Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест
– А откуда решение-то в их виновности? С чего вы взяли-то, что они виновны?
– А что тут думать? Их поймали где-то с аппаратурой какой-то! Говорят прям за передачей очередных координат, мол давали наводку на администрацию города, вот, что говорят. Стрелять их сволочей надо!
– Насколько я знаю, администрация города напротив памятника Этимиру стоит?
– Она самая, там вся наша власть сидит.
– Ваша власть, парень, давно уже бежала из города, а администрацию сможет найти любой дурак, тем более что ваш Этимир самый главный ориентир в городе, по нему все самолёты и ориентируются.
– А на той ли вы стороне? Капитан? Они виноваты в гибели наших горожан! Они мою страну в руины превратили! А вы за этих выродков заступаетесь! Идите отсюдова, пока я не сообщил кому следует, что вы за врага заступаетесь!
Лагер не стал спорить с глупым, промытым ежедневной пропагандой, парнем. Вдохнув побольше воздуху в лёгкие, он яростно расталкивая зевак, начал пробираться к бойцам ополчения и полиции, что готовились к казни, и вскоре наткнулся на какого-то офицера гетерской полиции. Худого и крайне неприятного на внешность мужчину в тускло-сером мундире и противными тоненькими усиками вдоль верхней губы.
– Кто командует расстрелом? – тут же спросил его Лагер, пронзая полицейского колким взором.
– Майор Гесг, а вам какое дело, фавиец? – прошипел тот в ответ.
– Я хотел бы узнать, по какому обвинению расстреливают этих людей? Попахивает здесь нечистым! – ещё более зло спросил Хва, не спуская своего едкого взора с противного ему офицера.
– Вы кто такой, капитан? – послышался хриплый бас за спиной.
Хва обернулся и увидел пред собой двухметрового мужчину с довольно толстым и косым шрамом от правого уха к уголку рта. Он смотрел на фавийца сверху вниз и явно не испытывал радости от его появления.
– Я, капитан армии Фавии Хва Лагер! Я требую объяснений по поводу происходящего!
– А мне плевать капитан на твои требования, затолкай их к себе в сраку! Единственное, что могу предложить тебе, это встать рядом с ними, раз уж тебе их так жалко! Иди к ним! Иди, расцелуй их грязные рожи! Обними их вонючие тела! Или исчезни с моих глаз, интеллигент фавийский! – голос его был злым и кряхтящим.
– Майор, вы совершаете военное преступление, устав ведения войны распространяется и на ваши подразделения. Я вынужден буду доложить.
Генерал молча достал из кобуры пистолет, массивный и сияющий на весеннем солнце своей завораживающей смертельной красотой, вставил в него обойму и с косой улыбкой, на изуродованном лице, подошёл к пленникам. Ни одна эмоция не осенила майора, он был словно механический робот, что внушал страх своей безразличной физиономией. Этот робот спокойно одёрнул затвор и начал стрелять в головы пленникам. После каждого выстрела он приговаривал, мерзко притворствуя «Простите меня, я нечаянно». С задором в глазах и под радостное улюлюканье толпы он застрелил троих и, обернувшись к Лагеру сказал.
– Капитанишка? Вставай к ним, я и тебе пулю в лоб всажу, давай. А трибуналу скажу, что рикошетом прилетело от пустой котивской башки!
Отвлёкшись, майор приспустил ствол и случайно попал в шею молодому котиву, и тот, истекая кровью, сполз на траву, что-то хрипя. Гесг хотел было его добить, но пистолет не стрельнул, а лишь щёлкнул, майор молча вынул обойму, осмотрел её, грубо выругался и передёрнул затвор из которого выскочил патрон, давший осечку, после чего вставил обойму обратно и довершил начатое выстрелом парню в голову. Лагер понял, спорить не было смысла, полиции всё сходило с рук, а народ был готов растерзать любого, кого местная полицейская власть объявила шпионом.
– У вас капитан есть ещё вопросы? Или возразить мне хотите? Я тут решаю кто нам враг, а кто друг, они муринские шпионы! Почему? Да потому, что они котивы и ведут себя подозрительно, по их сучим глазам вижу, что твари они, ждут, когда их сраный спаситель придёт. И вообще кто-нибудь уберите эти вонючие трупы в яму и пристрелите уже наконец-то остальных! С чего я должен тратить свои патроны? А? Засранцы?
– Вы, майор, я так понимаю редкое дерьмо! – крикнул ему Лагер и, развернувшись к нему спиной, пошёл прочь от происходящего. В груди его разрывала злоба, руки сводила ярость, хотелось пристрелить этого гетерца, почувствовавшего свою безграничную власть, дарованную ему обезумевшей толпой.
– Что же вы уходите? – крикнул ему вслед Геск и громко рассмеялся. – Разве не хотите посмотреть, как мы остальных расстреляем? Разве не хотите отдать этим грязным животным честь? Бегите, бегите отсюда интеллигент проклятый, тебя через пару дней один из их товарищей отправит в такую же траншейку, где тебя черви сожрут! А мы-то думали, фавийцы нам идут помогать, воевать за нас будут! А вы ублюдки пришли котивов спасать! – все полицейские и зеваки дружно засмеялись и кричали вслед уходящему Лагеру оскорбления. А через пару мгновений раздался залп и глухой звук падающих на землю мёртвых тел, следом пару одиночных выстрелов и снова громкий гул хохота и радости. Все были счастливы, что шпионы, пусть может и не настоящие, были мертвы, кто-то пинал их тела, кто-то бил лопатой. Вскоре котивов присыпали землей, и галдящая толпа разошлась по своим делам.
Солдаты Лагера уже ждали его, построившись в колонну, хоть и не всё, но они слышали как кричал генерал ему вслед.
– Товарищ капитан, – обратился к нему один из солдат, с сигаретой в зубах, – не обращайте на него внимания, это просто гетерский придурок, что привык воевать с безоружными и ссыться выйти на поле боя. Трус, сосунок и тому подобное, не берите в голову.
– Они женщин невинных расстреляли, просто взяли и пристрелили, без доказательств вины. Так нельзя, это не правильно.
– У войны свои правила Хва, она все спишет и забудет, – сказал его заместитель, командир первого взвода, молодой медивский офицер с широким, квадратным лицом. – Народ напуган, где-то там недалеко от них страшный враг, он не виден им, но регулярно убивает их, сыплет бомбы на головы. Этим несчастным озлобленным людям не нужны доказательства, они хотят лишь утешить себя местью, выплеснуть ту сидящею в
