Василий Головачёв - Ультиматум
Потапов шагнул было назад, но дверь уже открылась, и ему ничего не оставалось делать, как войти. И тотчас же сработала сторожевая система организма, уловившая дуновение опасности.
Дарья в халате стояла в глубине гостиной с закушенной губой и смотрела на гостя исподлобья, с ясно читаемым испугом в глазах. Она не могла открыть дверь сама, это сделал кто-то другой, но отступать было уже поздно, и Михаил метнулся вперед, перекувырнулся через голову, оглядываясь в падении и видя две мужских фигуры — за дверью прихожей и за спиной Дарьи, вскочил… и все поплыло у него перед глазами от страшного и странного, мягкого, но массивного удара по голове, вернее, по всему телу, удара, нанесенного не столько извне, сколько изнутри. Проваливаясь в беспамятство, Потапов услышал крик девушки:
— Миша, они заставили! Я не хотела! Не бейте его!..
И потерял сознание окончательно.
Туман был густым и белым, как молоко, таким густым и белым, что, казалось, его можно пить. Потапов попытался облизнуть губы, не чувствуя их, так ему захотелось пить, хотел позвать кого-нибудь на помощь, чтобы ему принесли стакан молока, но обнаружил, что не в состоянии.
Попробовал пошевелиться — с тем же результатом. Зато стал рассеиваться туман перед глазами, в нем протаял розоватый светящийся овал, приблизился и превратился в размытое человеческое лицо с черными глазами, в которых вспыхивали злые огни силы и воли.
— Кто… вы? — вяло спросил Потапов, не слыша своего голоса.
— Гляди-ка, очнулся майор, — донесся как сквозь вату чей-то тихий голос. — Сильный мужик нам попался, всего три часа и провалялся. Другие на его месте спали бы сутки.
— Укол!
Потапов почувствовал боль где-то в области сердца, и сразу все вокруг переменилось, туман рассеялся, появилась обстановка помещения со стерильно белыми кафельными стенами, белым потолком с системой металлических концентрических кругов и бестеневым светильником. Михаил стал слышать все звуки и голоса, увидел аппаратные стойки, экраны, непонятное оборудование и двух мужчин в халатах у высокого операционного стола, на котором он и лежал, пристегнутый к столу за руки и ноги специальными манжетами.
Один из мужчин наклонился над ним. Он был смуглолиц, с заметной сединой в черных волосах, со слегка раскосыми черными глазами и походил на Дарью. Потапов понял, что это и есть отец девушки, засекреченный ученый, работающий на одну из лабораторий стратегической системы специсследований.
— Здравствуйте, Михаил Петрович. Как вы себя чувствуете?
— Добрый день, Николай Наумович, — усмехнулся Потапов онемевшими губами.
Мужчины переглянулись. Более молодой, но выглядевший каким-то рыхлым и болезненным, покачал головой.
— Кажется, он знает больше, чем мы думали, шеф.
— Вам крупно не повезло, Михаил Петрович, — сказал Калашников, — что именно вы занялись расследованием так называемых терактов. К тому же, как оказалось, вы слишком умны и догадливы. Ведь вы уже догадались, что созданием «фотонных» людей занимается моя лаборатория?
— «Восток», — против воли пробормотал Потапов, начиная приводить себя в боевое состояние.
Мужчины снова переглянулись.
— Вот видите, вы становитесь опасным, Михаил Петрович. Дарья вас правильно оценила.
— Она… с вами?
— В каком смысле? Она моя дочь, но, конечно же, к моей работе отношения не имеет. Хотя кое-что знает. К сожалению, в последнее время она совершенно отбилась от рук, не слушается, самовольничает, знакомится с кем попало и так же, как и вы, становится непредсказуемо опасным свидетелем. Мне, очевидно, к глубокому прискорбию, придется ее урезонивать, то есть кодировать.
— Как тех двух несчастных, сыгравших роль «живых мин»?
— Вы были правы, Кирсан Вольфович, — посмотрел на одутловатого коллегу Калашников. — Он значительно опаснее, чем я думал. Начинайте процедуру программирования, к утру он должен быть готов… — короткий смешок, — к акту самопожертвования. — Отец Дарьи повернул голову к Потапову, развел руками. — Извините, майор, что не могу уделить вам много времени, пора и отдохнуть от трудов праведных. А с вами мы уже больше не увидимся. Утром вы, как и всегда, пойдете на работу, встретитесь с полковником Щербатовым и пожмете ему руку. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. На этом расследование, затеянное неугомонным полковником, будет закрыто, а программа испытаний «фотонных» людей завершена.
