Познай себя… Шанс - Вячеслав Низеньков
Пришёл в себя дома на топчане. Рядом стояла Маша со знакомым горцем. Воин, прикладывая руки к груди, просил прощение у Посла, за своих людей, которые просто не знали Семёна в лицо.
Караул школы был из новых бойцов, а он начкар не знал, что Посол пойдёт в школу. Это его вина, и он готов ответить, потому, что если Керим узнает, что на Посла посмели поднять руку, он просто зарежет всех виновных.
Выслушав начкара, Семён пробурчал:
– Ладно. Забыли.
Но в школу больше не ходил…
Теперь он весь день проводил на маленьком кладбище общины. Чистил дорожки, перекладывал с места на место цветы, долго сидел и разговаривал у могилы Гули и детей.
Мрачный Керим, каждый вечер выслушивал доклад горца охранника, которого скрытно от Посла приставил к нему, после случая в школе.
Начкар, который потом провисел верх ногами полдня, и которого лично Керим бил арбалетом по его пустой голове, когда пришёл в себя, незаметно показал Посла всему караулу Запретного Леса. Но Семён об этом не знал.
Наконец, Семён как – то сел в седло. Бросив повод, он просто ехал и думал. Очнулся, когда конь входил в ворота Западного Хутора. Привязав коня к коновязи, он прошёл в общий зал. Народу было мало, с десяток лесовиков. Семён сел в углу, закурил, попросив себе кофе. Его узнали.
Через минут десять к нему подошли двое крепких светловолосых лесовика, поставили на стол бутыль с мутным самогоном, три кружки, и сказали на русском языке:
– Надо тебе помянуть жену и детей по нашему обычаю. А то, как-то не по-человечески получается. Душа у тебя мучается, страдает. И их души страдают, тебя не отпускают, это так батюшка на Земле говорил. Не знаю, правда или нет, но помогает точно.
Семён молчал. Они сели за его стол, разлили по кружкам, старший сказал:
– Ну, давай, мужики, не чокаясь. Царствие небесное!
Семён вздохнул, взял кружку и выпил. Занюхали рукавами. Молодой лесовик сбегал за свой стол, принёс солёных огурцов.
Налили по второй. Молча выпили, закурили. Каждый думал о своём.
Потом старший, тяжело вздохнул и спросил:
– Ну, чо? По третьей, для ровного счёта? За всех невинно убиенных…
Семён подвинул кружку:
– Давай.
Хмель почти не брал, хотя самогон обжигал всё нутро.
Выпили по третьей. Закусили, и опять закурили… Молча.
Вечером приехавший на Хутор Керим, вызванный охраной, долго смотрел и слушал, потом сказал:
– Даст, Аллах, всё будет хорошо. Ему надо побыть с родичами и вспомнить свои обычаи.
А трое русских, раздевшись по пояс, развели за хутором костёр, сидели на земле, обнявшись. Над Новым Миром летела песня:
Споем, жиган, нам не гулять по воле
И не встречать весенний праздник Май.
Споем о том, как девочку-пацанку
Ночным этапом угоняли в дальний край.
…..
И ты упала, кровью обливаясь,
Упала прямо грудью на песок,
И по твоим кроваво-русым косам
Ступил чекиста, суки, кованый сапог.
Семён пел, а слёзы сами катились из глаз. А рядом сидевший русоволосый мужик, обняв его, говорил,
– Это, ничего братка, это хорошо. Это говорит, что у нас ещё жива душа…
И подхватывал лихой каторжанский мотив сильным звонким голосом…
На другой день подошёл караван с Кайына. Трое конвойных, услышав пьяные песни, раздававшиеся со стороны леса, переглянулись и пошли туда.
Вскоре уже шесть пьяных глоток орали на всю округу песни, спорили, дрались на мечах и стреляли из луков в лес, по одним им ведомым целям…
Керим, который занял комнату на втором этаже с видом на лес, третьи сутки наблюдал в открытое окно, пьяную вакханалию, что учинили русские во главе с Послом.
Когда у них кончились все деньги, а хозяин Хутора, наотрез отказался давать в долг (по строгому приказу Керима) русские всем табором отправились к лесникам в гости париться в бане и пробовать свежую брагу, которая уже подошла, как клялся и стучал себя в грудь, молодой лесовик.
Вскоре они все обвешавшись оружием и кое-как, вскарабкавшись на своих коней, тронули из хутора, затянув какую-то лихую песню с подсвистом.
Керим глядя из окна, на их компанию, задумчиво сказал:
– Сегодня и завтра, похоже, здесь гостей не будет. Они по дороге распугают все караваны и всех коммунистов, если кто жив остался …
Кони шли шагом. Седоки, бросив поводья, слегка покачиваясь в сёдлах пели …
Эх, да за-гу, за-гу, загулял, загулял
Мальчонка, да парень молодой, молодой
В красной да ру-ба-шо-на-че-ке,
Хорошенький такой!
Ты, боли, боли, боли голова
Лишь была, была, была бы цела
Нам разлука да не страшна
Коли встреча, да суждена …
Конники въехали в лес, но удалая песня всё ещё была слышна.
…………
Будущее, было туманно и непредсказуемо …
Новое побеждало – старое Земное, большой кровью.
Шанс, познать себя, человечество использовало.
В Новом Мире наступали большие перемены …
………..
Эпилог
Прошло ещё два месяца.
Семён жил в своей хижине (где он провалялся без сознания четыре месяца), вместе с детьми, которых забрал у Маши. К нему вернулась его кошачья ловкость и сила. Как он говорил, банька лесовиков помогла.
Он теперь сам отводил Улю в школу, а братьев в детский сад. В общине всё изменилось и в первую очередь люди. Очень много было новых лиц, которые знали Семёна и почтительно здоровались с ним, уступая дорогу. Но он этих людей не знал. У него было чувство, что с ним здесь, обращаются как с памятником.
Цэрин сразу после налёта на общину подземников, передал все полномочия Андрею и ушёл вместе с Галей в свой старый рыбацкий посёлок.
Андрей за последнее время сильно повзрослел, возмужал. Но внимательный человек мог заметить, что он во многом подражал Семёну и даже чем – то его напоминал.
Сашка вместе с Ли Бохаем, громил остатки подземников на Востоке и на Юге.
Того весёлого и чуть рассеянного мальчишки Сашки больше не было. А был Маг Александр, который становился настоящим Боевым Магом, и чей авторитет в Новом Мире был непоколебим.
Ли Бохай командовал китайскими полками по приказу Дракона. Он ожесточился и жёг живьём всех подземников, кто попадался ему в руки. Про Однорукого Китайца слагали жуткие легенды. Дракон в Китае делал вид, что ничего не знает, а Ли Бохай резал и жёг всех подземников без разбора…
Одна Маша осталась прежней. Она постоянно жила в Запретном Лесе, учила детей со способностями основам магии.
Ешан вёл полностью, финансовые, хозяйственные дела, и был постоянно занят. Он так и не женился и жил один.
Все были заняты делами, жили какой – то своей жизнью. А вокруг Семёна образовалась пустота. Ему не хватало Гули и кухонного стола в центре общины, где все всегда собирались вечером на ужин.
У него перед глазами постоянно стояла эта «картинка», когда он бывал в центре. Ему
