Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Ховрино

А посмотреть было на что.

Большие и малые стаи крысособак, привлеченные запахом крови, сбегались со всех сторон к Ховринской больнице, по пути ежеминутно выясняя между собой свои крысособачьи отношения. Стая рукокрылов разместилась на крыше огромного здания, истошно крича что-то на своем нечленораздельном наречии.

– Не иначе, крысособак по-свойски матерят, – заметила Лия. – Умные твари… На открытой местности крысособаки для рукокрылов не соперники. А в тесном замкнутом пространстве стая крысособак любого летуна в клочья порвет. Одну-двоих рукокрыл, может, и цапнет, либо когтями распотрошит, зато остальные вцепятся со всех сторон – и все, мышонок отлетался. Кстати, рукокрыл наш уже подгорать начал. Пойдем, поедим. А то на чужой пир смотреть – сыт не будешь.

Свою долю громила съел с завидным аппетитом. Лия же удовольствовалась двумя небольшими ломтями горячего мяса, после чего повернула голову в сторону Ховринской больницы – и замерла в таком положении, вслушиваясь в лай крысособак и крики рукокрылов, делящих между собой обильную добычу.

– Знаешь, Бор, а я вот сейчас думаю: сколько людей погибло или пропало без вести в стенах этой больницы, да и вообще на территории сожженного города. Бездомные, ищущие хоть какое-то место для ночлега. Сталкеры, промышляющие в развалинах. Бродяги вроде нас с тобой. Многие и многие. Ради чего они все умерли? Неужели мало было жертв Последней войны? Честно говоря, как же иногда хочется, чтобы это все закончилось. Чтобы люди и мутанты наконец научились жить в мире и согласии. Утопия, конечно, понимаю – но вот ничего с собой поделать не могу…

Бор, слушая Лию, даже жевать перестал. Она говорила, как обычно, спокойно и размеренно, но в ее взгляде было столько боли… Такой Бор видел ее впервые.

Вдруг девушка замолчала, быстро встала, метнулась к уцелевшему участку стены и выглянула из-за него наружу.

– Дамп дери! – произнесла она. – Да сегодня тут, похоже, званый ужин!

Громила вскочил на ноги, подошел поближе и так же осторожно выглянул из-за укрытия.

Огромная шестиногая тварь легко бежала меж развалин, держа в зубах человека. Бедняга был еще жив, даже пытался ткнуть кинжалом огромного хищника, но тот лишь тряс башкой и хрипел, даже не думая выпускать добычу. Похоже, что-то мешало ему захлопнуть пасть до конца и перекусить человека пополам.

– Молодой жук-медведь, – сказала Лия. – Давай за мной!

Дополнительных указаний Бору не требовалось. Он и так понял – Лия твердо вознамерилась освободить того человека из пасти шестилапого чудовища. Да и сам Бор тоже не стоял бы столбом, увидев что-то подобное.

Стрела, пущенная девушкой на бегу, вонзилась в лапу жука-медведя. Для такого монстра подобное ранение было бы незначительным, если б стрела не попала удачно – прямо в сочленение хитиновых пластин, прикрывавших чувствительную область сустава.

Как известно, даже крохотная заноза в ноге порой заставляет обратить на себя внимание. Сразу поняв, кто его так больно уколол, монстр резко сменил направление движения, решив просто стоптать на бегу и лучницу, и сопровождающего ее громилу, – благо масса и габариты вполне позволяли это сделать.

Но не для того Лия и ее спутник обратили на себя внимание мутанта, чтобы тут же быть раздавленными им. До шестилапой твари оставались считаные метры, когда Бор, хорошенько разбежавшись, прыгнул навстречу несущейся на него хищной громаде, занося над головой огромный кулак.

Нос – весьма чувствительный орган у любой твари, включая весьма габаритных мутантов. По нему и треснул Бор. Резко, от души, так, что жук-медведь аж присел на задние лапы, разинув пасть и выронив добычу. Вторая стрела Лии, вонзившаяся точно в ноздрю чудовища, добавила тому ощущений.

Будь шестилапый монстр немного постарше и поопытней, подобный эксперимент мог завершиться для его участников плачевно – разъяренный жук-медведь обычно не обращает внимания на раны и боль, пока не уничтожит своих противников. Но подростку, похоже впервые получившему такой отпор от потенциальной добычи, хватило впечатлений. Взревев, чудовище развернулось на месте и помчалось прочь, воя от боли и обиды.

Проводив взглядом удирающего мутанта, Лия спрятала лук в налучье и склонилась над спасенным человеком.

Впрочем, спасенным – громко сказано. К сожалению, зашивать многочисленные рваные раны было бессмысленно, да и крови бедолага потерял немало, потому Лия даже не стала доставать аптечку. Сейчас умирающему требовалась помощь совсем иного рода.

Густая борода с проседью и многочисленные морщины указывали на преклонный возраст человека, но его росту и крепкому сложению мог позавидовать любой стаббер. Тело незнакомца прикрывала искусно сплетенная кольчуга, усиленная на груди стальными пластинами. Наручи, поножи и наколенники, несмотря на многочисленные повреждения, выдавали высочайшее мастерство кузнеца, выковавшего их. К сожалению, вся эта броня не спасла воина от зубов и когтей мутанта.

А еще на поясе умирающего были пристегнуты пустые ножны от меча.

«Понятно, почему жук-медведь пасть захлопнуть не мог, – подумала девушка. – Ветеран успел вонзить свой меч в верхнее нёбо твари, использовав его как распорку и заклинив челюсти. Завидное хладнокровие перед лицом неминуемой смерти. Жаль, что такой воин уйдет сейчас в Край вечной войны… Кстати, откуда он здесь взялся? Броня явно не с Зоны Трех заводов, да и лицо незнакомое…»

– Кремль… – прошептал умирающий. – Осада…

– Кремль? – переспросила Лия.

– Да… Последний оплот человечества… Нео… Нео готовят штурм…

Раненый замолк, переведя взгляд на подошедшего Бора.

– Борислав? – произнес он.

– Я? – удивился громила. – Меня Бор зовут.

– Бор… Ты так похож… Лицо… Как у моего друга… У Борислава… Он, как и я, был кремлевским дружинником… Пропал без вести… двадцать лет назад…

Голос израненного воина перешел в сдавленный хрип – и оборвался навечно.

– Он так на меня посмотрел… Как будто узнал, – тихо произнес Бор, смахивая со щеки неожиданную слезу.

– Я тоже заметила, – тихо отозвалась Лия. – Бери его и понесли. Негоже оставлять тело настоящего воина на съедение падальщикам. А в Грачах есть одно хорошее место…

Искусственная площадка из камня и бетона за двести лет успела покрыться многочисленными выбоинами и трещинами. Но на монументальную белокаменную плиту, установленную на краю площадки, похоже, не действовали ни время, ни разрушительные силы природы. На практически идеальной поверхности монумента руками древних мастеров было выбито рельефное изображение двух воинов, самоотверженно бросающихся в бой.