Андрей Гребенщиков - Ниже ада
При звуках голоса мужчины Живчик заметно напрягся. Где-то он его уже слышал, и совсем недавно… На языке вертелось любимое «Кто вы и откуда?», однако с расспросами все же стоило подождать. А вот Отшельник ждать не стал. Видимо, соображения такта и этикета мало его волновали. Он щелкнул кнопкой фонарика и направил луч в сторону гостей:
— Ну, здравствуй, Генрих Станиславович! Давно искал встречи с тобой…
Луч бил мужчине прямо в глаза, он часто-часто заморгал и закрылся рукой от нестерпимого света. Впрочем, было уже поздно — Живчик узнал генерала, отдавшего приказ о захвате Ботанической.
Руки сделали все сами: перехватили из-за спины автомат, передернули затвор и нажали на спуск. Своды башни взорвались от раската яростного грома, но есть на свете вещи быстрее пули. Любовь и преданность.
Спутница седовласого генерала кинулась навстречу обрекающему на вечность металлу и приняла адресованную другому смерть. Живчик видел, как менялся ее взгляд — вспышка невыносимой боли, перемалывающей внутренние органы в кровавую кашу, затем, на безумно короткий миг, радость — успела, спасла! — и затухание, когда жизнь стремительно покидала молодое, красивое тело. Пули отбросили ее далеко назад, но лейтенант Екатерина Никитина, уже мертвая, продолжала стоять еще несколько мгновений, даруя Вольфу возможность укрыться, уйти из-под огня. Защищая своего любимого генерала… Когда ее израненное тело повалилось на пыльный, грязный пол, душа Кати была уже далеко от бренной земли.
Выстрелы умолкли, зато закричали люди: Живчик — испуганно, отчаянно, проклиная самого себя, Вольф — яростно и дико, как загнанный зверь, Мальгин — от удивления и непонимания. Даже Отшельник, внутренне готовый к подобному развитию событий, не удержался от гневной брани.
— Не стрелять! Вашу мать, не стрелять!
Он схватил ошарашенного, глотающего слезы Костю и затряс изо всех сил:
— Очнись! Живчик!
Пока Отшельник приводил Федотова в чувство, Иван высматривал исчезнувшего в темноте генерала. Ваня чувствовал — человек, так неожиданно оказавшийся врагом, находится где-то совсем рядом, но, как ни вслушивался, не мог различить ни одного постороннего звука. «Кто ж ты такой, неведомый Генрих Станиславович?»
Дозорный собрался было исследовать ближайший закуток, что располагался между опрокинутым на бок шкафом и застывшим на полпути к полу железным стеллажом, как его негромко окликнул Отшельник:
— Иван, иди сюда. — И, когда Мальгин приблизился, совсем тихо зашептал: — Забирай своего друга… не вовремя он раскис… Вам надо уходить. Не спорь, найдутся дела поважней, чем с Вольфом в прятки играть. Сам как-нибудь справлюсь. Вон, видишь письменный стол? Обходи его справа и двигай вдоль стены по часовой стрелке, пока не упрешься в лестницу, ведущую в подвал. В дальней стене подвала есть ниша, отсчитай в ней сверху три ряда кирпичей и одновременно сильно толкай пятый и седьмой — откроется проход, ведущий в старинную систему туннелей, проложенных под центром города. В дневниках Игната должна быть карта… Короче, разберетесь, не маленькие.
— Но куда мы должны выйти?!
— Не знаю, Ванечка, самому жутко интересно. Все есть в записях Москвича. Он был в курсе, как и откуда можно уничтожить Бункер. Читайте, ищите. И удачи, Мальгин… младший. Не подведи нас с дедом!
Спустя минуту, когда ребята окончательно скрылись из виду, Отшельник нарочито громко и насмешливо произнес, обращаясь к скрытому тьмой генералу:
— Генрих Станиславович, постреляем?
— Отшельник, я правильно понял? — Голос генерала послышался откуда-то из центра башни.
— Он самый. Рад встрече?
— Не слишком. Вот раньше бы, когда я мечтал свернуть тебе шею голыми руками… Видать, перегорел я, начисто. То ли старость виновата, то ли шестнадцать лет блокады, которую нам устроил твой Игнат…
— Зато у тебя было время, чтобы раскаяться. Скажи, ты видишь по ночам призраки тех людей, что погубил одним нажатием кнопки? Сотен живых людей?
