Яна Завацкая - На тверди небесной
Здесь было на удивление спокойно и пусто. Кто-то там маячил, но довольно далеко отсюда. Шлинга нет, и это жаль, конечно. Но ничего. В Медиане я неизмеримо сильнее любого дорша. Я уставилась на Игоря, который копошился, пытаясь выбраться из зеленоватых стеблей. Оказывается, почти бессознательно я сразу же применила против него старенький образ - кто-то из наших его создал еще в квенсене. Нервущиеся лианы, путающие врага по рукам и ногам.
Я наклонилась над Игорем, бьющимся в путах. Сейчас он, видимо, выберется. И что тогда - дуэль? Но мне же ничего не стоит убить его здесь. Может, потом и меня убьют - здесь тоже вокруг полно доршей. Однако сейчас - несколько минут - он полностью в моей власти. Сволочь. Это ж надо так использовать меня. Поцелуй жарким оскорблением еще горел на губах. Так тебе и надо, сука похотливая… Поверила гаду. Да никому из них верить нельзя! Это же дорш.
Я вдруг поймала его взгляд - полный искреннего, неподдельного ужаса.
Он же все понимает. Он знает, что сейчас умрет. И понимает, что у меня нет причин его прощать. Хотя бы за ту подлость, которую он только что совершил.
— Живи, - сказала я и отступила на шаг.
Наверное, я неправильная дейтра. Или вообще не дейтра. Но не в моих это силах - его убить. Мы выросли в одной стране. Мы никогда не будем настоящими врагами. Даже если он считает иначе.
Я перешла на Твердь. Подобрала ТИМК, все еще лежащий на полу. Выскользнула в спящую гостиную, в коридор. Накинула свою куртку и обулась. Не босиком же драпать от врагов. И подумав, снова перешла в Медиану.
Игорь теперь оказался метрах в пятидесяти от меня - он все еще возился, выпутываясь из лиан. Не глядя и не обращая на него внимания, я пошла вперед, по склону, туда, где согласно показаниям келлога, вполне возможен был выход в какой-нибудь иной мир.
У зверя могут быть сильные ноги и выносливое сердце. Способность долго и быстро бежать, спасаясь от преследователей. У него могут быть рога, клыки, когти - возможность убивать охотничьих собак. Зверь может уходить от преследования - сутки, двое, трое. Но если охотники подготовились по-настоящему хорошо, в итоге ему не уйти.
То, что опасно по-настоящему - не пули, и не зубы собак, рвущие плоть. В конечном итоге зверя убивает усталость. Охотники не выходят на бой один на один. Зверя обкладывают. Выслеживают. Гонят и не дают прилечь. Собак и людей много - они могут отдыхать, могут меняться, наконец, их напряжение не так велико, как у загнанного и уже подраненного животного. Рано или поздно ты сдашься. А если нет - то просто упадешь без сил, ожидая смерти как избавления.
И ты уже понимаешь, что этот исход близок. Что он почти неминуем. А ведь вначале все казалось игрой. Казалось, так легко и весело уходить от них, это ничего не стоит - помериться с сотней загонщиков силой, ловкостью и хитростью. И когда усталость уже начала одолевать, казалось - немного потерпи, и там, впереди заповедные луга, куда не ступит нога охотника, или - своя стая, стадо, где грозные самцы встанут вокруг, ощетинясь рогами, куда не посмеют приблизиться псы.
А потом становится ясно, что стадо давно разбежалось. И убежища не существует. И в отличие от зверя, меня вместе с усталостью начала грызть еще и обида.
Мы, дейтры, лишены свободы. Вся наша жизнь подчинена государству. В моем случае это даже добровольно, да и никто особо не ропщет. Потому что в ответ мы вправе ждать чего-то от государства. Поддержки. Обеспечения. Защиты в тяжелой ситуации. И когда этого нет и не предвидится - наступает полное недоумение. Почему ты остаешься в полном одиночестве?
Четвертые сутки. Я понимаю, шемата на Триме выполняет гораздо более масштабные и серьезные задачи, чем спасение какой-то там ксаты. Хотя с другой стороны, если дорши не поленились выделить на охоту за мной несколько сот человек (или их не так много? Может быть, мне это кажется?), почему же наши даже не почесались? Я отработанный, ненужный материал? Можно сдать меня в расход? Хотя бы учли, что меня все же могут взять и в плен, а знаю я много. Могу в принципе весь европейский отдел информационных операций сдать. Конечно, я не собираюсь этого делать… И если даже возьмут, буду терпеть до последнего. Но все же это свинство.
Четвертые сутки я металась между Медианой, Землей и Килном. Потому что только туда открывался проход из данного участка Медианы. Но и в Килн за мной следовали десятки доршей. Патроны для ТИМКа давно кончились, зато мне удалось захватить С-32 и какое-то время отстреливаться, но чья-то пуля угодила прямо в ствол, безнадежно изуродовав оружие, да и на руке остался приличный синяк, слава Богу, хоть кости не поломало. Да и стрелять левой рукой оказалось очень неудобно. Правая же раздулась безобразно, и уже не то, что болела - казалось, она вся в огне, и пульс колотится паровым молотом, отдавая в голову. Потом, правда, боль ослабла.
