Александр Мазин - Утро Судного Дня
— Это у них спецкостюмы такие, — в поле зрения Гривы появилась еще одна голова. — Ему все слышно, а нам — нет. И двигаться он не может. Аварийный силовой каркас сработал. Он теперь — как птенчик в скорлупе.
— А срезать с него эту скорлупу можно? — недовольно спросил Буркин.
— Зачем срезать? Можно просто режим отключить.
Внутри Артёмова «комби» зашуршало, и он снова обрел способность двигаться.
Первым делом он сел и откинул забрало.
— Сережка, черт! Медведь сибирский! Ты откуда взялся?
— Откуда надо! — Буркин обнял его, толкнул лбом в лоб. Потом отстранился: — Тёмка, это точно ты? — спросил он с некоторым сомнением.
— Я самый! — Грива засмеялся. — Это только рожа у меня помолодела, а сам я такой же замшелый бродяга, как и раньше… — Тут он вспомнил: — Серега, со мной еще трое были…
— Эти, что ли? — Буркин показал на облаченные в «комби» тела. — Вот эта девушка прямо на тебе устроилась. В суд подавать будешь?
— За что? — оторопел Грива.
— За сексуальные домогательства! — Буркин ухмыльнулся. — А я уж моего комгруппы ругать собрался. Он решил, что забрать всех проще, чем определять, кто из вас — ты. Значит, правильно их прихватили, да?
— Еще как правильно! — одобрил Грива. — Они мне, можно сказать, жизнь спасли. У них, кстати, теперь из-за меня проблемы с «триадами».
— Проблемы решим. А жизнь тебе нынче только ленивый не спасал! — засмеялся Буркин.
— Ну вы орлы! — сказал Грива. — Как вам удалось меня у китайцев отбить?
— А мы и не отбивали, — ответил Буркин.
— Не понял?
— Это были наши китайцы.
— Что? Сам Червь-Дракон? — в очередной раз изумился Грива.
— Поверил, — удовлетворенно произнес Буркин. — Моя, кстати, идея была. Ты поверил, значит, и коллеги твои аладдиновские тоже поверят.
— Сбутафорил? — восхитился Грива.
— Ага! Цени, какие у тебя друзья! Ладно, пошли отсюда! Не будем мешать ребятам твоих друзей распеленывать.
Они выбрались наружу. Вертушка стояла в крохотном ангаре. Грива ощутил подошвами легкую вибрацию пола. Как на палубе корабля.
— Серега, мы что, плывем? — обеспокоился он. — Нас же засекут на счет «раз».
— Во-первых, не плывем, а идем. Во-вторых, не засекут, — успокоил его Буркин. — Слабо нас засечь — сквозь пятиметровый лед. Мы на подлодке, Артём! Подводный крейсер «Севастополь». Прошу любить и жаловать. Ты сам как себя чувствуешь? Жалоб нет?
— Есть! — Артём скорчил обиженную физиономию. — Кормят редко. У тебя со здешним коком как, есть контакт?
— У меня есть контакт со здешним адмиралом. Пойдем, дружище, буду вас знакомить. Заодно и перекусим. А там и твои друзья к нам присоединятся. Девчонки вроде симпатичные. И, должно быть, бойкие.
— Очень! — подтвердил Грива. — А папаша у них вообще боевой офицер израильских войск.
— Да ты что! — воскликнул Буркин. — Как же мы его кормить будем? У нас же на первое щи со свининой!
— Щи… — с неподдельной нежностью протянул Грива. — Серега! Мой друг Миша Лотман не будет есть щи. Потому что всё съем я!
— Всё — вряд ли, — возразил Буркин. — Там на триста человек наварено. Весь экипаж плюс десантная группа. Ладно, придумаем что-нибудь для твоего израильтянина.
— Он вообще-то не израильтянин, — уточнил Грива. — Русский американец.
— Это как?
— Или американский русский. Да какая разница! Серега, ты лучше скажи, что у нас дальше?
— Дальше у нас обед, — сказал Буркин. — После обеда у тебя отдых, а у меня — подготовка к рандеву с ледоколом «Иван Беринг». Оттуда ты, вместе со сменным экипажем ледокола, отправишься в Мельбурн, где, опять-таки вместе с нашими моряками, загрузишься на «Беркут»…
— Гражданское «крыло»? — удивился я.
— Есть другие предложения? Хочется полетать на истребителе?
Я покачал головой. Все правильно. Чем меньше внимания, тем лучше.
— «Беркут» доставит тебя и остальных триста восемьдесят пассажиров в Кейптаун, там у него дозаправка. И по удачному совпадению, там сейчас заканчивается презентация нашей военной техники. Так что тебя тихонько снимут с «Беркута» и там же, на поле, пересадят на военный борт, и с роскошным и вполне замотивированным эскортом из тридцати русских «крыльев» ты полетишь на Родину. Завтра утром будешь дома.
