Михаил Белозеров - Возмездие теленгера
– Старший лейтенант Брагин… – все еще никак не мог поверить Костя. – Здорово! А я думал, он погиб.
– Брагин – уникальный человек, – объяснил Дядин. – Один из миллиона, кого не взяла чахомотка. Врожденный иммунитет у него, я так думаю. Так вот, Саша, а точнее, Александр Викторович рассказал, что американцы здесь все перерыли, а настоящего Большакова заменили гранботом.
– А что стало с настоящим Большаковым?
– Что может стать с таким человеком? – в свою очередь спросил Дядин и сам же ответил: – Убили Большакова, чтобы замести следы. А этот, уж не знаю, как его назвать, появился совсем недавно и Брагина не узнал.
– Вот в чем дело! – воскликнул пораженный Костя. – А Петр Сергеевич?
– Петр Сергеевич свой, то ли пиндосы чего-то не учли, то ли, наоборот, перемудрили, но Петра Сергеевича он признал сразу, и, похоже, потому, что Петр Сергеевич всегда на виду в городе и пользуется огромным авторитетом, и ты наверняка вышел бы именно на него. Видишь, какой тонкий расчет у пиндосов? А о Брагине никто не помнит, никто о нем ничего не знает. Живет себе одинокий человек тихонько и незаметно. Рыбку на моле ловит.
Костя так был благодарен Дядину, что ему хотелось спросить со слезами на глазах, почему он с ним никогда так не разговаривал, почему не объяснял, что к чему, дружески и понятно. Может быть, тогда я быстрее нашел бы эту заветную красную кнопку, то бишь тумблер под красным колпачком, думал он с облегчением.
– Так это его мы утром заметили? – спросил он. – У маяка?
– Его-его, – согласился Дядин.
– А как же я? – удивился Костя.
– А ты все правильно делал, до последнего времени, пока не пал духом.
– Что же нам дальше делать?! – воскликнул Костя так громко, что Дядин приложил палец к губам:
– Тихо!
Они прислушались. Было тихо, пахло цветущей сиренью, из окон дворца доносились пьяные голоса.
– Сейчас вернемся поодиночке, будто мы с тобой не виделись. А когда все улягутся, пойдем туда, где красная кнопка.
– Тумблер, – сказал Костя, – под красным колпачком.
– Отлично! – согласился Дядин. – Пусть будет тумблер под красным колпачком. А теперь иди, я за тобой.
Костя замялся:
– Простите меня, Захар Савельевич, я ведь вас подозревал… ну, что вы на американцев работаете.
– Ничего страшного. Это нормально. Вел ты себя естественно. Наоборот, мне помог.
– В чем? – удивился Костя, счастливый, как никогда, готовый подпрыгнуть до небес и схватить луну.
– Заморочил ты всем голову. Вот Большаков и дал маху, и расшифровал себя. Слышишь, как радуется?
Действительно, из освещенных окон доносился радостный бас Большакова, ему тонким фальцетом вторил Телепень. Пели они, страшно фальшивя, какие-то непонятные песни.
– Мы поэтому еще и живы, что он ничего не заподозрил, а то бы здесь уже была морская пехота США или люди-кайманы.
– А почему он меня сразу не убил? – спросил Костя.
– Потому что им надо было удостовериться, во-первых, что ты один и больше никого из «мстителей» нет, во-вторых, им твердо надо знать, где находится заветная кнопка, в-третьих, где располагаются ракеты системы «мертвая рука-два». Уверен, что он уже сообщил своим, что ее не существует, и там тоже от радости хлещут виски. Нам же надо торопиться в любом случае: вдруг они подстрахуются, и тогда мы действительно до утра не доживем.
Костя еще раз посмотрел на освещенные окна Итальянского дворца и подумал, какие они коварные и подлые, эти самые америкосы.
* * *
Он вернулся во дворец в тот момент, когда Телепень, держась за стенку одной рукой и пошатываясь, окроплял мочой чьи-то апартаменты на первом этаже, напевая при этом: «Не одна в стогу я ночевала…»
– А-а-а… это ты… – увидел он Костю и, не справившись с гульфиком, рухнул на антикварный диванчик в двух шагах от собственной лужи. – Я тебе одно скажу, как другу, – пробормотал Телепень, изучая потолок у себя над головой и заваливаясь на бок, – не верь, никому не верь, особенно э-э-э… – И уснул, забыв закрыть глаза.
– Кому?.. – не понял Костя, но Телепень уже храпел во всю ивановскую, так, что по углам дрожала черная паутина.
Если и Чебот набрался, подумал Костя, подступая к широкой мраморной лестнице, то что же с ними делать?
– Мальчишка-то не такой простак, каким кажется: боялся, что когда мы узнаем о кнопке, то убьем его, – услышал он голос Большакова и замер, занеся ногу над первой ступенькой.
На верхней площадке у окна стояли Большаков и Петр Сергеевич. Петр Сергеевич курил, и сизый дым растекался во все стороны. Костя пригнулся и юркнул под лестницу.
