Елена Долгова - Сфера Маальфаса
– Мне надоело слушать твое вранье, денунциант. Отойди от нее. Ты ведь пришел взять меня, инквизитор?
Людвиг ощутил внезапную усталость. Он нашел того, кого искал. Но это не меняет ничего. Можно сломать упорство отрицающего вину, но как заставить человека не выть от боли, сознаваясь в грехах, а помогать в деле чрезвычайной важности? Фон Фирхоф попробовал сделать это со слабой женщиной, но даже в этом случае проиграл…
– Так вот ты каков, меткий стрелок…
– Я не знал, что инквизиторы носят кольчуги под одеждой. Иначе метил бы в шею, а не в сердце.
– Что ж, тебе не повезло, любезный. Ненависть мешает уму.
– Мне есть за что ненавидеть вас. Вы отняли у меня все – небо в детстве, друзей в юности, имя предков, право на достоинство, дело всей жизни, почти отняли жизнь.
– Так вы супруг госпожи Алиеноры, о существовании которого она предпочла не распространяться, потому что он потомок выбранных Жребием?
Женщина скорчилась, прикрыла лицо руками, как будто защищаясь от удара. Мужчина заслонил ее и обнажил клинок. Отлетел в сторону плащ.
– Мое терпение истощилось. Возьми оружие со стены, инквизитор. Возьми, и сразимся в честном бою. Один из нас – лишний.
– Я не буду сражаться с тобой. Мое оружие не меч, альвис. И не арбалетная стрела в спину.
– Я на собственной шкуре узнал оружие таких, как ты. Дыба и раскаленные клещи. Бери меч, мерзавец!
– Нет.
– Тогда я убью тебя без церемоний. Сначала тебя, потом мою жену. А потом пусть сбегаются твои братья-«собаки». Мне все равно умирать, пыток я не боюсь. Замучить ее вам не удастся.
Людвиг покачал головой.
– Это все? Но я не собираюсь предавать вас духовному трибуналу. В малецефистике вы неповинны оба. А дело о попытке подстрелить семинариста Людвига не подлежит суду инквизиции… Значит, Людвига-инквизитора оно и не касается. Вы что-то еще хотите сказать?
– Я ненавижу вас.
– А я прощаю вас.
– Я не верю тебе. Пес всегда остается лишь псом.
– А ты стал волком. Вернись к людям.
Людвиг повернулся и пошел прочь, ощущая опасность спиной и прикидывая, сможет ли его волшебство отразить последний, смертельный, выпад. Но выпада так и не последовало…
Ненависть – любопытная субстанция, сродни четырем стихиям. Она способна затопить целые области и провинции, как вода, словно земля лежит тяжелым грузом, разрушительна, как ветер, и подобно огню требует постоянного питания.
Ненависть более чем любовь питается взаимностью, а голодающая ненависть может погибнуть.
Во всяком случае, нечто подобное пришло в голову Людвигу, когда вместо удара стали в спину он услышал не слишком приветливый, но зов. Убедившись, что его приглашают вернуться, посланец императора не стал проявлять чрезмерной гордости. И – вернулся.
Дайгал уже убрал меч в ножны и сейчас стоял, скрестив руки на груди и с сомнением рассматривая бывшего инквизитора.
– Ну так что же тебе нужно, «пес Господа»?
Тассельгорн проснулся, почувствовав на щеке теплое прикосновение утреннего луча. Августовский день обещал стать еще одним в череде знойных дней затянувшегося лета. В отдалении лениво и безобидно звенела сталь – скучающие солдаты упражнялись на мечах, прыгая по булыжнику внутреннего двора. В углу комнаты чуть курился паром и пах травами чан с горячей водой, видимо, недавно принесенный слугой. Из внутренних покоев замка доносились вперемешку смех и звонкий голос – пела Маргарита фон Шарфенберг, таинственная сестра Мартина. Слов разобрать не удавалось. Тассельгорн ощутил азарт, сродни беспокойству – не попытаться ли познакомиться с певуньей поближе? Но тут же передумал – быть может, потом.
Беспокойство, впрочем, не прошло, а превратилось в тихий беспечальный зов. Хотелось оставить тесные стены, пустить лошадь рысью по полям, проскакать лесной дорогой, заглянуть в таинственную тесноту холмов. Дела, связанные с книгой Адальберта, перестали казаться такими уж неотложными, с ними справится любимец Гагена, отъехавший по делам еще вчера… О, порази нас враг! – вернулся ли Людвиг? Барон стряхнул с себя оцепенение, потянулся за одеждой.
– Эй, стража!
На зов никто не явился. Молчание стало ответом на зов повторный. Тревога росла, почти переходя в панику. Барон, бросив одежду, заметался по комнате, отыскивая пояс с кинжалом.
– Не надо спешить. Торопливый находит малое, но теряет большое…
Тассельгорн, запнувшись о чан для омовений, чуть не упал в почти остывшую воду.
