Стать жестче - Олеся Шеллина
— Ты бы связки поберег что ли, — посоветовал я ему. И тут перехватил очень странный взгляд, которым Люсинда смотрела на него. У них явно что-то произошло, пока они сидели здесь одни. Ничего, взрослые люди, сами разберутся.
— Уберите этот чертов стол, — раздался раздраженный голос Андрея Никитича. — Устинов, мать твою, ты что собрался своего командира за ноги оттуда вытаскивать? Где носилки? Что за стадо баранов! Егор, как выздоровеешь, уволь половину к чертовой матери!
Тут стол, наконец, отодвинули, Егора уложили на носилки, и Андрей Никитич подошел, взяв правнука за руку. Они не говорили ничего друг другу, только смотрели в глаза. Этот молчаливый диалог длился довольно долго, затем глава Ушаковых улыбнулся и осторожно погладил Егора по волосам. После этого обернулся к стоящей рядом с носилками Люсинде. Так же молча рассматривал её, а затем подошёл и очень аккуратно повернул её голову, глядя при этом на шею, где синяки, оставленные пальцами убитого ею урода уже начали чернеть.
После этого он отошёл от них, дав целителю, которого прихватил с собой, уже осмотреть своего пациента.
Оглядевшись, Андрей Никитич подошел к тому месту, где мучили Егора. На полу была кровь, в крови были цепи, разорвавшие кожу запястий Егора. Люсинда кое-как их замотала, судя по всему существенной частью своей юбки, поэтому слишком большой кровопотери удалось избежать. А я сразу и не обратил внимания на то, что они кровоточат. Хорошо хоть девчонка разобралась. Ушаков поднял блокирующие дар оковы, которые тоже были в крови, осмотрел и швырнул их на пол. Судя по выражению его лица, оставшимся в живых исполнителям этой акции, ой как сильно не повезло, что я их не убил.
— Твоя работа? — Ушаков кивнул на оба трупа, лежащих неподалеку. Я вытащил кинжал, и, чтобы чем-то занять руки, принялся чистить ногти. Взглянув на тела, покачал головой.
— Со сломанной шеей — Егора. Эти твари даже в сторону его не оттащили, уроды, что с них взять. А который с ножичком в шее — Люсин. Я так понял, её брат разным подобным штукам учил. А он был... — Ушаков должен знать, что родословная у Люси не отвечает его стандартам даже в минусовой степени.
— Я знаю, кто был её брат и за что сидел её отец, — отмахнулся Андрей Никитич, я же удивленно приподнял брови и сунул кинжал в ножны.
— Однако, — протянув это, я замолчал, чтобы переварить новость о том, что Андрей Никитич зачем-то собирал о Люсинде сведения, но не запретил при этом правнуку практически поселиться у неё.
Целитель уже закончил осмотр и о чём-то яростно говорил по телефону, сыпя терминами, половина из которых была мне непонятна. После этого он кивнул внимательно смотрящему на него Андрею Никитичу.
— Детей в клановую клинику, — отдал распоряжение Ушаков и тут же двое бойцов подскочили к высоким носилкам, подхватили их, убрав ножки, на которых носилки стояли и рысью понеслись к выходу. Судя по тому, что Егор не подавал признаков жизни, его накачали чем-то, погрузив в легкую кому. Ну и правильно, нечего ему продолжать терпеть боль. Люся сначала растерянно смотрела, как уносят Егора, но тут к ней подбежал один из бойцов и, придерживая за талию, потащил в том же направлении. Глава клана сказал детей, значит детей. Они и на меня начали поглядывать, но я молча сунул кулак под нос Устинову, и от меня отстали.
— Мы снимаемся с позиций? — Устинов повернулся от меня к Андрею Никитичу, и тот кивнул.
— Оставь здесь взвод, они мне понадобятся, — распорядившись, Ушаков повернулся ко мне. — Кто-то выжил?
— Выжили, — я кивнул. — Их нельзя убивать, — добавил после небольшой паузы. — Ну, то есть, парочку можно, чтобы душу отвести, но остальных нельзя. Это не просто бандиты, это заговорщики, преследующие весьма четкие цели. Почти все занимают определенные государственные должности, даже вон тот, — и я кивнул на приземленное Егором тело.
— Вот как, — Ушаков подошел к трупу и тростью перевернул его на спину. Тело уже начало костенеть, поэтому Андрею Никитичу пришлось приложить определенные усилия. — Ну надо же, Касьянов. То-то в последнее время в Совет столько жалоб поступило на необъяснимые ошибки в составлении патентов. — Он снова повернулся ко мне. — Говоришь, оставшиеся в живых, примерно этого уровня?
— Да, — я кивнул. — И тут проблема национальной безопасности.
— Подозреваю, что Подоров в курсе, — Ушаков поморщился. — А я всё гадал, почему мне заблокировали право реагировать на эти недочеты в работе всех этих бюрократических служб. Наверное, Подоров хотел выяснить больше, прежде чем принимать меры.
— Или же он ничего не хотел предпринимать. Что для него жизни нескольких сыновей кланов, погибших в поезде, и жизнь Егора по сравнению с национальной безопасностью? — как бы это стремно не звучало, но я был почти уверен, что прав. Ни Подоров, ни император не мыслят другими категориями. Я был на месте Императора, и я не хочу больше никогда принимать подобных решений. Потому что с точки зрения логики, здравого смысла и государственной необходимости — они верны. Вот только, как быть с теми отцами, в глаза которых я смотрел, показывая казнь убийцы их сыновей. Как бы я сам пережил смерть Егора, который стал для меня... да хрен его знает. Вроде и не друзья мы, но братья, то ли троюродные, то ли четвероюродные, я так и не разобрался. Одно могу сказать точно. За Вольфа и Егора я порву любого, вот только им пока об этом знать необязательно.
— Да, ты прав, — Ушаков кивнул и снова поднял цепь, которой сковали руки Егора. Глядя на его кровь, уже запекшуюся на металле, он внезапно произнес. — Когда Егору исполнилось три года, я приехал к ним в поместье. Был праздник, много народу, детей, его мать очень любит всякие детские праздники устраивать. Вот только именинника я никак не мог найти среди всех остальных детей. И его безалаберная мамаша и нанятые ею няньки так и не могли сказать мне, где мой правнук. Я нашёл его на берегу пруда, посреди парка. Трехлетний ребенок один на берегу пруда! Он запихал в нос какую-то конфету, и ушел, чтобы никому не рассказывать, пытаясь
