Уильям Форсчен - Реванш императора
— Мы можем годами рыскать по тому залу и ничего не найти. А если и найдем, то не поймем, что нашли, — сказал Оиси, вставая на защиту хозяина.
Элдин покосился на Вуша:
— Никогда раньше не приходилось видеть настоящего сражения?
Надзирателя обуревало любопытство. Как ни старался он скрыть этот порочащий его факт, от цепкого взгляда Элдина укрыться было невозможно.
— Не думаю, однако, что все эти солдаты настоящие, — продолжал он. — Скорее всего, просто искусная имитация, наподобие андроидов. Так что не надо бояться гибели живых, разумных существ — это всего лишь копии, биороботы, запрограммированные на определенные действия.
— Рад слышать, что они не живые, — отозвался Вуш, — хотя мне представляется греховным находить удовольствие в подобном зрелище.
— Прекрати лицемерить, — рассердился Элдин. — Признайся лучше, что даже не знаешь, как выглядит та штука, за которой мы гоняемся.
Вуш выдержал долгую паузу.
— Не знаю. Я не помню даже толком, как мы нашли ту часть, которую похитил Мупа.
— Вот видите?! — торжествующе провозгласил Хоббс. — Правда — она всегда наружу вылезет! Рассаживайтесь-ка лучше поудобней, друзья. Чует мое сердце, что такого нам больше никогда не придется увидеть. Давайте лучше пропустим по стаканчику, пока не началось.
— Но мы должны искать! — В голосе Тии уже не было прежней уверенности, и только женское упрямство заставляло ее стоять на своем.
Оиси встал и подошел к экрану.
— Если уж кто-то или что-то может нам помочь, то это машина Древних, — убежденно произнес он, после чего приказал сервороботу налить ему чашечку сакэ. Тут он обратил внимание на Вуша и передал выпивку ему, а себе заказал другую. Вуш благодарно кивнул и одним глотком осушил чашку. Глазки его сразу же подозрительно заблестели.
— В этом мире что-то сломалось. Мы все это видели. Возможно, как раз в те времена, когда возникла та дырявая гора, — сказал самурай, жестом указывая на черный конус с зазубренной вершиной, все еще отчетливо видимый на экране заднего обзора. — Я думаю, тот метеорит разрушил какой-то важный центр управления. После этого строительные машины утратили целенаправленность действий и стали вести себя как сумасшедшие. И я подозреваю, что настоящим даймио как раз является та самая машина Древних, которая сейчас играет в игры с Наполеоном; Я не знаю, почему она так себя ведет, занимаясь игрой вместо налаживания контроля, могу только предположить, что ей стало скучно. Игра с ее бесконечным многообразием сделалась для машины смыслом существования. В Наполеоне она усмотрела достойного противника. Опять же не знаю почему — ведь ни на одного из нас она вообще не обратила никакого внимания. Должно быть, что-то в нем есть такое, чего нет у других. Не исключено, что в этом сражении она собирается устроить ему серьезную проверку.
Он выпил свою сакэ залпом. Из глаз сразу покатились слезы, но на губах засветилась улыбка.
— Поэтому, друзья мои, предлагаю остаться здесь и дождаться конца. Там не только Наполеон, но еще и Ярослав с Басаком. Посмотрим, чем закончится сражение, а потом уже будем решать. Кто знает, не ждет ли нас сюрприз?
Он запнулся на мгновение, потом повернулся и посмотрел прямо в глаза Элдину. Затем сложил ладони и поклонился.
— Одобряет ли мой господин слова его ничтожного слуги? — почтительным тоном произнес самурай.
Элдин с усмешкой кивнул, испытывая благодарность в душе за то, что Оиси как бы снял с него ответственность и позволил увильнуть от исполнения долга, сохранив при этом лицо. Ему ужасно не хотелось покидать это место и тратить время на бессмысленные поиски, вместо того чтобы наслаждаться спектаклем, который вот-вот должен был начаться.
— Включайте голокамеры, — приказал Элдин. — Было бы неплохо записать несколько крупных планов.
— Сто тысяч катаров на Наполеона! — счастливо рассмеялся Хоббс и направил свое кресло поближе к переднему экрану.
— Приборы фиксируют внизу фантастический энергетический всплеск, схожий по параметрам с возникающим при гиперпрыжке, — растерянно сказал Корбин, оглянувшись на стоящего за его спиной Хасана.
— Что это значит?
— Это значит, что кто-то перебрасывает материю из одного места в другое. Очень большие массы материи.
— Далеко туда добираться?
