Роберт Фреза - Русский батальон
– Спросим. – Хярконнен передал вопрос и подождал ответа. – Пригал утверждает, будто подумал, что Йохан уснул в пересменках, и взял управление на себя, но с Йоханом все будет хорошо. Муравьев также упоминает о несоответствии в выплате денежного содержания. Пригал признался, что он все это время получал как ефрейтор, но до сих пор боялся сказать.
Верещагин сделал строгое лицо.
– Пожалуйста, попросите Муравьева передать ефрейтору Пригалу, что батальонный сержант не привык ошибаться. Я тоже.
– Понял. Хирург Солчава вернулась с Комплекса. Просит разрешения как можно скорее увидеть вас.
Верещагин рассеянно кивнул, увидев, что появившийся перед камерой Бейерс готовится говорить.
Бейерс наклонился над столом. Начал он тихо:
– Мои друзья, мои враги. Меня зовут Бейерс. Некоторых из вас я знаю. Некоторые из вас знают меня. Другие из вас знают мою жену. Она моя совесть.
Перед этим Бейерс съездил в Преторию. Говорил он медленно и подчеркнуто официально. Он скорее чувствовал, чем видел, присутствие за спиной своей жены и молодой Брувер. Обе они поражали своей мрачностью. Бейерс подумал, что это проклятие нации, раз люди настолько серьезно воспринимают идеи, что даже умирают, за них.
– Убит мой коллега из Блумфонтейна, убит африканерами. Его заместитель два дня назад вышел в отставку в страхе за свою жизнь. Вчера вышел в отставку мой коллега в Претории, как и его заместитель. Я последний.
Обе отставки произошли по принуждению, но Бейерс предпочел не портить хода повествования подобным упоминанием.
– Мой коллега в Претории и его заместитель обещали выделить несколько миллионов иен на облегчение страданий нашего народа. И я всем сердцем благодарен им за это.
Это тоже было сделано по принуждению.
– Теперь, как я уже говорил, я остался последним представителем власти. Посему на меня и возлагается тяжкая обязанность. Я должен поведать вам одну историю. Это история позора, позора, касающегося каждого из нас.
Почти все колонисты сидели по домам. Газеты перестали печататься. Электричество включали, только чтобы было на чем готовить. Жители слышали только новости, которые стряпали для них оставшиеся в живых цензоры Шу, и эти новости дополнялись слухами и дикими россказнями, переходившими от человека к человеку. Из Комплекса ничего не поступало, люди ограничивались приобретениями из старых скудеющих запасов, за деньги, к которым больше не питали доверия; самые разумные поняли, что они потеряли, когда вместе с портом были разрушены склады, заполненные товарами с Земли.
Когда же прекратилось всякое движение грузового транспорта и ко всем бедам добавилась изоляция, слухи поползли один ужаснее другого.
Поэтому, когда дали электричество, все поспешили включить телевизоры. И увидели и услышали Альберта Бейерса.
Бейерс старался придерживаться грубой откровенности, действенность подобного стиля проверена временем и оправдывает себя. Бейерс говорил. Время от времени он делал паузу, чтобы прочесть по бумаге имена – убитых, раненых и взятых в плен. От паузы до паузы он зачитывал по полсотни имен, африканеров и имперцев.
Он пытался растолковать своему народу три вещи.
Он рассказал им об Ордене. Орден превратился в паразита, в раковый нарост на теле африканерского народа. Он рассказал им о том, как Орден заключил дьявольский союз с «ЮСС», чтобы развязать войну с имперцами, как Орден нанес удар по Ридингу и кос-мопорту во имя прошлого, которое давно умерло.
Он рассказал им о цене. Цена измерялась развернувшимися сражениями, потому что если смерть нескольких соотечественников взывает к отмщению, то гибель тысяч заставляет людей заглянуть в свои сердца; он рассказал им и об инфекции, лихорадке пситтакоза, распространенной среди измученных в боях и обманутых буров в порядке возмездия.
Наконец, он разъяснил им предложения, которые сделал подполковнику Верещагину. В своих контрпредложениях Верещагин прибегал больше к кнуту, чем к прянику, и Бейерс не пытался смазать этого факта. Он говорил об амнистии, автономии в местных делах, восстановлении. Он подчеркнул, что хочет иметь мир, ради которого никому не нужно будет больше умирать.
И делал паузу, чтобы зачитать новую порцию из списка. Даже те африканеры, которые оскорбляли его, следя за выступлением, прислушивались к списку погибших, раненых, пленных.
Он собирался говорить до тех пор, пока не опустится ночь или пока он не упадет. Он предлагал людям надежду.
– Значит, там, говоришь? – переспросил Санмартин у пленного.
Как и большинство других, этот был захвачен ночью. И вроде бы был из сговорчивых. Санмартин выбрал одного из солдат, который не изображал занятость, и приказал:
– Эй, ты, ну-ка пригляди за ним!
