Песок в раковине - Н. Свидрицкая

— Ничего. Я просто хотел пообщаться, пока ты не спишь. Ты упрекала меня, что я сам никогда не проявляю инициативы, не захожу к тебе, вот я и проявил. Не вовремя?

— Почему? — Анна первой уселась на диван. — Просто я так этого хотела, что растерялась немного. И даже не знаю, что теперь мне с тобой делать! — Нервно прыснула, сцепила пальцы на колене. Он сел рядом.

— Не знаю, как всё это объяснить. Я только хотел признаться тебе, до чего сам к тебе привязался. Я боялся твоего благородства и твоей ответственности. Собственно, из-за тебя боялся. Понимаешь?

— Конечно.

— Я хочу сказать тебе, как я понимаю дружбу. Я не умею держать дистанцию, я принадлежу своим близким без остатка, и в ответ жду того же. Я хочу знать о тебе всё, каждую минуту каждого дня, мне всё важно.

— У меня нет тайн. — Ответила Анна. — Честно. Мне кажется, что тебе я могу рассказать всё. Только это будет печальный рассказ. А я не хочу жалости.

— Прими её вместе с моей дружбой. — Серьёзно сказал Ивайр. Анна посмотрела ему в глаза, поражённая внезапной мыслью.

— Да. — Сказала тихо. — Принимаю.

Они проговорили почти до утра. Ивайр рассказал ей о своих родителях, которые были разных Каст, и разница в возрасте у которых составляла пятьдесят четыре года; рассказал, как стал капитаном разведывательного корабля и впервые полетел в Дальний космос, про первую открытую им планету. Анна тоже рассказала многое о себе, начала рассказывать про родителей, про Неродную бабушку, расслабилась, и рассказала про своего сына — впервые с тех пор, как это случилось, нарушила молчание и рассказала об этом вслух. Пока рассказывала, не удержалась, заплакала, и ничего её не ранила его жалость, стало легче.

— Отец так и не пришёл к нему ни разу. — Призналась, вытирая слёзы. — Говорил, что у него слабая нервная система, что вид больного ребёнка его расстраивает, сердце у него болит.… А ребёнок каждый день спрашивает, почему папа не идёт? Я врала, как умела, игрушки ему покупала, говорила: от папы. Видел бы ты, как он радовался! Почему? Почему это случилось с нами? Я всё понимаю, но больно до сих пор, так больно! Я столько лет жила с чувством, словно с меня живой содрали кожу: от простого сотрясения воздуха больно. Выжила. Он мне как-то заявил: «Ты и не такое переживала». Как будто плюнул прямо в сердце. Но я и это пережила. Я крепкая.

— Жестокий мир. — Сказал Ивайр. — Отпусти его. Отпусти себя. Ты туда никогда не вернёшься, и уже ничего не изменишь и никому не отомстишь.

— Лечишь меня?

— Это не в моей власти, хоть я и хотел бы этого.

— Хотел бы?

— Очень. Я хотел бы быть между тобой и всеми печалями этой Вселенной. Но боюсь, что получится наоборот. Со временем я, как механизм, приду в негодность, но ты не бросишь меня, будешь тащить меня и заботиться обо мне.

— Буду. — Анна улыбнулась сквозь слёзы. — И не проси меня пообещать обратное.

— Не попрошу. Я никогда не решу за тебя, как быть. Только ты должна поступать так же.

— Не решать за тебя? Это трудно. А если это для твоего же блага?

— Согласен, это трудно. Это почти невозможно. Но в этом суть дружбы и любви, которые никогда не иссякнут. Этому научил меня отец. Он был старше мамы, и частенько видел её неправоту, и опасность того, что она делала, но никогда не прибегнул к своей власти над ней, власти возраста, власти, которую ему давала её страсть к нему, чтобы остановить её. Я долго не понимал его, даже сердился, потому, что Ива Кайл была очень безрассудной женщиной, авантюристкой, склонной рисковать собой без всякой на то надобности. А он говорил: это суть любви. Поймёшь это — раскроешь секрет вечного счастья. Истинное чувство, истинная привязанность свободна. Она как птица, что села тебе на плечо. Пока ты не пытаешься держать её, она твоя. Но как только ты прибегнул к силе, к обману, торговле, угрозе, как только захотел гарантий — ты её потерял, даже если тебе кажется, что она крепко зажата в твоей руке.

— Но как не остановить, если видишь, что друг идёт в ловушку, как не помешать, если знаешь, что только это спасёт его жизнь?!

— Не знаю. Понимаешь, я верю своему отцу, и сердцем чувствую его мудрость, но не умею быть таким. Я похож на маму, вспыльчивый, несдержанный, нелогичный в своих симпатиях и антипатиях. Я и погиб из-за этого.

— Я догадалась… — Анна снова посмотрела на него с нежностью. Улыбнулась, положила руку ему на ладонь. Живую ладонь. — Мы, наверное, самая странная парочка в этой Вселенной. Или троица, если считать Грита. Правда? — Слёзы её уже совсем высохли, она улыбалась почти весело. — Как ты думаешь, чем всё это кончится?

— Я думаю, что это не важно. — Почти не раздумывая, ответил он. — В нашей ситуации каждый новый день нужно принимать с благодарностью судьбе. Я рад, что ты нашла меня, рад, что удержала, когда я хотел умереть. Я никогда не уйду от тебя, Анна Мессейс. Я буду с тобой до последнего твоего вздоха, и жалею только об одном: что я не всемогущ.

Анна глубоко вздохнула и, потянувшись, обняла его за шею. Был бы он обычным мужчиной, она бы ему не поверила. Но как можно было не поверить киборгу?

Избегая встречи с Гиссаром, который упорно домогался её, Анна весь следующий день пролетала в тренажёре, вышла на шестой, «боевой», уровень, сразу же жестоким образом погибла, и пригласила Ивайра в «Цветок Ветра». Не дожидаясь, отправилась туда одна по пустынным коридорам посольского уровня, которые уже изучила, как свои собственные апартаменты.

Выйдя во вторую линию, Анна заметила в четвёртой секции тень — словно только что кто-то завернул за угол, — и решила, что Ивайр уже поднялся в «Цветок Ветра», но там было пусто. И андроид на вопрос, не заходил ли кто, ответил отрицательно.

— Странно… — Но Анна решила, что не должна следить за Ивайром, и заказала себе любимый напиток, а для него — Саисские озёра.

— Привет! — Оживилась она, когда он пришёл. — Я заметила тебя в коридоре, но не успела окликнуть.

— Когда? — Он остановился на дорожке к её столику.

— Около десяти минут назад, в четвёртой секции.

— Я только что поднялся из ангара.

— Тогда кого я видела?

— А что ты видела?

— Только тень. Как будто