Василий Головачев - Смерш-2
— Но мы изгнали из Москвы все гастролирующие нацгруппировки и контролируем все пути проникновения…
— Где гарантия, что они успокоятся? Чересчур лакомый кусок Москва, чтобы от нее отказались сильные кланы. Не исключено, что грядет война передела, она приведет к изменениям в Куполе. Его и сейчас раздирают противоречия. Вы друг с другом едва уживаетесь. Существуют, кроме того, конкурирующие организации, способные достичь стабильности большей, чем вы.
— «Чистилище»? Это не страшно, с руководителями подобных структур всегда можно договориться.
— Сомневаюсь. «Стопкрим» вам не одолеть, пока там планирует операции и контролирует их исполнение один, ну, скажем, человек по кличке Граф. У меня нет времени на его поиски, он умело скрывается, поэтому вам придется вычислить его координаты.
— Каким образом?
— Он контактирует с тем самым ганфайтером из «Смерша», который у вас словно кость в горле, а вы никак не можете его «погасить», хотя я уже трижды сообщал вам его местонахождение. Запеленговать его легко, не то что Графа, он еще не научился капсулироваться. Ведь он снова ушел от вас?
Ельшин поежился, не решаясь вытереть пот со лба.
— Помогите нам выйти на него еще раз, последний. Клянусь, больше он не уйдет!
— Надеюсь. Человек он не совсем обычный, и мне не хотелось бы в будущем нажить в его лице врага. Давайте договоримся. Я вам — ганфайтера, вы мне — координаты Графа.
— Этого Графа мы можем и сами убрать, нарисуйте только его портрет.
— Убрать Графа не под силу всему вашему управлению. Даже я не могу определить его траекторию с точностью до дистанции поражения. Во всяком случае, не появляясь у вас компактно. Хотя попробовать, конечно, можно. Итак?
— Договорились. Где искать Соболева?
— Не надо его искать. Он сам придет. Ведь у вас его девушка. А когда возьмете его — только живым, понятно? — вызовите меня. Я с ним сам побеседую. После этого он ваш.
— Договорились, — повторил Генрих Герхардович.
В то же мгновение ощущение всеохватывающего взгляда исчезло, и «монарх тьмы» вернулся на прежнее место.
Дрожащей рукой Ельшин провел по лицу, засмеялся. И столько было в этом смехе ненависти, смешанной с трусостью.
Завьялов вернулся домой поздно вечером, отпустил телохранителей — специалистов высокого класса, рекомендованных Горшиным, и, выкурив сигарету, поднялся к себе на третий этаж. Гостя он увидел не сразу, лишь когда включил свет в гостиной. Схватился за пистолет, ожидая выстрела в упор, но незнакомец не пошевелился, только дернул уголком рта, обозначая улыбку.
— Кто вы? — резко спросил Дмитрий Васильевич. — Что вам нужно?
— Я Матвей Соболев, — представился гость, чьи глаза беспрерывно менялись от пронзительно-синих до прозрачно-ледяных. — Капитан военной контрразведки «Смерш-2». Я был представлен вам Горшиным.
Завьялов хмыкнул, опустил, но не убрал пистолет.
— Тот Соболев, которого представил Граф… э-э… Горшин, выглядел совсем иначе.
Матвей снова обозначил улыбку.
— Спасибо за похвалу. Контрразведчик, тем более ганфайтер, должен быть мастером не только в рукопашном бою, но и в искусстве маскировки. Тогда я был брюнетом, сегодня…
— Когда же вы настоящий?
— Всегда. Но если вы имеете в виду внешний облик, сегодня я — это я.
Завьялов подумал и убрал пистолет. Этот человек, кем бы он ни был, оружия не боится.
— Вино, пепси, сок, чай, кофе?
— Сок, если можно.
Дмитрий Васильевич принес грейпфрутовый контини в запотевшей литровой бутылке, налил гостю, сел напротив, разглядывая контрразведчика. Матвей уловил его оценивающий взгляд, но от шутки удержался.
— Я на минуту. Дело в том, что я попал в сложное положение и мне необходим совет Горшина. Дома его нет, телефон молчит. Вы не могли бы мне помочь его найти?
Завьялов покачал головой:
— Он всегда звонил и назначал встречи сам. Оставьте ваши координаты. Как только он появится, я дам знать.
Гость кивнул, заколебавшись, говорить ли что-то еще, и от Дмитрия Васильевича это не ускользнуло.
— Может быть, нужен ночлег? У меня три комнаты, занимайте любую. Ни жены, ни детей.
Матвей встал, все еще колеблясь.
— Пожалуй, нет. Сегодня нет, но если… завтра? Можно рассчитывать?
— Нет проблем. Ключи вам, судя по всему, не нужны, — Завьялов усмехнулся, — хотя всегда был уверен, что без ключей открыть замок невозможно. Приходите.