— В своем ли ты уме, какое раскаяние? Я поступил сообразно боевой обстановке — одним ударом уничтожил врага и предавшего нас союзника, сберегая собственные силы и жизни вверенных мне солдат. Я сделал то, что должен был сделать. Сомневаюсь, что ты сам мучишься совестью за то, что подорвал Бункеру все ходы-выходы и обрек на медленную, но очень мучительную смерть. — Реакции собеседника Вольф ждать не стал и продолжил: — Мы истребили своего врага, но и враг, уже с того света, сумел огрызнуться, да с такой силой и коварством, что… Конечно, Бункер пережил и Динамо, и Площадь, однако цену заплатил непомерную: шестнадцать кругов ада. Мы прошли их все, круг за кругом — сходя с ума, теряя человеческий облик, раздирая друг другу глотки от отчаяния… Пусть руками Игната, но ты отомстил нам сполна, все счета давно оплачены.
— Разве, Генрих? Человеческая память слишком коротка, но у меня не было этих твоих шестнадцати лет. Все произошло как будто вчера, и я помню каждого динамовца, от глубокого старика до новорожденного ребенка, в лицо и поименно. Не дано мне забыть, что люди, за которых я отвечал и которых вел за собой, мертвы все до единого. А враг, учинивший кровавый геноцид, жив.
Генерал устало вздохнул, прерывая Отшельника:
— Я не буду оправдываться перед тобой. Хочешь стреляться, давай стреляться, чем не развлечение для двух отживших свое полоумных стариков? У тебя даже есть преимущество — ты аж захлебываешься от праведного или неправедного, кто сейчас разберет, гнева.
— Давай, — без лишних слов согласился Отшельник. — Для того и собрались.
— Зря Динамо не признало свое поражение. — Голос Вольфа звучал глухо, в отличие от громко клацнувшего в тиши затвора автомата. — Сейчас бы город жил… Перед смертью — твоей или моей, как думаешь? — открою маленькую, зато очень военную тайну. — Вольф хрипло рассмеялся. — Операция «Сайгон» по уничтожению очагов сопротивления свердловского метрополитена — это отнюдь не наша, не «бункеровская» задумка. Ее разработал, а после санкционировал Центр. Нам с Терентьевым лишь предоставили доступ к НАСТОЯЩЕМУ оружию… К городу уже направлялась огромная колонна тяжелой техники и грузовиков с продовольствием, медикаментами, оружием, топливом и прочими радостями цивилизации. С таким богатством Екатеринбург бы расцвел…
— Копкой под кодовым названием «Искупление Сайгона»?
— Откуда… откуда ты знаешь?!
— Не дошел твой конвой. Где-то в районе Верхнего Дуброво последний радиоперехват был. Потом тишина.
Вольф умолк и молчал довольно долго. Потом позвал:
— Отшельник?
— Да?
— Отзови своих головорезов и сам не стреляй. Хочу поговорить.
— О чем ты, они давно ушли. Я стрелять пока не буду.
— Так я выхожу?
— Выходи.
Сначала из-за перегородки показалась голова Вольфа, которая завертелась, ощупывая цепким взглядом пространство вокруг неподвижно стоящего Отшельника, затем высунулся автомат с демонстративно опущенным к земле дулом и, наконец, генерал появился целиком. С интересом окинул взглядом собеседника и остановился. Видимо, выражение глаз Отшельника успокоило Генриха Станиславовича окончательно — закинув автомат на плечо, он отвернулся и отошел в противоположную сторону, где на полу лежало тело Никиты. Присел рядом с ней, что-то прошептал и нежно провел ладонью по холодному и удивительно безмятежному лицу.
Отшельник терпеливо ждал.
— Отомщу за нее, — наконец проговорил Вольф, подходя к Отшельнику. — И не тебе, ее убийце. Но пока эмоции подождут. Я предлагаю договариваться. Дуброво не так далеко — километров тридцать. Ты не представляешь, что это был за конвой: танки, БТРы, мотопехота и огромное, нереальное количество груза… Ставка готовила свой переезд в Екатеринбург. Там, в трех десятках километров, целое Эльдорадо. Нам хватит, чтобы поднять город. Мы все исправим…
— Кто «мы», Генрих? Изгнанный генерал без войска и Отшельник, в самом деле, ставший простым одиночкой?
— Я договорюсь с Красновым, это эмиссар Ставки. Мы все уладим! У него есть два вертолета, мы полетим…
— Уже один. Второй сбит по моей личной просьбе Орденом Зеркала…
— Это что еще за напасть?.. Ладно, плевать, неважно. Один так один, хватит и его!
— Ты не понимаешь… не знаешь… не видишь. Или не хочешь понимать, знать и видеть. Загляни чуть подальше своего тупого реваншизма, нет здесь людей. Большое метро ты убил, уничтожив ключевые станции, а жалкие остатки не доживут ни до какого мифического конвоя. В эти самые минуты орды мутантов с Уктуса идут к внутренней части Щорса — к Ботанике. И это только первая волна. Для тебя и для твоего Бункера с его имперскими амбициями все кончено, Вольф. Он примет на себя основной удар нечисти, после чего мы его и накроем, вместе с уктусскими тварями…
