Михаил Ахманов - Я – инопланетянин
Сейчас я расширял его с помощью Диссы. Дисса – малое имя, которым она разрешила себя называть; полное же звучало так: Дисса Уто Кинелла д'Чейни Заренос-и-Мару Разрешение было свидетельством нашей дружбы, возникшей пятью минутами ранее, когда Дисса, гуляя по кормовой галерее среди колонн, деревьев и крошечных прудов, вдруг набрела на меня и соизволила окинуть взглядом. Видимо, я ей понравился; привстав на цыпочки, она коснулась моего плеча и сообщила свое имя. Рост у нее, как у прочих рами, был невелик: макушка – на уровне моей груди, но в остальном она была очаровательной девушкой. Золотые волосы, синие глаза, белая, чуть порозовевшая на солнце кожа… Тип, необычный для Уренира, но в этот момент я не думал о таких вещах. Девушки в любом из гуманоидных миров были для меня загадкой; я смутно чувствовал, что они могут даровать мне радости, каких я не испытывал доселе. Если, конечно, захотят…
Дисса, кажется, хотела. Усевшись на высокий парапет – так, что наши лица были вровень, – она погладила маленькие нагие груди и улыбнулась, заметив мой смущенный взгляд. Из одежды на ней был широкий поясок, охватывавший бедра, на шее – ожерелье из серебристой проволоки с синими камнями, и маленький венец на голове, тоже сплетенный из серебра; два камешка свисали на цепочках у висков, покачиваясь в такт дыханию.
Склонив головку, она посмотрела вниз. В воздушной пропасти под нами плыли вершины фиолетовых деревьев, карминовые и алые скалы, озера, в которых зелень небес приобретала глубокий изумрудный тон, а отражения облаков казались причудливыми рыбами, скользившими в хрустальной глубине.
– Я могу упасть, – сказала Дисса, заглядывая мне в глаза.
– Не можешь. Компенсационное поле, которое… Вздохнув, она повела рукой, отметая мои возражения.
– Думаю, ты очень молод… совсем не умеешь вести себя с девушками… Если девушка сказала, что может упасть, значит, тебе разрешается… ммм… в общем, ты можешь поддержать ее.
– За какое место? – поинтересовался я, стараясь не глядеть на ее груди. Ни мы, ни рами не стесняемся наготы, но обнаженность Диссы была иной, волнующей и обещающей. Сердце мое колотилось неровно, и я вдруг понял, что не могу читать ее эмоции, не говоря уж о мыслях.
Дисса снова вздохнула и провела ладошкой повыше пояска.
– Вот оно, это место… Называется талией. Ты знаешь, что у девушек есть талия?
– Анатомию изучал, – буркнул я, обнимая ее, как драгоценную вазу.
– Но не на практике, – заметила она. – Ну, ничего, ничего, Асенарри… Ты симпатичный паренек, и случай еще представится.
Глаза Диссы смеялись, тело под моей рукой было гибким и нежным, а от ее аромата кружилась голова. С трудом ворочая языком во рту, я произнес:
– И долго ли ждать этого случая?
– Не знаю. Может быть… – Она положила ладошки мне на плечи, ощупала мышцы тонкими пальцами, пробормотала: – Жесткий, как деревяшка… Ты можешь немного расслабиться? Вот так, вот так…
Ее соски коснулись моей груди, губы – моих губ, и этот сладкий миг длился вечность и еще минуту. Кожа Диссы пахла цветами, губы были то мягкими, покорными, то неожиданно упругими, и вскоре я выяснил, что у нее имеется язык. Очень энергичный и шаловливый…
Мой кругозор расширялся с пугающей быстротой. Быстрее, чем мчится корабль в космической бездне, быстрее, чем странствуют от звезды к звезде Старейшие.
Мы разомкнули губы, но не объятия. Я видел ее глаза, уложенные башенкой волосы с серебряной диадемой, синие камешки у висков, а дальше – небо, огромное, полное сияния и розовых туч, скользивших по ветру вместе с сентарой. Палуба под моими босыми ногами была прочна, но почему-то деревья и колонны, подпиравшие свод, будто бы раскачивались и изгибались. Насмешничают? Ну, что ж, не буду на них глядеть… Я закрыл глаза, опустил голову и стал целовать груди Диссы.
– Совсем как рами, – прошептала она, – как мальчишка-рами… А мне говорили, что уренирцы такие загадочные… что вы читаете мысли и можете их внушать… и что любая девушка…
Я оторвался от ее груди.
– Нет, Дисса, не любая – только та, которой нравишься. Только с ней можно делиться мыслями… такими, какие бродят у меня сейчас… Делиться, не внушать.
Она негромко рассмеялась.
– Разве трудно понять эти мысли? Что мои, что твои? Ты думаешь: не тот ли это случай? А я уверена, что тот. – Лукавая усмешка скользнула по губам Диссы. – Впрочем, нет, не уверена. Ты очень милый, Асенарри, но такой огромный… Ты меня пугаешь!
