Самый заурядный попаданец в гоблина. Книга 1 - Сергей Валентинович Хабаров
— Да что же это делается-то, а? Морского дьявола мне в попутчики, куда же меня занесло? Кто я? — последний вопрос он задал полоумной бомжихе-великанше.
Та, мыча, подбежала к нему и стала помогать подняться. Петру уже стали закрадываться сомнения: это не она большая, а он маленький. Высота окна ему была по шею, а женщине была бы в самый раз. Разница в росте между ними составляла сантиметров тридцать. Пётр стал с любопытством изучать Дикарку, та уже успела обрядиться в какие-то лохмотья и, видимо, уходить не спешила. Он последовал её примеру и натянул на себя чьи-то валяющиеся штаны, больше походящие на половую тряпку. По-видимому, их носил бывший обладатель этого тела.
— Ты кто? — задал, наверное, самый дурацкий вопрос Пётр. Откровенно говоря, он сам не понимал, на каком языке он разговаривает и язык ли это вообще.
— Ума мума м-м-м-м, — ожидаемо замычала полоумная.
— Ну понятно. Буду звать тебя Умка, — Пётр произнёс эти слова и остался недоволен: вместо слов шла сплошная тарабарщина.
— У-у-у, м-м-м, к-к-к, — вытягивал по буквам Пётр, и кое-что у него получалось. Если не отвлекаться, то у него получалось произносить отдельные буквы.
— УМК? — повторила аборигенка.
— Угу, — кивнул Пётр, трогая Умку за плечо, — УМ-КА.
— Умка, — повторила аборигенка.
— П-Ё-Т-Р-Р-Р, — взяв Умку за руку, он приложил её к себе.
— Сталин, — совершенно по-русски произнесла Умка. Я аж на месте подпрыгнул.
— В-Т-О-Р-И?! — проговаривать русские буквы было очень сложно, чуть отвлекаешься — и опять идёт тарабарщина.
— М-М-М, — испуганно замычала Умка, пытаясь закрыться от меня руками.
— В-Т-О-Р-И, — «П» просто не выговаривалась, и я просил её повторить так, как мог.
Ничего не получалось, это был просто разговор глухого с немым. Потом меня осенила идея.
— У-М-К, — приложил Пётр ладонь к плечу девушки.
— Умк? — спросила Умка, трогая себя за плечо. Наверное, она подумала, что так называется плечо.
— У-М-К-А, — утвердительно закивал я, тыкая её пальцем в грудь.
Потом взял её руку, отогнул на ней указательный палец и тыкнул себе в грудь. После пары повторений Умка, похоже, что-то поняла.
— Сталин, — чётко проговорила Умка.
«Ну пусть будет Сталин, главное есть контакт», — в душе махнул рукой Пётр.
Вытащив на свет Умку, Пётр стал внимательно изучать свою спутницу. В общем сразу стало понятно, что она не человек, а вернее, не совсем человек. Высокая, метр восемьдесят, может больше. Даже больше, если не будет сутулиться, но Умка всё время сутулилась и так и норовила пригнуться, подогнув колени. Видимо, последние годы она недоедала и терпела постоянное грубое к себе отношение.
На её теле были шрамы и следы от побоев. К своему удивлению, несмотря на худобу, Умка была подтянутая и спортивная. И слепа, но при этом ей часто приходилось быстро бегать. На стопах были твёрдые мозоли от постоянного хождения босиком, её ноги огрубели. Чтобы рассмотреть лицо Умки, Петру пришлось посадить её на корточки. Девушка повиновалась, но при этом поняла его как-то не так и потрогала его одной рукой за причинное место.
— До чего же девки пошли бесстыжие, — протарабанил Пётр, шлёпая Умку по руке. — С-Т-А-Л-И-Н-А на вас нет.
К её поведению он уже начал привыкать. Всё же сумасшедшие и прочие душевнобольные часто бывают очень сексуально агрессивны.
— Сталин, Сталин, — закивала Умка, радуясь, что что-то поняла.
Оказавшись на одной высоте, Пётр смог разглядеть громадные уши, торчащие, словно антенны из-под волосатого колтуна. На кончиках уши были обрезаны, создавая ощущение незавершённости. Чтобы разглядеть лицо Умки, Петру пришлось раздвинуть годами нечёсаные космы, а когда увидел, то ахнул. Умка была ещё совсем юной девушкой, лет восемнадцати-девятнадцати, примерно ровесница его приёмной дочери Ирины. Оба глаза перечёркивали две татуировки: вертикальные остроконечные линии, начинающиеся на лбу и заканчивающиеся на скулах, губы тоже были зататуированы чёрной краской в узкую клоунскую улыбку. Кто-то поиздевался над ней, разрисовав ей лицо и изуродовав таким образом.
— Интересно, где твои родители, почему позволили бродить тебе в одиночку? Ладно, давай выбираться к людям, — сказал Пётр, ставя Умку на ноги и взяв её за руку, повёл к выходу.
— У-у-у-у! У-у-у-у! — сказала упирающаяся Умка, указывая пальцем куда-то в темноту.
— Что?
— У-у-у-у! — Умка потащила меня в тёмный угол.
И там я обнаружил труп.
— Ах да, точно! Я же боролся с кем-то, прежде чем потерять сознание от боли в голове.
Вдвоём они выволокли на свет невысокого зелёного уродца с длинным носом, кривыми зубами и опухшим круглым животом. Из груди у уродца торчал нож. Омерзения к картинке добавлял тот факт, что уродец был гол.
— Хорошо напоролся прямо в сердце, — протарабанил Пётр, вынимая у уродца из груди нож.
Осмотрев труп уродца, Пётр пришёл к выводу, что он с ним одной расы: тоже маленький рост, зелёная кожа, длинный нос, слегка гипертрофированные руки и ноги с увеличенными ладонями и стопами. Но разница между этим трупом и Петром, как между домашним котом и дикой рысью, пропорции тела были всё те же, короткие, кривые ноги и длинные руки, как у шимпанзе, но при всём этом, у Петра были повсюду сухие жгуты мышц, как у атлета. А зубы? У трупа кривые, квадратные, а местами их не хватало. Петру пришлось языком искать себе жевательные зубы: все остальные были предназначены для того, чтобы рвать и кусать, одних только клыков по три штуки на каждой стороне. С удивлением отметил, что и язык у него, оказывается, раздвоенный и такой длинный, что может бровь себе облизать.
Пётр вытащил нож, который мог ещё пригодиться. Ножик, кстати, оказался простым кухонным, не боевым, но, когда такого оружия нет, всё что угодно сойдёт. Выйдя на улицу, Пётр только сейчас задался вопросом, а куда, собственно, идти? Местной географии он не знал, но зато была привычка действовать и желание отвести эту полоумную девушку к родителям, опекунам или кто
