Андрей Колганов - После потопа
Нападения на патрули оказались проще, чем Насте представлялось. Пока патрульные проверяли документы у Сергея Мильченко, в открытую шедшего по шоссе, остальная группа скрытно окружала патруль, Сергей внезапно блокировал ближнего к нему патрульного, прикрываясь им от напарника, из- за кустов и деревьев выскакивали четверо вооруженных людей в касках…
Патрульные сдавались, практически не пытаясь оказать сопротивления.
Однако две первые удачи, видимо, создали у ребят ложное впечатление легкости. С следующим патрулем все получилось гораздо хуже.
Для начала оказалось, что патруль состоял не из двух, а из трех человек. Больше того, подойдя вплотную, Мильченко заметил у одного из патрульных, похоже, старшего, портативную рацию. Он решил не рисковать и, выждав, когда группа приблизится, подал условный знак отмены операции, громко произнеся:
"Вообще-то, надо сказать, я тороплюсь".
И тут, к его ужасу, из ближайших кустов вылез Галактионов с пистолетом Стечкина в руках, а из противоположного кювета поднялся Таланкин с автоматом. Старший развернул ствол в сторону Кости, заполошно крикнув — "Огонь!"
Сержант бросился на ближайшего патрульного, сбив его с ног, и сам нырнул вслед за ним в кювет, выхватывая из-за пояса "Вальтер" и стреляя в старшего. То ли он не попал, то ли пулю задержал бронежилет, но старший не упал, а пригнулся и тоже нырнул в кювет.
Затрещал автомат оставшегося на ногах патрульного, захлопал "Стечкин" Алексея, грохотнул короткой очередью автомат Кости Таланкина. Зашевелился патрульный рядом с Мильченко, оправляясь от удара, отправившего его на землю. Раздумывать было некогда. Сергей всадил ему пулю в голову, а следующим выстрелом снова попытался достать старшего, уже громко бубнившего что-то в рацию. Опять неудача. Он, похоже, уловил движение руки с пистолетом и резво перекатился в сторону. Однако рука Мильченко последовала за ним и с четвертого или пятого выстрела старший, уже вскинувший автоматный ствол, уткнулся носом в землю.
Раздался тугой хлопок СВД, сразу вслед за ним — длинная пулеметная очередь, и последний патрульный, вертевшийся волчком на шоссе, посылая короткие автоматные очереди в разные стороны, остановился и медленно завалился набок. Над шоссе и над лесом повисла тишина.
Мильченко вскочил на ноги, тревожно озираясь.
"Все целы?"
Костя Таланкин стоял на обочине и потирал рукой грудь, глядя прямо перед собой. По лицу его текла кровь. На дорогу выскочили Настя и Витя. — "Ну, хоть эти целы!" — подумал Сергей и поглядел в другую сторону. Там, у самых кустов, лежал на спине Галактионов.
"Жив?" — воскликнул Мильченко с надеждой.
"Жив…" — просипел Алексей сквозь закушенные губы, медленно приподымаясь на локте правой руки, все еще сжимая "Стечкин". Левый рукав его камуфляжной рубахи обильно пропитывался кровью.
Таланкин отделался легко — два новых кровоподтека на груди под бронежилетом и слегка задетая пулей щека. Алексею досталось больше. Его бронежилет принял целую очередь. Три пули настолько глубоко пробили пластины из титанового сплава, что прорвали слой кевлара и вонзились сантиметра на полтора в тело. А в левое плечо он получил одно сквозное пулевое ранение и одно — касательное.
"Настя, быстро! Перевязку, антисептику, антибиотики!" — воскликнул Сергей.
"Сама знаю!" — беззлобно огрызнулась Настя, уже вспарывая Алексею рукав своим десантным ножом.
"Быстрее! Уходить надо! Этот успел по рации что-то передать!" — не унимался сержант.
"А если он идти не сможет?" — недовольно отозвалась Настя, бинтуя Лешке руку.
"Не сможет — на себе понесем", — уже спокойнее ответил Мильченко. — "Уходить все равно надо".
Когда Настя закончила перевязку, сержант скомандовал:
"Костя, бери гранатомет, Витек — вещмешок, а я возьму укладку с гранатами. Настя, помоги Лехе идти, если что, и давайте в лес. Неровен час — нагрянут по нашу душу".
Шли долго и медленно. Приходилось часто останавливаться, давая раненному Алексею передышку. Он не жаловался, а только шумно сопел носом. Однако из сил он выбивался довольно быстро, его начинало пошатывать, ноги заплетались. К вечеру Алексею стало хуже. Поднялась температура, передвигался он уже с большим трудом.
"Наше счастье, что нету у них таких сил — лес прочесывать", — качал головой Мильченко. — "Тогда не уйти бы нам. А теперь можно тут передохнуть. Караулить, впрочем, надо в оба глаза. Совсем ни к чему в нашем положении на патруль нарываться. Если выйдут на нас патрули Центральных — класть на месте без разговоров".
