Сурен Цормудян - Наследие предков

— Тигран! Что случилось?! — В начале туннеля показался силуэт Риты.

— Не иди сюда, бога ради! Уйди! Бомбы покатились! Уходи!

— Тигроша, беги оттуда!

— Я остановить пытаюсь!

— Вернись, пожалуйста!

— Уходи, Рита, черт тебя дери!!!

Тигран снова схватил шинель и бросился догонять тележки. Теперь он понимал, что для остановки и надежной фиксации надо их сначала затормозить, чтобы колеса опять не спихнули стопор в сторону. Но при том темпе, который уже набрали эти чертовы тележки, и учитывая их примерную массу вместе с бомбами, он, пытаясь обогнать и остановить их, упершись в головную, скорее всего, будет раздавлен. Надо сначала замедлить их ход все той же шинелью. Скрученную может столкнуть. Надо ее развернуть. Именно это он и проделал: догнал головную тележку и кинул шинель на рельсы. Однако его ждала очередная неудача. В развернутом виде ветхий до тленного состояния материал просто перерезало стальными колесами, и тележки устремились дальше, не обращая внимание на жалкие попытки пробудившего их человека их же и остановить. В последней отчаянной попытке он схватился за хвостовое оперенье бомбы на последней тележке и принялся тормозить ногами. Однако все было тщетно. Тигран спотыкался, ударялся коленями о саму тележку, но был не в состоянии совладать с законами физики, увлекающими три бомбы по наклонной вниз. Наконец разведчик разжал болевшие от неописуемого напряжения пальцы и упал. Затем вскочил и бросился назад, к своему автомату, проклиная себя за неосмотрительность, приведшую к таким вот результатам. Неизвестно, как долго пронесутся в туннеле эти тележки, прежде чем во что-нибудь врежутся. И также неизвестно, приведет ли это к взрыву бомб и какой силы этот взрыв будет. Теперь надо спасать себя и Риту. Ну и ту оборванку, конечно.

— Центурион ответил, что считает допустимым присутствие ваших людей на наших работах. — Нарочито помпезно заявил Рохес, войдя в комнату главы Красноторовской колонии. — Однако существует ряд строгих правил, которые он предъявил к вашим наблюдателям.

— Какие же? Нордическая внешность? — усмехнулся майор.

— Нет, — совершенно не оценив сарказма, мотнул головой Пауль. — Ваши люди должны надеть нашу одежду. Они должны выглядеть так же, как любой из нас.

— Почему?

— Многие в нашем братстве потеряли друзей в бою с вами. Во избежание неожиданных случайностей ваши люди должны быть одеты, как мы.

— А что, ваши солдаты не знают о перемирии с нами?

— Наши солдаты делают то, зачем они пришли сюда. И в эти планы война с вами не входила. Однако нельзя забывать о том, что кто-то в порыве гнева может спровоцировать столкновение. Итак, это непременное условие.

— Ну, хорошо. Такое условие мы как-нибудь переживем. Что еще?

— Ваши люди не должны брать с собой оружия.

— Это неприемлемо, — нахмурился Стечкин.

— Центурион гарантирует их безопасность…

— А ваш центурион, может, и с крабами договорился? Там всего тысяча метров от моря, верно? Что, если эти твари выползут на берег и нападут? Мои люди должны просить помощи у ваших, крича на русском языке?

— Вы получите наше оружие. Для аутентичности.

— Это все?

— Нет. Не все, — снова мотнул головой Рохес. — Вода и пища у ваших людей должны быть свои.

— Ну хоть на том спасибо! — развел руками майор.

— Питаться они должны отдельно, в специально отведенном месте. Наши люди питаются там по очереди, так как всех разместить нельзя. Ваша очередь — последняя. Также запрещено брать с собой спиртное. Запрещено курить на месте работ. Запрещено разговаривать с кем бы то ни было, кроме специально приставленного к вашим людям нашего человека. Запрещено покидать назначенное им место без ведома смотрителя.

— Концлагерь прямо, — ухмыльнулся Борис.

— Вас устроят такие условия? — продолжал Пауль.

Стечкин вопросительно посмотрел на Колесникова. Тот кивнул.

— Да, устроят, — ответил майор.

— Хорошо. Тогда доставьте ваших людей и топливо в то место, где было достигнуто соглашение о перемирии. Там вас будет ждать наша машина с кофе, сахаром, пенициллином. Там же ваши люди переоденутся и будут доставлены оттуда на место.

— Боря, готовь ПТС и людей. Я с охраной с вами поеду.

— Есть, командир.