Соболев ушел бесшумно, даже не скрипнув дверью. Завьялов остался сидеть, размышляя о том, как все-таки удалось гостю забраться в квартиру с бронированной дверью, запертой на кодовый электронный замок.
Покейфовать со стаканом сока, приятно холодившим ладонь, помешало ощущение взгляда. Иронично-насмешливого взгляда нового гостя, возникшего в гостиной неизвестно откуда. Завьялов очнулся и увидел Горшина.
— А, чтоб вам пусто было! — в сердцах проворчал он, скрывая невольный трепет. — То один нетопырь, то второй.
— У вас был Соболев? — догадался Тарас. Кивнул на кресло: — То-то мне показалось… Можно присесть? Чего он хотел?
— Искал вас. Ему нужна помощь.
— Это я знаю. Хочет освободить свою девушку, которую захватил президент Купола. Она на даче у Ельшина. Но идти туда все равно что совать голову в пасть крокодилу.
— Вы хотите сказать, что помогать ему нет смысла?
Горшин с неопределенной миной взглянул на хозяина:
— В принципе да. Но он этого еще не знает.
— Это… жестоко.
— Любая истина жестока.
Теперь уже Дмитрий Васильевич глянул на собеседника с любопытством и сомнением.
— Давно хотел спросить у вас, Граф… Вы… человек?
Горшин тихо засмеялся:
— И да и нет. Не боитесь задавать такие вопросы?
— Я боюсь только одного: дожить до глубокой старости. Что вы на меня так смотрите? Думаете, начну комплексовать? Да я давно догадывался, что вы представитель нового разумного вида хомо. Разве нет? Одного я только не понимаю: вам-то зачем вся эта мирская суета? Неужели там, в вашем «параллельном мире» или в «иной реальности», может быть, в Шамбале, нет более интересного занятия?
— Наверное, есть, не знаю, я туда не дошел, хотя и посвящен в тайные знания скрытых реальностей. Но и в этой земной реальности существует множество параллельных миров: мир науки, открытий, радостных озарений и творчества, мир искусства, красоты и гармонии, мир детства, наконец, и рядом — миры гнусной лжи, интриг, борьбы за власть, подлости и предательства, которые сами по себе не исчезнут. Понимаете?
Завьялов задумался.
— Это-то я как раз понимаю и тоже не вижу способа избавиться от миров зла, кроме насилия. Кстати, что за скрытые реальности вы упомянули?
— Я не смогу вам этого объяснить, оперируя терминами и понятиями современного земного языка. Существуют четыре формы понимания мира: религия, философия, наука и искусство, — и все четыре несовершенны. Сейчас они не только отделены друг от друга и зачастую противоречивы, но было время, когда в Древнем Египте, в Праславянской Европе, Индии, Греции они составляли единое целое и отражали мир целиком, как он есть. Опять же в данной реальности. Скрытые слои жизни могли созерцать и чувствовать лишь отдельные личности.
— Вы тоже?
— И я, — кивнул Горшин спокойно. — Но хватит лирики. Дмитрий Васильевич, возможен вариант, когда мы вынуждены будем прийти на помощь Соболеву. Послезавтра на даче у Ельшина состоится встреча отцов Купола с зарубежными покупателями похищенной партии оружия. У нас есть реальная возможность уничтожить гнездо, сорвать сделку и вернуть оружие законному владельцу.
Завьялов поставил стакан на столик, лицо его приняло жесткое выражение.
— Вы это серьезно?
— Вне всяких сомнений, — сухо сказал Горшин. — Я еще не уверен, что такая операция соответствует моим планам и я найду на даче то, что ищу, хотя это не исключено.
— Мы потеряем половину оперативного состава.
— Если не все девяносто процентов. И все же…
— Понял. Я должен уговорить комиссаров, так?
— Уговаривать пока не надо. Предложите им это и посмотрите на реакцию каждого. Если они согласятся, все нормально, если нет… План операции будет готов к утру, и я представлю его сразу, как только комиссары дадут «добро». Не дадут — нашему ганфайтеру придется сражаться с этой сворой в одиночку.
Завьялов долго не отвечал, о чем-то думал. Наконец произнес негромко, будто обращаясь к самому себе:
— Я иногда задаюсь вопросом: что порождает героизм одиночек? Жажда приключений, смертельная опасность, любовь, обостренное чувство справедливости? Зачем они очертя голову бросаются на борьбу с бедствиями, помогают ликвидировать аварии, последствия дикого, смертельно опасного для миллионов непрофессионализма? Не знаю. Я не таков, хотя и не живу по принципам кёся и ракуся[65]. Но время идет, а ничего не меняется. Как и вчера, расчет на счастливую случайность, надежда на одного-единственного, того, кто явится и спасет, выручит, отведет беду. Есть ли этому предел?