— А ты?
— А я останусь на «Севастополе». Дебют у нас вышел отменный. Посмотрим, как сыграется миттельшпиль.
— А мои друзья?
— А твои друзья пока побудут здесь. На «Севастополе» их «триады» не достанут, уж это я тебе гарантирую.
Глава двадцатая
Петергоф. Царская резиденция
Артём ГриваВсе три часа полета из Кейптауна я проспал. Проснулся, когда колеса «крыла» коснулись посадочной полосы. Глянул на экран и обнаружил, что сели мы не где-нибудь, а в Петергофе. На личном аэродроме Государя.
Пока обслуга пристыковала «рукав», я успел выпить кофе и убрать с физиономии щетину.
Посмотрев в зеркало на бодрую физиономию восемнадцатилетнего юнца, я подумал, что стоит отпустить бородку.
Аэровокзал в Петергофе крохотный, но роскошный. Для важных персон. Монархов, премьер-министров… Даже генерал-майоры крайне редко проходят через его арку. Наверное, я был первым просто майором, вошедшим в это здание не в роли охранника, а в качестве гостя.
А уж встречали меня…
Собственно, встречал меня только один человек. Зато какой! Лично начальник Главного Управления по связям Департамента внешней разведки.
— Здорово, Артём! — сказал он. — Ну ты помолодел!
— Здравия желаю, Ваше высоко…
— Без чинов, Артём! — перебил меня дядя Коля, дружески протягивая руку. — Поехали! Время дорого. Тебя ждут.
Однако! Если меня поторапливает тайный советник, то кто же тогда меня ждет? Неужели Государь?
Маленький «комнатный» электромобиль помчался по галерее, соединяющей дворец с аэропортом.
Несколько минут — и мы на месте.
Охрана дворца была усилена. Более того, великолепные мундиры лейб-гвардии сменили куда менее эффектные, но значительно более эффективные бронекомбинезоны.
Нельзя сказать, что мне это понравилось.
Дядя Коля повел меня в императорское крыло, но до Государева кабинета мы не дошли. Свернули на одну из боковых галерей.
Здесь нас ждал целый взвод лейб-гвардейцев, возглавляемый аж поручиком. Неслабо, учитывая, что чин поручика лейб-гвардии соответствует полковничьим жандармским погонам. Останавливать нас не стали. Караул салютовал и расступился. Двери раздвинулись автоматически.
— Доставил, Андрей Алексеевич! — доложил дядя Коля.
Дед встал. На нем был парадный мундир действительного тайного советника. И смотрелся дед так, что сразу хотелось вытянуться по стойке смирно и рапортовать. Но это был мой дед, так что рапортовать я не стал. Мы обнялись. Потом дед отстранился и с полминуты изучал мою юную физиономию.
— М-да, — изрек он наконец. — Батька твой мне говорил, но как-то не верилось.
— Теперь верится? — спросил я, улыбаясь.
— Теперь верю. И завидую, Тёмка! Как так получилось?
— Есть пара идей, — сказал я. — Как только узнаю точно, непременно с тобой поделюсь.
— Не возражаю. Я тоже не против скинуть годков пятьдесят. Николай, ты можешь быть свободен. Эх, Тёмка! Как я рад, что всё обошлось. Отец твой — просто кремень. Только позавчера я узнал, где ты был.
— Не злись на него, дед, — сказал я. — Батя дал мне слово.
— Ну и что? Ты у меня — единственный внук! Мог бы мне сказать!
— Дед, ну ладно! У тебя и так с сердцем проблемы!
— Уже нет. Оно у меня теперь механическое. Насос. Железяка! Представь: оно не стучит, а урчит! — Дед засмеялся, но тут же оборвал смех и добавил серьезно: — Никогда бы не согласился, но время такое — не до инфарктов. Эх, Тёмка, Тёмка! Знаешь, когда ты родился, мы все думали, что наш мир — незыблем. Даже когда началась вся эта дрянь с «ифритом», всё равно мы верили, что Россия превзойдет любые катаклизмы. Если бы ты знал, Тёмка, из каких топей мы тогда вырвались!
— Дед, я всё знаю. Забыл, где я учился?
Дед посмотрел на меня пристально, потом признал нехотя:
— Да. Ты должен знать. Это меня твоя нынешняя физиономия с толку сбила. Сущий юнец ты с виду, Артём Грива! — Дед захихикал. И вдруг как-то сразу весь подобрался, посерьезнел: — Всё, лирики довольно. Артём, сейчас ты подробно и вдумчиво расскажешь всё, что с тобой произошло. Всю эту безумную историю, в которую ты угодил.
— Ты уж прости меня, дед, но все я рассказать не могу.
— Это еще почему? Боишься, что ли, контракт нарушить? Так ты не бойся. Пусть они себе твой контракт знаешь куда засунут!
— Дед, есть кое-что посерьезнее контракта.