Майор Стечкин стоял у ПТС, сложив руки на висевшем на шее автомате, и молча наблюдал за тем, как солдаты центуриона грузят на бронетранспортер «Пиранья» пять бочек с дизельным топливом. Жутко хотелось курить, но пришедший с моря туман не позволял снять с лица защитную маску. Наконец погрузка закончилась. Из «Пираньи» вышли три человека в облачении солдат колонии «Дигнидад» и подошли к майору?

— Это вы, хлопчики? Ну-ка быстро матернитесь по-русски, пока я вас не перестрелял к чертям, — тихо проговорил Стечкин.

Троица негромко засмеялась.

— Все в порядке, командир, мы это, — послышался искаженный фильтрами голос Колесникова.

Майор кивнул и внимательно осмотрел одеяние своих подчиненных.

— А где оружие?

— Сказали, на месте выдадут.

— Борис, — Стечкин поманил Колесникова пальцем, подойти еще ближе. — Вы в курсе, что у каждого из вас на груди красные треугольники намалеваны?

— Ну да, заметили.

— А вы в курсе, что больше ни у кого из них никаких треугольников на комбинезонах мы ни разу не видели?

— А ведь точно, — послышался голос одного из троицы, старшины Маресьева.

— И что это по-твоему значит, командир? — тихо спросил Борис.

— Вас пометили. Скорее всего, за вами будет наблюдать еще и стрелок. Возможно, не один. Может, снайпер. Так что будьте предельно осторожны.

— Понятно. Этого, впрочем, следовало ожидать. Да ты не волнуйся, Павел Васильевич. Все пучком будет.

— Ох, капитан, не нравится мне вся эта затея. Хоть и моя.

— Да все будет нормально, — настаивал Борис. — Нужное ведь дело делаем.

— Надеюсь, братка. Ну, ладно. С богом!

— Вот ваша точка наблюдений. Отсюда не отлучать. Когда придет ваша очередь еды, я приходить за вами, — пробубнил сквозь фильтры приставленный человек Элиаса Клаусмюллера. По-русски он говорил заметно хуже Рохеса, но, тем не менее, достаточно понятно и настойчиво.

Борис кивнул, и соглядатай удалился. Морпехи стояли в стороне от остальной массы трудящихся на земляных работах людей и тех, кто их охранял. Место им выделили, похоже, неспроста — на большом холме вываленного за прошедшее со времени начала этих работ грунта. Отсюда самих наблюдателей видно хорошо и издалека. С другой стороны, и им удобно было наблюдать за большим котлованом, образовавшимся здесь за прошедший день. Инженерная машина, сделанная на базе какого-то гусеничного военного агрегата, стояла заглушенной. Сейчас работали только люди при помощи лопат и кирок. Они обкапывали какой-то бетонный короб, почти столетие скрытый в земле. Неподалеку в кустах были видны обломки сделанной также из железобетона башни. Борис узнал характерные круглые обводы остатков этой башни. Строения, подобные ей, были натыканы на побережье повсюду. Местами они даже сохранились: к примеру, одна стояла на моле в Балтийске, пережив даже ядерный удар по военной гавани. Еще одна, известная Борису, находилась в паре километров от бывшего госпиталя в поселке Павлово. Где-то еще он помнил опрокинутую башню. Назначение их было понятно сразу — наблюдение за морем и, возможно, за небом. Известно было, что во время той войны по определенному маршруту курсировал германский бронепоезд, который попортил много крови и нервов наступающей Красной армии. Получая своевременные данные, бронепоезд, патрулировавший подступы к Пиллау, наносил точные упреждающие удары и встречал советскую авиацию шквальным зенитным огнем.[38] Борис знал историю края и хорошо помнил, что последние немцы сдались на балтийской косе аж восьмого мая сорок пятого года, когда Красная армия уже взяла Берлин. Знал он, что бои за Пиллау, который всего в двадцати минутах езды отсюда, были настолько тяжелы, что у многих красноармейцев, расквартированных позже в Кенигсберге, после тяжелого штурма, к слову, неудавшегося, с первой попытки, сдавали нервы. Бывали случаи, когда они отыгрывались на местных. Известно, что через некоторое время после взятия города местные снова открыли свои магазины и кафе. Но когда в Кенигсберг вернулись те, кто штурмовал Пиллау, недолгая, временно наступившая мирная жизнь для местных там кончилась. Советскому командованию приходилось вводить поистине драконовские меры против своих же солдат, преступавших законы чести, писанные для воина, сражавшегося за правое дело. Однако советские воины, участвовавшие в Восточно-Прусской операции, несмотря на тяжесть боев и потерь, получили такой неоценимый опыт, который с успехом применили чуть позже в боях с Квантунской армией на Дальнем Востоке.