Исполнение (СИ) - Янтарный Дмитрий

— Ты не совсем прав, Аркус, — ответил Дитрих, слушая оживающие воспоминания и чувствуя, насколько ему жаль этого духа, — храбрость тоже бывает разная. Храбрость совершить единомоментный подвиг и храбрость жить ради чего-то важного вопреки невыносимым условиям — разные вещи. И мою храбрость ты сильно переоцениваешь. Я вынужден был быть храбрым, чтобы начать строить дороги, потому что если бы я не убрался из дворца, даже Ахеол рано или поздно не смог бы меня спасти. У меня не было выбора, лететь к драконам или не лететь. И у меня не было выбора, участвовать в Турнире или нет. Мы часто выбираем храбрость, потому что у нас нет другого выбора. С каждого спрашивается по его собственной мере. Тебе хватило храбрости быть рядом со своими друзьями до конца и не отречься от них. Значит, в какой-то момент времени ты тоже был храбрым, Аркус.

— Благодарю, что даже сейчас жалеете и утешаете меня, Дитрих, — прошептал дух кучера, — хотя сейчас вы намного больше меня достойны утешения. Ведь то, что вас ждёт… ах, Дитрих, я бы отдал всю храбрость ради того, чтобы вы пережили эту встречу. Но я буду надеяться… мы все будем надеяться, что у вас получится. Прощайте… и спасибо вам за всё…

Дух Акруса пропал вместе с золотыми рунами. А Дитриха наполняли всё новые и новые воспоминания о том, как эти трое, вернее, четверо пытались изменить судьбу целого государства, и как жестоко им пришлось за это заплатить. Но этого было мало. Воспоминания тянулись дальше, к тому, как он прилетел к драконам, и что там с ним происходило… И даже это, как уже догадывался Дитрих, было не последним, что его ждало. Принц был уверен: ради того, чтобы окончательно сломать его, Убийца заставит Дитриха вспомнить и повторно пережить самое страшное: собственную смерть…

Глава 3

Дитрих шёл дальше по тёмному коридору, который, как он теперь уже был почти уверен, существовал лишь в собственном воображении. И всё же выбора у него не было. Цвета замерли, напуганные близким присутствием Кошмара, драконья сущность погасла, и сейчас Дитрих мог только идти вперёд.

Наконец, перед ним появилась четвёртая, Сиреневая руна. И Дитрих уже знал, какую фразу она ему покажет. Важнее было то, кого он сейчас увидит.

Мудрость — это упрощение знания — ожидаемо возвестили руны. А под ними появился призрак девушки с каштановыми волосами и печальными зелёными глазами.

— Ах, Дитрих, — с горечью заговорила она, — если бы ты только знал, как я сожалею о том, что так получилось. В том, что случилось, виновата я и только я. Ведь я никогда не жалела о том, что всё произошло именно так. Уж мне ли не знать, насколько хуже порой складывается жизнь. И смерть свою я заслужила, ибо забыла об этом, стала считать своё положение чем-то самим собой разумеющимся… Мы, конечно, прикрывались красивым лозунгом, мол, это всё во имя родного государства, но никакой человек, имеющий доступ к такой власти, не рано или поздно не устоит перед тем, чтобы не воспользоваться ею в собственных целях.

Она замолчала, печально посмотрев на плавающие перед ней сиреневые руны. И продолжила:

— Но я никогда не понимала своего младшего брата до конца. Я знала, какие ужасы ждут детей в сиротском приюте Чёрной вдовы и сделала всё, чтобы вытащить Вернона оттуда. Я очень любила своего брата, но эта же любовь сыграла со мной злую шутку. Я часто забывала, что он был именно младшим братом, и вела себя с ним, как с равным. И вот оно, то, почему я сейчас стою перед тобой, Дитрих. Я знала, что Вернону будет это неприятно, но мне не хватило мудрости, чтобы понять, до какой степени это может его ранить. И я жестоко заплатила за свою ошибку, ибо вынуждена была наблюдать, как два самых дорогих мне человека убивали друг друга. Прости меня, Дитрих. Прости, что из-за моей беспечности тебе пришлось взять на душу грех убийства. Не казни себя, ибо главным образом в этой ситуации виновата я. Вернон рано или поздно обретёт покой, а тебе ещё жить… Потому что ты будешь жить, Дитрих. Потому что если ты не переживёшь это… Нет, я даже вслух такого говорить не буду. Ты справишься. Ты обязательно справишься, Дитрих! А теперь прощай… и спасибо за то, что был в моей жизни.

