шестьдесят пять пунктов, — признаться меня впечатлило. И с этим человеком мне хотелось тягаться? Его собирался арестовать? Хотя мне хватило бы и водителя.
От нервного смешка удержал только невозмутимый вид Могуты. Полковник смотрел на пленного с равнодушием чёрной дыры. Неужели его нисколько не заботит уровень чужой силы?
— Сколько операций провели? Как давно действуете?
— Вместе уже двенадцать лет, — Правый отвёл взгляд в сторону. — Каждый крупный розыгрыш работал на схему. — Он снова глянул на Могуту и извиняющимся тоном добавил: — но не всегда оканчивалось трупами, чаще просто изымали билет, такое, как сейчас у нас впервые.
— Гражданские в клинике есть? — спросил Могута.
— Нет, — покачал головой Мефодий, — только люди князя, даже врачей он привёз родовых.
Могута достал из кармана небольшой гаджет, нажал кнопку с боку. Тут же появилась голограмма скрещенных щита и меча.
— Боярин Могутов, — зазвучал ровный голос полковника, — Именем Императора объявляю во всегалактический розыск князя Сладкобаева за нарушение законов Империи, всех участников преступного сговора брать живыми или мёртвыми.
— ББоярин, — глаза Мефодия расширились и он захрипел, — ты оббещал, пощади.
— Моё слово, слово Императора, — Могута пронзил пленника взглядом, хотя, какой он пленник, ему даже руки не связали и блокиратор не вкололи. — Оно будет исполнено.
— Ваше Высокоблагородие, подлетаем, — вмешался в допрос Пруха. — две минуты, но там какое-то не здоровое шевеление.
— Приземляйся сразу после удара, — Могута закрыл глаза и откинулся на спинку сидения. — Туров, держитесь ближе и выполняйте все приказы, а теперь командуй.
У меня на тактической схеме появился особняк. Камера с фургона вывела. Могута обозначил место посадки. Я быстро отметил где и кому занять позицию и, взяв в руки метелицу, задумался. А что за удар?
Антиграв почти вертикально пошёл вниз. Металл заскрипел от перегрузок. Нас вдавило в сидения, а Пруха восторженно закричал. Скорость, как у кометы, но даже так я краем глаза заметил, два огненных росчерка. Они пронеслись мимо фургона.
Что это, артиллерия? Не понял я, а когда дошло, то уяснил одно — жизнь уже не будет прежней.
Два огненных шара размером с грузовик!
Метеоры врезались в клинику.
Один в само здание, другой на лужайку перед. Туда, где Пруха наблюдал нездоровое шевеление.
Тряхнуло всю округу. Даже антиграв затрясся. Вспышка ослепила.
Местность изменилась.
Над клиникой мерцал огромный щит. Шар разлетелся на миллионы искр, поджигая всё вокруг, но здание осталось целым. А лужайка… Не было её больше.
Шевеления, одним словом, не наблюдалось. Только здоровенная воронка, котлован, в центре выжженного пятна, даже трупов не осталось. И что мы здесь забыли? Лично я с отделением.
Фургон затормозил на границе воронки. Мы выпали из него, как рассыпанные кнопки из коробка. Тут же присели и залегли на позициях. Фея выпустил ракету и отбросил трубу гранатомёта. Схватился за винтовку.
Оперённый снаряд вжикнул и бесславно взорвался, встретившись с силовым щитом перед зданием.
— И зачем? — спросил Бобёр по связи.
— А чего они? — откликнулся Феймахер, обозначая цели.
И действительно, а чего они?
Из здания клиники вышли четверо. Впереди, всё лицо в бинтах, шёл Малехов — бывший Фроцман. За его спиной двигались остальные члены команды.
Не торопясь они подошли к другому краю воронки и замерли одновременно с Могутой. Полковник, к слову, тоже не спешил. Вылез из фургона, словно на прогулку направлялся.
— Иди к своим, — бросил Могута себе за спину, и я, через шлем Гадела увидел Мефодия, что разлёгся за нашими спинами.
— Ты обещал пощаду! — воскликнул Правый.
— Это она и есть, — Могута даже не обернулся, лишь силой поднял пленника на ноги и толкнул вперёд. — Слово Императора всегда соблюдается.
Мефодий не ожидал такого. Споткнулся и, размахивая руками, покатился на дно воронки. Докатился, встал на ноги. Обернулся на нас и стал карабкаться вверх.
Он карабкался и оборачивался. Карабкался и оборачивался.
Долго карабкался.
И вот, он, наконец, вылез.
Меж нами сто метров где-то было, но визор показал и записал всё, что произошло в следующие секунды.
Малехов что-то спросил. Правый ответил, вскинул руки, возник щит и тут же рассыпался, а голова бывшего пленника провернулась на триста шестьдесят градусов. Тело постояло несколько мгновений и мешком осело на землю, тут же вспыхнув пламенем.
— Что мы здесь забыли?!!! — пришло по связи от Бобра, и восклицательных знаков было куда больше.
— Сам же хотел приключений, — ответил Гвоздь, выцеливая кого-то за спинами преступников.
И точно, там, прямо у крыльца клиники, в кустах, показалось шевеление. И не только там, везде по периметру появились красные отметки.
Из здания выходили, и разворачивали боевые порядки неизвестные мне бойцы.
Увеличение. Да это дружинники Сладкобаева. Хорошо ещё без доспехов. Интересно, у них какой индекс?
Дружинники зашли в остатки леса, но тактическая система выдала предполагаемый маршрут. Нас хотели охватить с флангов.
Два росчерка. Земля дрогнула, а лес по флангам прекратил существовать.
Навалилась тишина. Только огонь разгорающегося пожара потрескивал оставшимися ветками и стволами.
Поднялся лёгкий ветерок. Погнал на нас волну жара и клубы дыма. Стало душно, благо густой чад не дошёл до нас. Он растекался по невидимому куполу защиты, а потом его завертело во множество смерчей.
И снова тишина. Замерли все. Только крутились чёрные торнадо вокруг воронки, да собирались тучи на небе.
Грянул гром.
Сверкнула молния и ударила в Могуту.
Вошла ему чётко в голову и ничего.
Она словно спряталась в него, чтобы вылететь из его пальцев прямо во Фроцмана и растечься по его щиту.
Торнадо колыхнулись. Их хоботы рванули к противнику, стегнули по ним, но тут же слились в один большой кулак, замерший над стирателями.
Кулак рванул на нас и разбился о щит.
— Чем-то пинг-понг напоминает, — поделился мыслями Гусаров.
— Скорее волейбол, — отозвался Фея, — мяч на нашем поле.
— Не, мы ж отбили, — не удержался Гадел.
— Мы?!!! — хохотнул Бобёр.
Стороны на поле снова замерли. Чего ждём не пойму. А вдруг ничья? Но почему