Класть, однако, никого не пришлось. Через три дня напряженного ожидания Галактионову стало получше и пятерка потихоньку возобновила движение к Славьгороду. Не доходя города километров семь-восемь, стали на привал в красивом лиственном лесу.
"Здесь и будет наш временный лагерь", — объявил Сергей. — "Выходить с листовками будем парами: один распространяет, второй прикрывает. Алексей пока будет охранять лагерь. Вылазки делаем днем. Ночью, — что в деревнях, что в Славьгороде, — сразу собаки лай поднимут".
"А как же мы днем листовки раздавать будем? Или расклеивать? Ночью собаки, а днем-то нас любой засечет за этим делом!" — недоумевал Костя Таланкин.
"Если бы мы были уверены, что население нас поддерживает, ночью бы было в самый раз. Собаки что! Ведь не на каждом же у них углу патрули?" — заметил Алексей, левая рука которого все еще покоилась на перевязи.
"Да", — кивнул Мильченко, — "но только тут можно легко нарваться на какого-нибудь фанатика из ополченцев — они себя ратниками кличут. Так что придется выходить днем. А чтобы не нарваться, мы листовочки наши ни клеить, ни раздавать не будем".
"А как же тогда?" — не унимался Таланкин.
"Очень просто. Берем картонную трубку от малой дымовой шашки, скручиваем листовки трубочкой и засовываем туда. С одного конца прилаживаем вышибной заряд. Между листовками и зарядом надо засунуть пыж — кружок, вырезанный из картона. Укрепляем трубочку в удобном месте, ставим взрыватель с замедлением минут на десять-пятнадцать, и сматываемся. Вот и все. Единственная трудность — не нарваться на патруль до того, как работа сделана. Ясно?"
"Так точно, ясно", — отозвался Таланкин. Остальные молча кивнули.
"А раз ясно, сейчас я покажу, как эту штуку мастерить, потом раздам каждому по пять трубок — и за работу".
…Надежда Бесланова (носившая теперь фамилию Сухоцкая) стояла на крыльце Зеленодольского детского дома. Через ее руки прошли многие ребятишки, в лихую годину Последней войны и послевоенных неурядиц потерявшие своих родителей. Иные из них уже стали взрослыми и даже обзавелись собственными детьми. Но хотя война минула более десяти лет назад, она расшатала жизнь настолько сильно, что поднятые ею волны хаоса с каждым годом вздымались все выше и выше, угрожая захлестнуть с таким трудом отвоеванные людьми островки мирной жизни.
Вот и сегодня поток беженцев из охваченной мятежами, бессмысленным противоборством претендентов на власть и обычным бандитизмом Литвы принес в Зеленодольск еще двоих сирот. Их привезли ополченцы из Народного — там, несмотря на численность населения, раза в четыре превышающую число жителей Зеленодольска, возможности детского дома были исчерпаны. В Народном хватало пустующих домов, но не хватало людей, согласных на эту работу. Почему же хватало их в Зеленодольске?
Надежда знала ответ.
Сегодня, придя в здание Зеленодольского районного Совета, она зашла в отдел народного образования, поздоровалась с дежурным и взяла трубку телефона.
"Дежурный офицер младший лейтенант Тацинский слушает!"
"Вы не могли бы пригласить к телефону Елизавету Ахметовну?"
Надежда подождала немного, пока в трубке не послышался голос жены полковника Айтуллина.
"Лиза? Это Надя Сухоцкая. У нас тут проблемы… В общем, надо созывать заседание женской секции Совета Коммуны. Оповести наших в Приморском и в Рыбаково, а я соберу Городских и здешних".
Да, коммунары давно уже разъехались из Рыбаково кто куда, но коммуна продолжала существовать. И количество ее членов не уменьшилось. Хотя в самом Рыбаково их осталось всего лишь несколько десятков, но в Зеленодольске и окрестностях было не менее четырех сотен, да в Городе около семисот человек. Были коммунары и в деревнях, и даже в Народном была ячейка коммуны (по традиции именовавшейся Рыбаковской) в полсотни человек. Коммунары не скрывали своей организации, и большинство жителей Северо-Западного округа знало о ее существовании, хотя не все толком могли объяснить, что из себя представляет Рыбаковская коммуна.
Через три дня в Зеленодольске собрались четырнадцать женщин.
"Подруги! Сестры! Скажу вам честно — даже десять лет назад, когда я с пулеметом в руках дралась против банды Коменданта, засевшей в Городе, мне не было так тяжело". — Так начала свое выступление Надя Сухоцкая. — "Тогда мы верили, что вот еще одно, последнее усилие — и справедливость восторжествует, и наладится мирная жизнь. Теперь у меня нет такой уверенности. Нет, наши собственные дела наладились. Но не все зависит от нас. Вокруг все шатается. Спокойствия и порядка гораздо меньше, чем его было до войны".
