Юрий Брайдер - Гражданин преисподней
На этом все должно было благополучно закончиться. Если что Кузьме и оставалось, так это разрядить чужое оружие да присовокупить к своей прочувственной речи пару укоризненных слов матерного характера.
Но тут все пошло наперекосяк. Из мрака прилетел тяжелый кулак, укрепленный намотанной на него цепью, и саданул Кузьму точно в скулу.
Еще не успев упасть, Кузьма догадался, кто это мог его так щедро отоварить. Не иначе светляк-молчальник постарался. Другого такого здоровяка тут просто не было, да и кулак пах соответствующе — елеем, иконами, страницами древних книг (случалось и раньше, что в минуты наивысшей опасности у Кузьмы прорезался прямо-таки феноменальный нюх).
Сознания он не утратил, хотя в глазах плавали радужные пятна. Все ощущения были, как у висельника, — еще жив, но нельзя ни вздохнуть, ни выдохнуть, остается только сучить ногами.
Тем не менее Кузьма продолжал контролировать все, что творилось вокруг, — где слухом, где нюхом, где интуицией.
А творилось вот что — молчальник нагнулся было за пистолетом, но Юрок опередил его и прошипел:
«Не трожь, падлюка, чужое, застрелю!»
— Да объясните в конце концов, что там у вас происходит? — неистовствовал Змей, в самый ответственный момент оказавшийся как бы не у дел.
Венедим, затерявшийся в темноте, бормотал:
«Господи, пристыди безумцев и наставь на путь истинный заблудших!» Надо полагать, что при этом он еще и крестился.
Летучие мыши, окончательно убедившиеся в безрассудстве и временном умопомешательстве людей, сочли за лучшее держаться от них подальше, благо что примеры в прошлом имелись — пару раз Кузьма допивался до такого состояния, что становился опасен даже для своих крылатых друзей. Правда, позволял он это себе только в местах абсолютно безопасных…
Прежде чем Кузьма вновь обрел боеспособность, его связали по рукам и ногам. Ради такого случая объединились вечные враги — темнушники и светляки (Венедим, естественно, был не в счет). Что касается Змея, то его позиция окончательно еще не определилась.
— Не ожидал, — спустя некоторое время сказал Кузьма. — Спасибо за науку. А я-то, дурак, думал, что у порядочных людей за добро принято платить добром.
— Ты, братан, не обижайся. — Юрок был явно. сконфужен. — Нам ведь выбора другого не было. Я ведь хотел, чтобы по уму все вышло, без рукоприкладства. Не ожидал, что этот барбос тебе так врежет.
— И я не ожидал — Кузьма заворочался, стараясь принять более удобную позу. — Занятный нам все же достался попутчик. Слова из него не вытянешь, а в темноте ориентируется не хуже, чем мои зверушки. С чего бы это, а?
— Спроси у него сам, — буркнул Юрок.
— Я бы спросил, да он не ответит.
Молчальник и в самом деле проигнорировал все касавшиеся его замечания, зато у Змея язык за зубами удержаться не мог.
— Ставлю в известность, что к этому инциденту я никакого отношения не имею, — заявил он. — Но с мнением большинства полностью согласен. Уж если рисковать, так всем вместе. И неважно, кто из нас оказался здесь по доброй воле, а кто — позарившись на вознаграждение.
— Желал бы я, чтобы такое вознаграждение вы, Герасим Иванович, каждый день получали, — отозвался Кузьма. — А пока продолжайте шестерить и дальше. У вас это неплохо получается.
— Зачем же нервничать, — мягко упрекнул его Змей. — Даже не предполагал, что выползки могут быть обидчивы, как беременная барышня. Чуть что, и сразу в амбицию! Ничего ведь страшного пока не случилось. Скоро все разъяснится. Представляете, через часок-другой мы будем свежим воздухом дышать и что-то вкусненькое кушать. Потерпите! Сами ведь нас этому учили. Сейчас поднакопим силенок и дальше двинемся.
— Сравнение с беременной барышней мне, конечно, льстит, — признался Кузьма. — В ответ я могу сравнить вас только со змеем-искусителем, который, как известно, плохо кончил. Но заранее предупреждаю, что на мякине меня не проведешь и мелкой лестью не купишь. Не пойду я с вами — и все! Что вы мне сделаете?
— Лучше до этого дело не доводить. — В голос Змея вплелись зловещие нотки. — Пожалеете…
— Ага, зверушек моих сожрете? Только их сначала поймать надо. Они в чужие руки не даются. Пытки ко мне примените! Только время понапрасну потеряете. Нет у вас таких способов, чтобы меня расколоть.
— Ой ли! — Змея уже понесло. — Было бы желание, а способ найдется. Не таких приходилось колоть!
Тут в перепалку вступил Юрок, до этого мрачно сопевший в сторонке.