— Часов двенадцать-тринадцать. Внутри Сферы быстро летать опасно. Тут куча всякого хлама и тысячи машин, а интересующая нас точка находится чуть ли не на противоположной стороне.
Корбин говорил негромко и почтительно, словно извиняясь за неприятные новости, которые могут не понравиться Хасану. Страх перед ним давно уже свил в его душе прочное гнездо.
— Ты должен попасть туда быстрее, — буркнул Хасан, и Корбину ничего не осталось, как медленно склонить голову в знак согласия.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
— Ну, что вы теперь скажете?
Ярослав был настолько потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Целый час одно за другим на раскинувшееся у подножия холма поле прибывали войсковые соединения. В центре заняла позиции большая батарея, насчитывавшая около сотни орудий. Возле каждой бронзовой пушки застыли в ожидании орудийные расчеты. Сзади сосредоточились груды ящиков с зарядами и запряженные лошадьми артиллерийские повозки. Все пространство внизу было заполнено четкими прямоугольными формациями пехотных подразделений. Первыми материализовались легкие пехотные полки, за ними появилась регулярная пехота, и последней возникла прославленная Старая гвардия. Войска были выстроены в атакующие колонны и готовы по первому сигналу пойти в наступление.
Вслед за пехотой начала прибывать кавалерия. Легкие гусары в разукрашенных, как павлиний хвост, мундирах, в обтягивающих лосинах и киверах с перьями, уланы, драгуны, егеря и, наконец, закованная в броню тяжеловооруженная конница — кирасиры в сверкающих на солнце нагрудниках и увенчанных пышными плюмажами шлемах.
Он так и простоял весь час, наблюдая за этим фантастическим зрелищем, даже не обратив внимания, что император давно покинул его и склонился над картами, разложенными на походном столике. Императора тут же окружила пестрая толпа штабных офицеров, возникших из ниоткуда словно по мановению руки самого Наполеона. Их расшитые золотом и серебром мундиры поражали своим разнообразием и пышным великолепием. Здесь были представлены все рода войск, от гусаров в небесно-голубых мундирах до высших чинов Императорской гвардии, чьи медвежьи шапки изрядно подмокли под струями продолжавшегося дождя.
Но дождь вскоре закончился, тучи рассеялись, а разгоравшееся с каждой минутой искусственное солнце, уже вступившее в «дневную» фазу, начало быстро высушивать влажную от дождя почву. В толпе штабистов появились несколько маршалов Франции, каждый со своей собственной свитой. Лица одних были обрисованы четко и ясно, глаза светились почти настоящей жизнью, тогда как черты других были смазаны, как у статистов на заднем плане какой-нибудь головизионной картины.
Первое время Ярослав старался так и думать о происходящем — как об исторической постановке на экране головизора, но очень скоро ему на собственной шкуре пришлось убедиться, что это далеко не так. Сначала его с ног до головы забрызгал грязью горячий жеребец промчавшегося мимо императорского курьера, а затем один из маршалов, выбираясь из толпы, толкнул его и чуть не сшиб на землю.
— Ярослав!
Он оглянулся и встретился взглядом с незаметно подошедшим сзади Наполеоном.
— Хватит пялить глаза! Раз я вас назначил начальником штаба, будьте любезны приступить к исполнению ваших обязанностей.
Чувствуя себя полным идиотом, бывший историк, а ныне начальник штаба, покорно проследовал к столику. Только подойдя вплотную, он заметил, с каким нескрываемым интересом смотрят на него собравшиеся офицеры и генералы. Внезапно он ощутил себя совершенно голым, точнее сказать, недостаточно одетым для такого случая. Весь его наряд состоял из свободной шелковой туники, чья расцветка вполне могла бы удовлетворить вкус большинства гаварниан: бледно-желтые тона и пурпурная оторочка по краям. Дополняли его наряд красные штаны и широкий кушак — также последний писк гаварнианской моды, — изготовленные из розовато-лилового полиэстера. Раньше ему кушак нравился, но сегодня он мысленно обругал себя за то, что не догадался заменить его обыкновенным ремнем.
Он чувствовал себя белой вороной в кругу этих по-настоящему элегантно одетых военных. Впервые ему открылось истинное назначение военной формы, которую он прежде считал не более чем дурацкой мишурой: в хорошо сшитом и красивом мундире человек становится не просто человеком, но солдатом, воином, готовым на геройские подвиги. Ему вдруг нестерпимо захотелось тоже украсить голову треуголкой и облачиться в роскошный мундир с золотыми эполетами.