Я только в Медиане еще пыталась вступить в схватку. Там я все еще была сильнее врагов. Но не так, чтобы неизмеримо - их все же были десятки, может, и сотни. А у меня начала отказывать даже не фантазия - кураж, уверенность в себе, которые так необходимы для создания любого образа, будь то картинка акварелью, будь то оружие, способное убивать.
Все, что мне оставалось - петлять, как заяц, из мира в мир, пытаясь спастись, изменить свое местоположение, уйти. Если бы на Тверди удалось уйти достаточно далеко, думала я, то можно через Медиану - в Лайс. Один раз я попала в Руанар, но и туда за мной последовали дорши. Два раза - в саму Дарайю, и в этом тоже не было ничего хорошего. А вот в Лайс, да еще бы в нашу дейтрийскую зону… Хотя с другой стороны, не хватало еще привести доршей в наш мирный поселок. Они ведь тоже не выбирают, кого убивать.
На рассвете четвертого дня - рассветы я считаю по земным - меня выбросило на улице незнакомого немецкого городка. Часы на башне вдалеке показывали половину восьмого. Ну да, потому уже и светает. Не так уж и рано. Я пошла вдоль улицы, пошатываясь и гадая, какой у меня сейчас видок. Дама с болонкообразной собачонкой на поводке отшатнулась, увидев меня. Ну да, страшненько, понимаю. Я заметила в ряду темных, закрытых еще магазинов светлое окно. Булочная - они рано открываются. Ввалилась, с усилием открыв дверь. Продавщица уставилась на меня со страхом и недоумением - но справилась с собой.
— Доброе утро, что вам угодно?
— Булку, - выдохнула я, - дайте булку какую-нибудь…
Дико хотелось горячего кофе. Но задерживаться нельзя.
— У вас есть минеральная вода?
Продавщица завернула мне несколько булок в бумажный пакет. Я бросила пять евро на прилавок и вышла, не дожидаясь сдачи. Медленно пошла по улице, жуя на ходу горячую свежую булочку. Прижав бутылку локтем правой руки к боку, левой я открутила колпачок. Выпила минералки.
Ничего. Все будет нормально. Будем выживать. Спасаться. Плевать на всех. Ну сволочи они все. Да, никому нельзя верить. Все гады. Ни на кого нельзя надеяться. Я завернула за угол, в конце улицы возник высокий шпиль церкви. Обида снова острым комком ткнулась в горло. И Тебе тоже на меня плевать по большому счету. Вот помру - тогда Тебе будет дело до моих грехов, тогда Ты будешь решать, куда меня отправить, и конечно же, так просто в рай мне не попасть. Я ведь не Аллин, который всю жизнь положил только на свое спасение и избавление от грехов. Мне от грехов никогда не отмыться. И Ты, наверное, заберешь к себе того францисканца, который лишь косо скользнул по мне взглядом и даже, между прочим, не заметил, что у меня вся повязка промокла от крови. Или, скорее, заметил, но как это у них принято, решил не вмешиваться не в свое дело. И Аллина Ты к Себе заберешь. И вообще всех этих правильных, совершенных людей, а ведь я совсем не такая. За что меня-то любить… я понимаю - не за что. Я всех ненавижу, я переполнена злостью и обидой, только за последние сутки я убила нескольких человек как минимум. Спасая всего-навсего свою жизнь. Я и своих-то уже ненавижу, потому что они гады и хоть бы попробовали меня спасти. Хоть бы что-то попытались сделать! И Ты такой же… Я всхлипнула, давясь булкой. Ну и ладно.
Жаль, что Эльгеро на меня плевать тоже. Я-то верила, что он… наверное, иллюзия это все. Вот и сейчас мне кажется, что Ты все-таки не такой, как они все. Что Ты меня любишь. И даже, может быть, пытаешься помочь, но это просто невозможно. И что Ты меня все равно примешь. Что я для тебя - единственная такая и прекрасная. Но ведь это, наверное, тоже иллюзия. Сказка. Но приятная сказка. Ладно, все это неважно. Раз никто меня не любит, будем как-нибудь выбираться самостоятельно. Надежда остается всегда. Может, Ты как-нибудь мне поможешь, Господи. В любом случае, надо что-то делать. Вон идет автобус, например, а вот и остановка. Я в несколько скачков достигла остановки, дверь распахнулась передо мной. Черт, надо же назвать, куда я еду. Я бросила взгляд на табло. Автобус идет до Викеде.
— Викеде, пожалуйста. Только в один конец.
Водитель с подозрением взглянул на меня, но деньги взял. Я прошла в салон, плюхнулась на сиденье напротив выхода. Так, чтобы в случае чего легко было выскочить. Едва двери сошлись, и автобус тронулся, мои глаза тоже закрылись - сами собой. Господи, как спать-то хочется… сил же нет никаких.