Калашников наклонил красивую голову, прощаясь, и вышел из помещения, напоминающего хирургический кабинет. Потапов напрягся, пытаясь разорвать манжеты, в глазах поплыли красные круги, но ремни выдержали.
— Не дергайтесь, майор, — хмыкнул наблюдавший за ним собеседник Калашникова, названный им Кирсаном Вольфовичем. — Эти ремешочки рассчитаны на буйнопомешанных, слона выдержат, а вот вы себе только ручки-ножки повредите. Сейчас я вам сделаю укольчик, и вы поплывете, поплывете, легкий и радостный, и очнетесь уже дома в постельке. Хлумов!
В помещение вошел могучий молодой парень в халате с неподвижным сонным лицом.
— Приступим.
Потапов еще раз попытался освободиться от пут, не смог и понял, что надо начинать внутренний бой, бой с химией и гипнотическим воздействием, с помощью которого его хотели запрограммировать. Закрыл глаза, сосредоточился и, будто ныряя с берега в омут, вошел в состояние «железной рубашки», которому его научил тренер, мастер цигун.
Укола в плечо он уже не почувствовал.
Часы прозвонили семь утра.
Потапов проснулся, чувствуя себя совершенно разбитым, поплелся в душ, пытаясь вспомнить что-то важное, случившееся с ним вчерашним вечером. Но не вспомнил, даже простояв несколько минут под ледяными струями. Продолжая размышлять над своей разбитостью и полным отсутствием тонуса, начал бриться и вдруг увидел на левом плече три маленькие красные точки. Болото памяти колыхнулось из-за всплывающего пузыря воспоминания, однако тут же успокоилось. Потапов побрился, прикидывая, где он мог получить точечки — явные следы уколов, и вспомнил, что вроде бы проходил в управлении медицинское освидетельствование, где ему заодно сделали какую-то новейшую комплексную прививку. Слегка успокоился, пошел пить чай, отбиваясь от привязавшейся, как слепень, мысли: надо встретиться с полковником, пожать ему руку… надо встретиться с полковником… надо встретиться…
— Черт! — с досадой проговорил он. — Отстань, приставала. Сам знаю, что надо встретиться с Щербатовым… — Он осекся на полуслове, внезапно осознавая, что такого с ним еще не было. Подсознание диктовало ему, что надлежит делать!
Потапов встал перед зеркалом, оглядел себя со всех сторон, заметил, кроме следов уколов, бледно-синеватые перетяжки на запястьях рук и на лодыжках, напрягся, насилуя память, и чуть не потерял сознания от приступа слабости. Память сопротивлялась, она была заблокирована!
— Ах ты, зараза! — вслух выговорил он, сунув голову под кран. — Что это со мной?
Успокоив немного расходившиеся нервы, он достал пузырек с настойкой эспарцета полевого, известного под названием «одолень-трава», развел в кипяченой воде столовую ложку и выпил. Подождал, пока прояснится голова, а мышцы наполнятся упругой силой, уселся на диване в позу лотоса и начал настраивать организм для ментального «просеивания». Он не был уверен, что это поможет прояснить ситуацию, но более верного способа снять гипноблокаду не было. Этому его тоже научил тренер, когда Михаил еще только начинал увлекаться эзотерикой и боевыми искусствами.
Казалось, он стал падать в бездну и растворяться — в воздухе, в стенах комнаты, в зданиях вокруг, в земле и деревьях, в космосе… в глазах потемнело, тело исчезло, все ощущения растаяли… черное Ничто обступило его со всех сторон, словно он умер… и длилось это состояние невероятно долго, целую вечность, хотя время текло не внутри него, а снаружи и мимо, обтекая мыслесферу, не затрагивая ни чувств, ни мыслей… Наконец он достиг дна бездны, усеянного острыми шипами и лезвиями, раскаленными до багрового свечения, обнаружил светящийся в каменном ложе люк, охраняемый гигантским змеем с огнедышащей пастью, и понял, что ему надо нырнуть в этот люк: там его ждала свобода…
Потапов начал раздуваться, увеличивать свою массу, вырастил огромную мускулистую руку и схватил змея за глотку, а когда тот начал биться, вырываться, свиваться в кольца и пускать пламя, «отделил» от тела-носителя разведаппарат второго «Я» и нырнул в колодец заблокированной памяти, попадая в ясный солнечный день личной свободы.
Он стоял в огромной библиотеке со множеством стеллажей под открытым небом, на которых лежали тысячи светящихся книг, — библиотеке своей памяти и мог беспрепятственно вытащить любую «книгу» и прочитать ее от корки до корки. Легко скользя над светящимся полом, Потапов двинулся вдоль «стеллажей» с «книгами», выбрал нужный «том» и раскрыл на первой странице. Через несколько мгновений он вспомнил все…