Дух Эшли пропал, и мерцание золотистых букв погасло вслед за ней. Дракон ничего не успел ей ответить, но ему было достаточно и услышанного. Ведь, в самом деле, какие страдания должна была испытывать Эшли, отдав жизнь за Вернона и поняв, что вместо того, чтобы просто жить и быть счастливым, её несчастный младший брат посвятил мести всю свою жизнь. Такой путь всегда ведёт к одному-единственному, неизбежному финалу. Наверное, тому даже в какой-то степени повезло, что ему подарили быструю смерть и избавили от дальнейших мучений и унижений. Потому что, как уже говорила Меридия, король Освальд, которому Вернон мотал нервы весь срок его правления, вряд ли упустил бы возможность полностью расплатиться по счетам, окажись тот у него в руках.

Дитрих шёл дальше, во тьму, и впервые почувствовал страх. Но не страх того, что он вот-вот встретится с Убийцей: к этому он был готов уже очень давно. Нет, он боялся последней встречи. Встречи с тем, кто придёт с последней, лазурной руной. Даже воспоминания о собственной смерти, которые уже становились опасно отчётливыми, не так его пугали.

Но вот, наконец, последняя руна вспыхивает. Синие буквы возвещают последний ключ:

— Смирение — основа всех добродетелей.

А под ними — дух человека, которого Дитрих, казалось, однажды видел в своей жизни. Вот только неизвестно где… может быть, во сне. Но страшнее было то, что он откуда-то прекрасно знал, что это был за человек.

— Сынок, — мягко обратился к нему дух Арнольда Четвёртого, — если бы ты только знал, как я сожалел о том, что заставил тебя пройти через всё это. Я даже не смею просить у тебя за это прощения: такое нельзя простить. Но я прошу лишь понять меня и поверить мне: я не хотел твоей смерти. Да, я был готов удерживать трон. Да, одной из причин тому было то, что мне нравилось властвовать. Но другой причиной было то, что никто из вас, моих сыновей, не был готов по-настоящему сесть на трон. И потому я организовал тебе эту миссию, Дитрих. Чтобы ты набрался опыта и однажды вернулся в Тискулатус править вместе со своей невестой, если с Отто и Освальдом не сложилось бы. Да, чтобы успокоить людей, я был вынужден ускорить твою отправку из страны, но ты улетел слишком быстро и не дал мне возможности с тобой поговорить.

— И ты так и не узнал, что у тебя всегда была возможность вернуться, что у тебя всегда был дом, где тебя ждали. Я, конечно, был королём, но я всё равно оставался твоим отцом. И я любил тебя так же, как и ты любил меня, сынок. Знал бы ты, как я тобой гордился, когда мои шпионы докладывали мне о твоих разговорах с этой фрейлиной и о том, что ты не смог бы убить меня. В устах члена королевской семьи это — знак проявления высочайшей преданности. Так вот как ты не смог бы убить меня — так и я никогда бы не поднял на тебя руки, сынок. Но ты искренне верил в то, что у тебя больше не было дома, что теперь ты сам по себе, и вступиться за тебя некому. Что драконы могут творить с тобой всё, что им вздумается, а у тебя не будет иного выбора, кроме как молча терпеть. Что ж, надо отдать драконам должное, они извлекли из этого положения максимум выгоды.

Дитрих молчал. Его захватывали новые воспоминания, о том, как он прибыл к драконам, как его проверяли, как он впервые столкнулся с Цветом. Как учился пользоваться драконьими крыльями, как его первый раз довели до срыва, и он провалился в Кошмар, и только дух Гиордома не позволил тогда поставить в этой истории точку. И он лишь молча смотрел на отца, который печально созерцал плавающие над ним руны.

— Но всё это меня нисколько не оправдывает, — продолжал Арнольд Четвёртый, — ибо эти слова — моя карма и моё проклятие. Ибо отсюда произрастают все мои поступки. Потому что я не мог с этим смириться. Я не мог смириться с тем, что ты был лучше меня во всём, Дитрих. Уже в таком юном возрасте ты продвигал такие идеи, от которых в будущем выигрывали абсолютно все. Дороги, от которых выиграли и простые люди, и купеческие караваны, и вся страна, престиж которой неимоверно вырос благодаря тому, что путешествовать по ней стало приятно и удобно. Закон об ограничении распространения алкоголя, который ты со слишком большим усердием вытащил, регулярно поднимали и я, и Освальд, когда требовалось добавить себе в народе репутации. Забота о детях, кстати, отлично поднимает репутацию, помни об этом, если тебе доведётся когда-нибудь стоять у власти. Но меня всё это бесило. Я не мог смириться с этим, не мог простить тебе того, что ты лучше меня во всём, и что меня, который правил страной больше двадцати лет и который положил столько сил ради хороших отношений с соседними государствами, могут так быстро и просто сменить. Я не смог смириться… и был жестоко за это наказан. Это был самый страшный день в моей жизни, сынок. Когда я прилетел к драконам и увидел уже тебя нынешнего. Когда я понял, что у меня больше нет сына… И что всё это я сотворил собственными руками.