– Могу сделаться поменьше, – заверил я ее. – Могу изменить цвет волос и глаз, оттенок кожи, стать таким, как рами. Ты этого хочешь?
Она оглядела меня с задумчивым видом.
– Нет, пожалуй, нет… Останься собой, только чуть поменьше.
– Чуть?
– Да. Вот так. – Дисса вытянула руку на уровне плеча. – Это не тяжело? Не слишком долго?
– Не тяжело и не долго. Если ты не испугаешься…
– Я не из пугливых. Я рассмеялся.
– Ты, наверное, из любопытных!
– Очень! – Дисса насмешливо прищурилась. – Из тех, кто не упустит случай. Это плохо, Асенарри?
– Нет. У нас говорят: там, где кончается любопытство, кончается и человек.
На галерее росли деревья, но я не нуждался в их энергии. Она была повсюду: струилась от леса и земли, от скал, озер и от огромного тела сентары, падала сверху щедрым потоком и разливалась в воздухе, текла среди туч и облаков, словно незримый дождь, орошающий Рамес-су-Кор веками, тысячелетиями, сотнями тысяч лет – с той незапамятной поры, когда планетарная ноосфера соединилась со Вселенной. Я раскинул руки и, ощутив трепет живой энергии, впитал ее ничтожную частицу. Столько, сколько нужно, чтобы убавить здесь, поправить там, что-то изменить, переделать, привести в соответствие, гармонизировать… На миг меня охватила сладкая истома происходящей трансформации, но это мгновение было кратким, словно прыжок пантеры, настигающей добычу. Я услышал, как вскрикнула и тут же смолкла Дисса. Видимо, ее кругозор тоже расширился.
– Ты… ты…
Она уже соскочила с парапета и стояла рядом, касаясь ладошками моей шеи, волос и плеч. Теперь она дотягивалась до них, не поднимаясь на цыпочки, и казалась мне не девушкой-крошкой, а просто девушкой, очень соблазнительной и милой.
– Как ты это сделал, Асенарри? Я принял важный вид.
– Великая уренирская тайна, Дисса! Мы, уренирцы, такие загадочные! Теперь я тебе больше нравлюсь?
Она расхохоталась. Аура ее сияла весельем и предвкушением любви.
– Больше, больше! Но я не уверена, что силы твои не иссякли… Отнесешь меня в свою каюту? Не споткнешься по дороге?
Я не споткнулся. Я мог перенести ее туда единым усилием воли, но зачем? Этот летающий остров был таким обширным, и, пока я нес на руках свою первую женщину, я мог ласкать ее и целовать.
Высокие звезды! Это было гораздо интереснее!
ГЛАВА 17
БАКТРИЙСКАЯ ПУСТЫНЯ
Четырнадцатый день
Я оставался на холме до утра и, возвратившись в лагерь, обнаружил, что мои спутники уже проснулись. Фэй перетряхивала свой мешок, стараясь разместить покомпактнее консервы, арбалет, аптечку и прочее добро; Мак-брайт, озабоченно хмурясь, о чем-то расспрашивал андроида – тот молча кивал или с заметной неохотой ронял пару-другую фраз. На плоском камне были расставлены банки и выложена упаковка галет – наш завтрак, приправленный водой из фляги. Рядом с этим импровизированным столом – мешки Макбрайта и Сиада; их ледорубы и мачете лежали поверх рюкзаков, словно напоминая, что путь наш долог и вряд ли закончится сегодня.
Присев на каменный обломок, я сказал:
– Остаемся здесь. После завтрака обследуем местность. Как вчера, двумя парами.
Макбрайт встрепенулся.
– Вы что-то обнаружили, приятель? Вы поднимались на вершину? Что-нибудь там есть? Кроме камней и трещин?
– Ничего. Все те же камни и трещины.
Он бросил на меня подозрительный взгляд.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Поднимитесь и посмотрите сами.
– Что же мы будем искать? Я пожал плечами.
– Не знаю. Все, что покажется необычным… Вы перевалите через холм, направитесь к востоку и будете двигаться в течение часа, затем повернете на юг и возвратитесь в лагерь. Я с Цинь отправлюсь на запад от холма. Вуаль не близко, но все же не удаляйтесь от нашей стоянки больше чем на восемь-десять километров.
Странный приказ, если учесть, что, кроме пыли, трещин и камней, тут не было ничего любопытного. Но я не собирался уходить отсюда, пока не наступит ясность с пришедшим мне посланием. Тут, вблизи эоита, я мог разобраться с ним быстрее, чем где-либо еще, мог получить другие вести или какой-то многозначительный намек; словом, я нуждался в том, в чем мы нуждаемся всегда – то есть во времени. День-другой неторопливых размышлений, и, возможно, я раскрою смысл послания либо доберусь до сути интуитивным путем. Так или иначе! Бушует ненависть, и туча затмевает свет моей обители… Я чувствовал, что найден последний камешек, и оставалось лишь уложить его в мозаику.