В оконной нише, небрежно привалившись к стене и скрестив руки на груди, устроился Мастер. Посол вздохнул, набираясь терпения, если уж с утра является бес, то предпочтительнее, если это бес хорошо знакомый. На этот раз малефик выбрал облик щеголя-аристократа. Плащ небрежно откинут назад, под ним изысканно расшитая куртка фиалкового цвета, мягкая шапочка с пером сдвинута на глаза. Однако внешний лоск только усилил жуть чуждого. Бывший иерарх уничтоженного ордена показался Тассельгорну скорее принарядившимся демоном, чем продавшимся дьяволу человеком.
– Вы не удивлены, мессир? – вежливо поинтересовался демон.
– Не слишком. Что вам нужно?
– Так, мелочи. Обстоятельства переменились.
– Проваливайте в ад! Что еще за обстоятельства, мессир дьявол?
– Спокойствие, барон. У меня хорошие вести. Прославленный герой, посланец Богов – ого! – великий воин, Сын Неба и далее в том же духе, словом, правитель востока Сарган соблаговолил откликнуться на ваше верноподданническое письмо…
– Я не писал никакого письма!
– Конечно. Я сберег вашу изрядно потрепанную совесть, взяв на себя это нечистое цело.
Тассельгорн, не смея гневаться на опасного гостя, лишь простонал в отчаянии:
– Послушайте, любезный, ну какого же черта…
Черт щелчком сбил с рукава роскошной куртки невидимую соринку и сокрушенно покачал головой, обращаясь куда-то в пространство:
– Как мало в людях понимания!
Тассельгорн поморщился.
– Чего вы хотите от меня?
– Это не я, это Сарган желает встретиться с вами в приграничных горах.
– Зачем?
– Затем, чтобы принять от вас заверения в преданности, друг мой. Вы ведь согласились предать собственного императора, поскольку нашли для нашей погрязшей в заблуждениях Империи лучшего, достойнейшего правителя…
– Кого? – тупо спросил барон.
– Саргана, разумеется.
В следующее мгновение прямо в лицо гостю устремилась увесистая каменная статуэтка степной черепахи – первое, что подвернулось под руку несчастному Тассельгорну. Мастер как ни в чем не бывало на лету подхватил импровизированный снаряд и аккуратно поставил его на инкрустированный столик.
– В чем дело, мессир посол? И чем же вы недовольны? Вы сами, мой благородный интриган, хотели встречи с повелителем варваров… Мечтали заманить его в ловушку…
– Я ничего не хочу от вас! Я не твой, дьявол. Давно уже не твой!
– Мой, мой, не сомневайся… В общем, вы меня поняли, любезный барон. Времена меняются. Ваш отряд нуждается в чистке и пересмотре рядов. Кто не с нами, тот против нас!
– Господи…
– А вот этого – не надо.
– …за что мне такая судьба?! Послушайте, да вы рехнулись! Вы можете погубить меня, признаю, я в вашей воле, но зачем вам нужна власть вонючего варвара?! Во-первых, это невозможно! Ему не справиться с Империей! А во-вторых… Я видел это животное не раз, имел сомнительную честь беседовать. Ему безразличен не только Господь, но и Дьявол, это просто-напросто закоренелый язычник, который и своих богов-то чтит как собутыльников, когда о них вспомнит! А как я объясню моим людям такую перемену обстоятельств?! Скажу, что это обман или внезапно изобретенная уловка? Но они же не поверят мне!
– Это ваши трудности, друг мой. Придумайте, где же, в конце концов, ваше воображение!
– Послушайте, Мастер, я знаю, что бесу чуждо милосердие, но пощадите меня. Делайте, что хотите, я бесполезен для вас – я не могу!
– Полно, полно – можете.
– Почему – я?!
– Не стану льстить вам, Тассельгорн. Вы избраны не за личные достоинства. Просто оказались в нужное время, в нужном месте, в нужном качестве, меня в большей степени интересует ваш друг инквизитор – как его теперь зовут? Фон Фирхоф?
– Так обращайтесь к нему!
– Забавный совет. Мне не нужна его помощь, мне… нужен он сам. Вы мне поможете. Итак, вам следует…
Тассельгорн, потеряв остатки самообладания, отчаянно взвыл…
Людям, преступившим обычай, закон или признаваемые данными свыше запреты, не свойственно винить себя. Вор считает виновным обобранного толстосума, беспутная жена – рогоносца мужа, изгнанный из Эбертальского университета за лень студиозус посвящает декану иронические куплеты, награждая ненавистного ретрограда-декана ослиными ушами. Умный и образованный Тассельгорн не был в этом отношении исключением. Попав, и, в общем-то, незаслуженно, в безжалостную петлю обстоятельств, он не посмел открыто возненавидеть Мастера – эта ненависть тихо тлела в его душе, придавленная ужасом и сдерживаемая до поры надеждой найти спасительную лазейку.
