Андрей Круз - Возле Тьмы. Чужой

– Я не понимаю – чего преступного в том, что я помог парню?

– Да ничего! – Он даже разозлился немного. – Помог – спасибо тебе. С парнем все нормально, кстати. Поэтому здесь и сидим, беседуем. Но я должен знать: я отвечаю за безопасность этого городишки с его тысячей жителей, понимаешь?

– Понимаю. Но мне надо знать, для чего вы ловите чужих, – продолжал я гнуть свою линию.

– Зачем тебе?

– Надо. Просто надо. Чтобы кое-что понять.

– Иди к Липперсу, может, он тебе скажет, – вздохнул Пикетт. – Он должен знать. А я не знаю ничего, это закрытая от меня информация.

Липперс, Липперс, все же я к тебе точно зайду. Прямо подталкивают к такому решению.

– Он вообще людей принимает?

– Не знаю, – засмеялся Пикетт. – К нему не ходит никто, потому что он здесь ничего не решает, он просто представитель, и вообще он тоскливый зануда. Зайди, узнай.

– Хорошо, зайду, – уверил я его. – На неделе и зайду.

– Вот и зайди. А теперь ответь на мои вопросы, пожалуйста.

Ага, щас я так взял и ответил. Чтобы Липперса потом расспрашивать уже из карантина, или куда здесь чужих увозят. Но версия во время разговора у меня в голове сложилась. Как покойный Милославский имел версию под каждый случай, так и я, похоже, тоже буду.

– Чужие проваливаются откуда-то – сюда, так? – задал я вопрос.

– Да, все верно.

– А я провалился отсюда – куда-то. А потом сумел найти дорогу назад.

– Еще раз с этого места, что-то я не понял, – явно озадачился Пикетт.

– Повторяю для слабослышащих: люди проваливались не только сюда, но и отсюда. Тебе приходилось расследовать исчезновения людей?

– Нет, этим другой отдел занимался. Но люди пропадают время от времени, верно.

– Вот я и пропал. А потом вернулся.

Ну, насколько-то версия сработала. Пикетт выглядит сильно озадаченным. Минуты три он вообще ничего не говорил, просто молча пил пиво и думал. Допив, смял банку, бросил ее в пластиковый мусорный бак, приподняв крышку, затем спросил меня:

– Тебе еще одну принести?

– Ага.

– Смотри за мясом.

Точно озадачился.

Пикетт ушел в дом, я услышал через открытую дверь, как открылся, а потом закрылся холодильник. Затем он вновь появился на крыльце.

– Лови.

Холодная увесистая банка хлопнулась мне в ладони. Я быстро допил начатую и открыл эту.

– Я никогда не слышал, чтобы люди возвращались из других миров, – сказал Пикетт. – Слышал только про тех, кто провалился сюда. И про тех, кто исчез навсегда.

– Если бы здесь не случилось Эпидемии, сюда бы никто не вернулся. – Конструкция версии в моей голове сложилась уже стройная и логичная, знай вываливай. Поэтому слова Пикетта меня в тупик вовсе не поставили. – Проваливаются только в те миры, где случилась какая-то катастрофа. Если бы здесь все было хорошо, то обратной дороги не было бы.

– Ты… гм… исчез до Эпидемии? – чуть насторожился Пикетт.

– Во время нее. В самом начале, насколько я понимаю.

– И вернулся только сейчас? – еще более настороженно спросил он.

– Нет, к концу Эпидемии. Если ты к тому, что я заразился и надо выждать инкубационный период… Но ты забыл про анализы, я чист.

– Да, верно, – кивнул он, явно успокоившись. – На Суперкорь ты чист. Что-то я запаниковал. Подожди… а в каком мире ты был? Там тоже Эпидемия или что?

– Там вообще непонятно что, – решил я сильно не завираться и рассказывать все же и правду иногда. – Там была мировая война, все следы налицо. Но населения не было вообще. Зато там были трупоеды, которых там называли просто тварями, и было вот это… места, откуда твари берутся. Только там их было намного больше, мест таких, равно как и тварей. Так что за то время, что я там прожил, узнал о них очень много. Мне кажется, что эти самые трупоеды появляются во всех мирах, где что-то такое случилось. Они вроде падальщиков. И провалиться можно тоже только в такие миры. Они затягивают в себя.

Пикетт почесал в затылке, покивал. У него явно мой рассказ в голове укладывался с трудом, но и не верить мне было уже трудно – множественность миров стала для всех очевидной, так что если кто-то проваливается сюда, то почему бы и не проваливаться отсюда?

– Если там не было населения, то с кем ты там вообще был?

– Там только вот такие же «чужие», как я для них. Очень много. Миров бесконечно много, и людей, как следствие, проваливается очень много. Сколько сюда провалилось?

– Не знаю, – подал он плечами. – В Анклавах содержится несколько тысяч вроде.

– А когда начали проваливаться?

– Через пару недель после того, как все это, – он кивнул куда-то в сторону, подразумевая Эпидемию, – началось. Я еще в полиции работал, когда мы наткнулись на совсем одуревшую девку, которая не могла понять, куда попала. Приняли за сумасшедшую, но потом появились новые и новые. Сколько ты там был? – перевел он тему. – Несколько месяцев?

– Что-то вроде.

– А что с возрастом?

– Там время странное. И как-то переходы повлияли, похоже. И, кстати, я думаю, что тут время тоже стало странным. Просто его слишком мало прошло, чтобы вы это заметили.

– В смысле?

– Оно должно замедлиться. Там оно шло в десять раз медленней нормального. А местами, возле таких вот… «мутных пятен», даже задом наперед. И здесь так должно быть, я думаю. Ладно, – сменил уже я тему разговора, – ты теперь доволен?

– Не знаю, – развел он руками. – Я обескуражен. Если ты не наврал… а проверить я не могу… то разговор вылился во что-то совсем другое. Ты… как-то можешь это доказать?

– Ты знаешь, могу. Но не прямо сейчас, для этого надо в отель заехать. Можешь потом со мной прокатиться, а могу завтра на аэродром все завезти, если хочешь.

Вот карабин мой и пригодится. А то даже не знал, что с ним делать, и патронов под него все равно не добудешь, и для самолета лишний вес, и просто выбросить жалко. Пусть теперь Пикетт попробует в этом мире аналог под «двести пятьдесят шесть карбайн» найти.

– Нет, до завтра я не дотерплю, – ответил он сразу же. – Поедим и поедем. И еще вот что: ты не мог бы написать все, что знаешь про трупоедов, в один отчет, а?

На этих словах мне захотелось Пикетта расцеловать.

– Могу, конечно, могу. Мясо переверни.

– Рано еще.

– Да, вот что хотел сказать, слушаешь?

Пикетт поднял на меня глаза.

– Если ты поверишь в мой рассказ и при этом сдашь меня куда-то в качестве подопытного кролика – я сильно расстроюсь. Пусть все остается между нами. Или в пределах этого города. Иначе я перестану быть тебе другом. Договорились?

– Это угроза?

– Нет, просто предупреждение. Я хочу сохранить то, что осталось от моей жизни, для самого себя. А отчет я сделаю, не беспокойся.