Молодой солдат уперся дулом автомата в спину бура так, что оно спряталось в складках одежды.
– Пожалуйста, не двигайся. Иначе мне придется отчитываться за расход лишнего патрона.
Санмартин сложил ладони рупором и выкрикнул в направлении входа в арсенал:
– Рауль Санмартин, капитан, первый батальон, тридцать пятый имперский пехотный стрелковый полк. Прошу вас сдаться.
– Очень жаль, но ничего не выйдет, – было ему ответом.
– Если вы не сделаете этого, мы собираемся выбить вас оттуда. Самоубийство бессмысленно. И бесполезно.
– Не так уж и бесполезно. Моя последняя задача – чтобы боеприпасы здесь не попали в ваши руки. Это мои боеприпасы, видите ли. – Человек говорил приятным, хорошо поставленным голосом. – Меня зовут Клаассен. Вы могли бы меня узнать по известному вам обращению.
Санмартин ввел имя в свой компьютер.
– Не глупите, Христос. Вы же не такой безголовый, как эти, которые с Шееперсом. Мы сегодня вечером заканчиваем зачистку. Все кончено, и нам нужны люди, которые смогут подбирать камни, – предпринял он еще одну попытку.
– У меня есть своя вера. Я сделал выбор, это вопрос моей чести, хеэр Санмартин. Я как-то слышал одну поговорку, вы, может, поймете ее: вино горькое, но это наше вино, – ответил Клаассен и подчеркнул свою речь короткой очередью, повернулся к Оливье, чтобы узнать его позицию. Тот весь дрожал от страха. – Хочешь уйти? Что ж, хватит и одного. Иди, я уверен, они не причинят тебе вреда, – спокойно промолвил Клаассен.
Оливье отрицательно покачал головой, не в силах произнести ни слова. Клаассен тяжело кивнул.
– Значит, вдвоем вознесемся. Все мы умрем когда-нибудь. Но, чтобы быть смелым, надо вначале научиться бояться. Я по-прежнему думаю, что ты проявил себя полным идиотом, когда связался с Орденом и его действиями, ну да Бог с тобой.
Оливье держал руку в руке, чтобы не так заметна была дрожь. Пальцы онемели и не слушались. Многие из тех, кто кричал громче всех, первыми же выпали из борьбы, стоило имперцам нанести удар. Но не все.
– В подвале есть особое оружие. Почти все, что у нас осталось, – произнес Оливье, клацая зубами.
Клаассен подумал о словах Оливье.
– Можем называть его атомными бомбами, нас никто не слышит. А ты знаешь комбинацию?
– Нет.
– Жаль. Спроси у Стридома, если увидишь его раньше меня. – Выражение глаз его смягчилось. – Все равно ни в коем-случае не стал бы применять их.
Оливье кивнул, понимая чувства соотечественника.
– Если дойдет до этого, – сказал он, стараясь побороть страх, – то ты нажимай на кнопку. Я не думаю, что смогу. – Потом Оливье перевел глаза на вход. – Кто это?! – воскликнул он.
К ним подходил Санмартин, размахивая вышитым носовым платком.
– Не стреляйте, это флаг перемирия, я без i оружия.
– Подходите, – пригласил жестом Клаассен. – Вы не сдаваться пришли?
– Боюсь, что нет.
– А не страшно, что мы можем взять вас в плен? – спросил Оливье на отличном английском.
– Опять же боюсь, что нет. Плохое обращение с парламентером – это высшее военное преступление. Лучше стрелять в императора. В противном случае ваша семья будет выслана, лишенная гражданских прав. Депортация с гражданскими правами – уже достаточно плохо. Это вы – Оливье? У вас же две маленькие дочери. – Санмартин с досадой покачал головой. – Когда их высадят где-нибудь, они смогут добывать на жизнь только попрошайничеством, воровством или проституцией. Перерезать им горло – куда гуманнее.
– Насколько я понимаю, у вас есть какая-то причина, по которой вы пришли сюда, – сухо произнес Клаассен. -
– Клаассен, все кончено, а вы могли бы помочь склеить все заново. Вашему народу позарез нужно несколько честных людей. – Он достал из кармана маленькую радиостанцию. – Вот Альберт Бейерс объяснит вам все лучше меня.
Санмартин взглянул на Оливье.
– Вы можете оставаться, но ваша семья все равно будет депортирована – с гражданскими правами. И им наверняка захочется, чтобы вы были с ними.
– А как насчет боеприпасов? Мы же не можем оставить их вам! – протестующе заявил Оливье.
– А-а, это. Одну минуту. – Он достал из другого кармана взрывное устройство. – Идите и сделайте это, только профессионально. Но если вы не сделаете этого через час, то мы выполним всю работу за вас.