— Тебе вообще кто слово давал, морда метростроевская? — осведомился он. — Где ты был, когда я с Индикоплавом один на один стебался? Ждал, наверное, кто верх возьмет? Гадал, на какую сторону переметнуться? Правильно тебя шестеркой назвали! И нашим, и вашим хочешь угодить! Только здесь такие залепухи не проходят! Вот и заткнись, пока я тебя в мох навечно не зарыл!
Неизвестно, как повел бы себя осмелевший Змей дальше, но ситуация вновь резко изменилась.
— Лучше оба заткнитесь! — крикнул Кузьма. — Оглохли, что ли? Прячьтесь немедленно!
Невдалеке что-то шипело, как закипающий чайник, и, похоже, этот звук приближался. Люди сразу затихли. К счастью. Юрок успел накинуть на Кузьму изрядно помятый в схватке шалашик.
Окажись на месте химеры-гребенки любая другая ее родственница, крапивница, например, и путникам пришлось бы туго, но эта тварь в узких коридорах агрессивности никогда не проявляла, хотя в пещерах спуску никому не давала.
Тем не менее ядовитые миазмы, тянувшиеся за ней, словно хвост за кометой, проникли даже сквозь мох, вызвав у людей свирепое жжение по всему телу.
— Опять мимо, — сказал Кузьма, когда шипение химеры затихло вдали. — Везет нам… Знать бы, кого в следующий раз встретим.
— Хватит! Завязали все разборки, — сказал Юрок, явно претендовавший на освободившуюся роль главаря. — И вперед, не считаясь с потерями. Проводника я беру на себя. Пойдет на коротком поводке. Если какую-нибудь подлянку задумает, вместе со мной дубаря врежет.
— Успокойся, я не твоей породы, — отозвался Кузьма. — Мелкими пакостями не занимаюсь. Кузьму освободили от пут, предварительно изъяв все колюще-режущие предметы, а потом крепко-накрепко привязали к Юрку, причем такими узлами, которые ни при каких условиях ослабеть не могли, а только затягивались (тут уж Змей постарался).
— Учтите, ваша жизнь теперь зависит только от вас, — назидательно произнес метростроевец.
— Ваши тоже, — небрежно проронил Кузьма. Отряд вновь двинулся вперед, но уже без эскорта летучих мышей, отпущенных на отдых и кормление. Честно говоря, толку от них сейчас было мало — опасность угрожала отовсюду, да еще такая явная, что Кузьма сам мог легко распознать ее.
Химеры так и сновали вокруг. Людей пока спасало только то, что ходов здесь было больше, чем в сухой деревяшке, до которой добрались жуки-древоточцы. Коридор ветвился через каждые пять-шесть шагов, и половина этих ответвлений уходила вверх или вниз. В столь запутанном лабиринте даже Кузьма чувствовал себя не вполне уверенно.
— Кажись, легче стало идти, — сообщил Юрок. — Действительно, как камень с плеч свалился… Видать, эта самая сила тяжести и в самом деле существует.
— Что она существует, тут и спора быть не может, — немедленно отреагировал Змей. — Непонятно другое — почему у поверхности земли она слабеет? Если я не путаю, это противоречит законам природы.
— Тем законам, которые до Черной Субботы были, может, и противоречит, — высказался Юрок. — А нынче совсем другие законы. Все с ног на голову встало.
Однако легкость, которую вскоре ощутили все, оказалась обманчивой. Повторилась история с мраморной лестницей, погубившей темнушника Коляна. Сначала у людей закружились головы, заложило уши, нарушилась координация движений. Потом судорожно затрепыхался кишечник (к счастью, пустой) и в душе возник необъяснимый страх.
— Переждать немного надо, привыкнуть, — посоветовал Кузьма и первым принял горизонтальное положение, потянув за собой Юрка. — Неплохо по глотку водяры сделать. Тоже помогает.
Оба предложения (в особенности последнее) возражений не вызвали. Судя по звукам, сопровождающим любую, даже самую краткую попойку (бульканье, плеск, смачное уханье и так далее), от водяры не отказался даже Венедим.
— Эх, закусить бы! — страстно вздохнул Юрок. Вскоре полегчало, хотя и относительно. Головокружение и тошнота прошли, но организм в целом продолжал валять дурака — заплетались ноги, невпопад действовали руки. Да и с души воротило так, что хоть в петлю лезть.
— Где же эта распроклятая Грань? — бормотал Юрок, то и дело натыкаясь сзади на Кузьму. — Может, мы ее уже миновали?
— И не надейся! Когда Грань в оборот возьмет, ты проклянешь сам факт своего рождения, — посулил Кузьма.
— Да я уже давно проклял…
Стены коридора ушли в стороны, и теперь Кузьма все время натыкался на какие-то колонны, одни из которых были мягкими, словно свежая глина, а другие гудели подобно каменному монолиту. Каждое сказанное здесь слово отдавалось эхом, присущим только очень просторным и причудливо устроенным пещерам.