– Красной кнопки не было, – напомнил Петр Сергеевич.
– Ну! – радостно гудел Большаков. – Какая разница?!
В общем-то, ему все рано: была или не была, подумал Костя.
– Зато была ракета, – напомнил Петр Сергеевич.
– Вот за это мы его и…
– А зачем его убивать? – спросил Петр Сергеевич, – если нет никакой кнопки и ракета сама собой растворилась?
Петр Сергеевич был изрядно пьян. Большаков же был трезв как стеклышко и говорил, как всегда, весьма самоуверенно.
– А на всякий случай, – объяснил он. – Он же больше нам не нужен?
– Не нужен, – подумав, согласился Петр Сергеевич. А потом словно очнулся: – Но чего-то я тебя не пойму, – возразил он, кивая головой, как китайский болванчик. – Вот если бы я не знал тебя, дурака, лет сорок, то подумал бы, что ты не Андрей Павлович Большаков, а другой человек, а так я тебе хочу возразить: нас и так мало осталось. Каждый человек дороже золота стал, а ты: всех убивать. Видать, остров на тебя плохо действует. Пацанов отпустить надо. Какой с них спрос? Ешкин кот…
– Плохо, не плохо, а дело я свое знаю, – упрямо ответствовал Большаков. – Убьем, и точка!
– Ну как знаешь, – неожиданно дал добро Петр Сергеевич. – А я ведь знаю, кто такой Дядин.
– Кто? – лениво заинтересовался Большаков.
– Настоящая его фамилия Гущин. Я-то помнил его в форме, а здесь он при косичке да старый.
– Ну и что? – спросил Большаков.
– А то, что он – Гущин Арсений Демьянович, служил в разведке. Был он тогда майором и приезжал к нам в штаб корректировать планы между погранцами и моряками.
– Ах, вон оно что?! – удивился Большаков и, подумав, добавил: – Тем более надо всех… Зачем нам бывший разведчик?
– Конечно, – беспечно согласился Петр Сергеевич. – Конечно… ведь бывших разведчик не бывает.
– А я тебе о чем… – добродушно загудел Большаков. – Неспроста он здесь… неспроста… Ну да утром мы во всем разберемся, – пообещал он.
– Разберемся… – снова согласился с ним Петр Сергеевич.
Они ушли пить свой полугар и вести странные разговоры. Не успел Костя развернуться, чтобы бежать за Дядиным, то бишь Гущиным Арсением Демьяновичем, как тот оказался рядом.
– Я все слышал… – сказал он. – Ты вспомнил, куда надо двигать и что делать?
– Помню, – ответил Костя. – Я все помню.
– Действуй, а я твоих друзей вытащу из беды.
Костя, счастливый, как никогда, выскочил на улицу и понесся в порт.
* * *
Он пересек Синий мостик, и Итальянский дворец скрылся за развесистой рябиной, которая так благоухала в ночи, что от ее запаха слегка кружилась голова. Впрочем, Костя знал, отчего кружится голова – оттого, что он плохо понимает, что надо делать и как надо поступать. Конечно, если бы Дядин, рассуждал Костя, открылся сразу, может быть, мы ракеты запустили бы еще вчера. А с другой стороны, Большаков точно не позволил бы мне добраться до засекреченного пункта связи. Тогда, может быть, все к лучшему. В Косте проснулись азарт и холодный расчет. Если он такой хитрый и дальновидный, то зачем напился? Да и не напился он вовсе, проклятый гранбот, а… а… следит за мной! Костя с перепугу оглянулся: площадь перед дворцом была пуста, брусчатка блестела под холодным светом луны. Но это еще ничего не значит, решил он, засада может быть где угодно.
Вначале он бежал по пустынным улицам, потом перешел на быстрый шаг, потому что луна скрылась за облаками и сделалось темно, а в темноте можно было запросто переломать ноги. Город без людей быстро сделался старым, ветхим, разбросал везде камни, сучья, а то и вообще повалил деревья, и их, конечно же, никто не убирал. К тому же почти на каждом углу ржавели старые машины.
Потом Костя снова подумал, что если Большаков такой хитрый, то почему не следит за ним именно сейчас? Не может быть, чтобы я его перехитрил. Так не бывает. Мне все время не везло. Он осторожно передвигался от одного дерева к другому, вслушиваясь в неясные звуки ночи. Но город был тих, и Костины шаги одиноко прозвучали вначале в Сквере подводников, потом у длинных мрачных казарм, тянувшихся с правой стороны улицы. За каналом Амазонка сразу открылась водная гладь Каботажной гавани. Выглянула луна, и тени легли на землю. Косте сделалось не по себе, осталось всего-то обойти гавань и попасть на дамбу, которая вела к форту Петр I. Если кто и подкарауливает меня, думал он, то только на дамбе, потому что ее никак миновать нельзя. Из-за страха он пошел не по берегу, где его можно было увидеть издали, а – лесом, и через пять минут понял, что заблудился. Пришлось повернуть влево и пробираться через буераки, пока между деревьями не блеснула вода.
