Апокалипсис на Церере - Виталий Сергеевич Останин

Стеф опять немного изменился, и не в лучшую сторону. На вид он стал меньше ростом, тоньше и… старше. Вон и волосы поредели, и кожа на руках и лице стала как будто тоньше. Кроме меня этого, кажется, никто и не заметил, я и сам-то обратил внимание на изменения только потому, что знал граничника лучше самого себя.

Демон между тем немного очухался и проревел, используя голос подобно оружию:

– ТЫ-Ы! КАК?

Я ждал, что сейчас наши кости раскрошатся от этой вибрации, но ничего не произошло. Короткий взгляд на Стефа – я уже научился замечать закономерности, и верно – лоб его стал выше из-за отступивших волос. С каждым использованием силы мой подопечный старел.

– Я ведь понимаю, – мягко и как-то участливо произнес страж, не замечая происходящих с ним изменений. – Сам такого не испытывал, врать не буду, но угрызения совести и чувство, будто Бог от тебя отворачивается, знакомо каждому человеку. А если это длится тысячелетиями…

Демон обрушил на мужчину сдвоенный удар клинков. Мне послышалось или он и вправду всхлипнул? Стеф не стал вновь его блокировать, просто увернулся.

– Одна ошибка. Один неверный выбор. И невозможность ничего изменить.

Снова удар, еще более беспомощный, чем предыдущий. Клинок прошел в волоске от лица граничника, но тот вновь уклонился.

В оглушительном реве Часовщика не осталось ни капли от той гордыни, с которой он вышел из разлома. Только гнев, густо замешанный на страхе и боли. Пусть нанесенная ему рана была невелика, пусть он вроде бы не лишился своих сил, но, кажется, понял, что поединок уже проигран.

– Почему Он готов прощать раз за разом несовершенных созданий, вроде людей, а подобным вам достаточно один раз оступиться?

Большую часть ран высшему наносили слова стража. Он даже отмахивался от них клинками, бестолково пластая воздух вокруг себя, будто это могло остановить говорившего.

– Я ВОИН! – заорал Часовщик, окончательно утратив контроль. – Я СОЗДАН ТАКИМ! Я СЛУЖИЛ ЕМУ!

– Я знаю, – молвил Стеф.

Его бросок я едва разглядел. Вроде бы Импульс Стеф не активировал, однако в воздухе его буквально размыло. Вот он стоит, обличая противника, и вот уже делает шаг в сторону, оставив один из своих ножей в середине могучей груди Падшего. И шепотом, едва слышно добавляет:

– И мне жаль.

Я точно знал, что ножи у воспитанника совершенно обычные. Они, строго говоря, даже оружием не были, утилитарные хозяйственные предметы, щепы для костра настрогать, зверя освежевать, рыбу выпотрошить. Их даже виртуальная таможенница разрешила оставить, хотя от всего остального нас «освободила». Граничник-то и пользовался ими только потому, что привычного снаряжения лишился.

И они точно не были освящены – кому бы пришло в голову освящать засапожный нож? Но сейчас, торчащий из груди Часовщика, он выглядел настоящей священной реликвией. Рукоять раскалилась добела, отбрасывая в стороны слепящие блики. От нее по телу Падшего сперва медленно, потом все быстрее и быстрее поползли горящие огнем трещины. За две секунды они покрыли сетью всего демона. После чего он сморщился и песком пополам с комьями засохшей грязи осыпался на пол.

Следом свалился страж. Резко, будто у него все кости исчезли, а мышцы превратились в желе. Гринь, не веря своим глазам, стоял столбом, забыв про полунатянутый лук в руках. Я бросился к воспитаннику.

Он был жив. Дышал. И даже находился в сознании, правда, я не был уверен, что в полном. Лицо его посерело, кожа натянулась на скулах и носе, а под глазами, напротив, собралась в складки. Если во время поединка за каждое применение силы он платил годами, то сейчас разом постарел на пару десятилетий. Но остался живым.

Увидев мое лицо над собой, он растянул губы в безжизненной улыбке и что-то попытался сказать.

– Что? – я приблизил ухо к его губам.

– Бедолага… – не голос, а треск хрустящих под ногами опавших листьев. – Желал… только… забвения…

До меня не сразу дошло, что говорит он о Часовщике. Жалеет его, вон даже слеза набухла в уголке глаза и скатилась по обтянутой сухим пергаментом виску.

Я ушам своим не поверил. Демона – жаль? Ту самоуверенную тварь, сотнями, если не тысячами лет несущую только боль и смерть? Да подопечный умом повредился!

А потом я в глаза его заглянул и увидел, как он изменился. В том смысле – не только внешне. На меня смотрел кто-то другой. Одновременно Стеф и какой-то незнакомец. И этот второй сейчас отступал понемногу в глубину.

«Савл, что ты гонишь меня?»

Собственная мысль будто бы прозвучала вслух, рядом с ухом. Словно Стеф ее и прошептал, но не этим своим беспомощным умирающим голосом, а полным силы. Шанс каждому. Может быть, не прощение и не искупление, но что я понимаю в этих делах? Я просто… человек.

– Полежи пока, парень, – я огладил его шершавый лоб. – Передохни.

Бой Стефа с высшим выглядел не слишком зрелищно и создавал обманчивое впечатление легкой победы. Но теперь стало понятно, что заплатить за эту легкость ему пришлось изрядно.

Невольно я вспомнил картины, на которых были запечатлены первые Святые воины, бросившие вызов воцарившемуся в нашей реальности аду. Не знаю, видел ли художник героев или рисовал, опираясь на рассказы, но на всех они выглядели крепкими старцами с морщинистыми лицами. Раньше я считал этот прием данью традиции. А оказывается, что все гораздо проще. Человеческое тело не способно выдерживать Дар, ему приходится за это расплачиваться. И чем сильнее противник, тем больше.

– Полежи, парень.

По другую сторону от Стефа опустился на колени Гринь. Ошеломленным он больше не был, но следы сильного удивления все еще можно было разглядеть в его глазах. Голос, однако, звучал ровно, по-деловому.

– Выкарабкается? – кивнул он на граничника.

– Даст Бог.

– Обычная магия как-то побезопаснее выглядит, – хмыкнул он. – В смысле, для мага.

– Она бы не помогла.

– Тут я и не спорю. Слушай, Оли. Давай отволочем его этажом ниже. Там хоть местные прикроют, случись чего. А то торчим тут, как чирей на носу. Того и гляди, расстроится сейчас Астерот да лично заявится.

– Очень сомневаюсь, – отозвался я. – Местный владыка осторожен, если не сказать – труслив. После такой расправы над своим клевретом он вряд ли полезет. Но ты прав. Давай к подземникам.

Человеческое тело плохо держало его сущность. Быстро выходило из строя: отказывали внутренние органы, лопались кровеносные сосуды, умирал мозг. Этому осталось минут двадцать, глаза впустившего в себя Астерота адепта уже начали сочиться кровавыми слезами, а конечности распухли, словно их накачали водой. Но пока еще оно функционировало. Когда распад перейдет в неконтролируемую стадию, он перейдет в другого носителя.

За безопасность приходилось платить удобством, с этим Падший даже не думал спорить. Лучше уж раз в полтора часа менять оболочку, чем подвергать