Владимир Торчилин - Институт
По-видимому, понимание того, что райская жизнь неумолимо приближается к финалу, присутствовало у всех, почему делегаты и налегали на еду-питье из последних подорванных симпозиумом сил. В результате, когда началась заключительная часть действа, лыка не вязали уже многие. А часть эта состояла в том, что тоже довольно плохо стоявший на ногах председатель местного оргкомитета под маловразумительные, но исключительно апологетические речи вручал Боссу и Директору расшитые местными золотошвейками великолепные байские халаты с поясами и тюбетейками. Те врученные халаты немедленно на себя напялили, приняв вид уже совершенно непотребный, а Босс, совершенно неожиданно для присутствующих, привыкших к его сдержанной манере поведения, вышел в халате на середину уже свободного от профессионалов круга и невнятно изобразил несколько па чего-то вроде лезгинки, по-видимому, полагая ее не только кавказским, но и местным танцем. Народу, впрочем, уже было все едино...
Однако, как оказалось, не всему. Когда начальственный танец уже закончился, и довольный собой Босс под горячие аплодисменты присутствующих (точности для, следовало бы сказать, что аплодировали, в основном, местные товарищи, по достоинству оценившие эстетический вклад начальства во взаимопроникновение культур) направлялся к своему месту за главным столом, на его пути неожиданно возник один из присутствовавших на симпозиуме в качестве слушателей сотрудников Института, обычно на редкость спокойный и даже, можно сказать, малозаметный парень в сильных бифокальных очках. Немереное количество выпитого, на что при благоприятных условиях способны даже спокойные парни в бифокальных очках, произвело в его темпераменте и восприятии действительности радикальные перемены, и он решил, что широко прокламируемое демократическое устройство социалистического отечества позволяет и ему претендовать на те же малые приятности, что только что перепали Боссу с Директором. Сначала он потянул за рукав сильно озадачившегося такой непосредственностью Босса, невнятно, но навязчиво выговаривая что-то вроде:
- Ну дай померить! Я тоже хочу! Ну на поносить только – и все... И сплясать...
А когда Босс резко вырвался и, не желая продлевать глупого положения, решительно скользнул на свое место, настырный делегат насел на все еще топтавшегося на месте вручения даров местного распорядителя:
- Нам бы насчет халата... – запинаясь тянул он – Я тоже такой хочу! А для меня есть? А танцы будут?
Кто-то из подскочивших и сохранивших еще остатки сознания коллег пытался вполголоса объяснить любителю барственных халатов, что он влипает в историю и лучше спокойно идти на место, но тот упрямился и беспорядочно махал руками. Именно это махание и послужило причиной скоропостижно последовавшего завершения ситуации. Взмахнув как-то особенно сильно, он потерял равновесие и стал заваливаться на пол. В последнюю секунду, однако, он успел поймать край скатерти и, как в старых комедиях, резво потянул ее на себя, одновременно заваливая все бутылки, бокалы, вазы с цветами и даже тарелки с остатками салатов. В результате вся эта жуткая смесь хлынула на сидевших за этим столом вплотную к генеральскому наиболее почетных участников, включая и группу зарубежных докладчиков. Те, пытаясь увернуться, громко лопотали что-то по-своему. До уже валявшегося на полу виновника катавасии каким-то чудом доперло, что вокруг него заговорили не на своем матерном, а на чужом английском языке, и на него снизошло краткое просветление, в результате которого в наступившей на какое-то время ошарашенной тишине он громко и отчетливо произнес, оторвав голову от заляпанного пищевыми отходами пола и явно относясь к извазганным американам:
- Икскьюз ми плиз!!!
И рухнул в бессознательность окончательно. Народ заржал, как обезумевший.
- Говорил ему: красное с белым не смешивай. А он: коктейль, коктейль! – мрачно прокомментировал стоявший в пределах слышимости от Игоря непосредственный начальник виновника происшествия, предчувствуя, что и ему не слабо перепадет за утрату контроля над подчиненными.
И точно. Перекрывая ржание, прозвучал строгий крик Директора, призывавшего пред свои грозные очи именно этого непосредственного начальника виновника:
- Где Коля? Я спрашиваю, где эта сволочь Севостьянов? Я его сейчас же из Института выгоню вместе с его пьяными уродами! Разохотились на халявные пьянки, скоты! Перед иностранцами позорите! Утром заявления на стол!
Вечер переставал быть томным. Коля с безнадежной решимостью протиснулся между столом и загородкой вдоль борта плота и подошел к Директору. Тот перешел с крика на шипение. Пока он шипел, Коля истово клялся, что малый этот исключительно хороший и не буйный, а даже наоборот, и как раз то, что он так жутко нахавался, и говорит, что пьянка для него – дело непривычное, а вот ударная работа на благо Института как раз по нему, почему наказать его, конечно, как-нибудь и стоит, но вот выгонять уж точно не надо. А самого Колю – тем более, поскольку – его бы воля – он бы и трети того количества, что выставили хозяева, на столы не поставил как раз в целях недопущения подобных эксцессов, поскольку народ, особенно, молодой пить хотя и любит, но совершенно не умеет. В общем гипнотизировал Директора, как мог. И, похоже, вполне успешно, поскольку в дальнейшем и самого Колю и даже рухнувшего любителя халатов Игорь в Институте видел постоянно.
Народ тем временем, поняв, что представление закончилось , и ни танцев , ни падений ожидать больше не приходится, а все, что можно было выпить и съесть, уже выпито и съедено, а в крайнем случае понадкусано , неритмично покачиваясь , потянулся по мосткам к автобусам и машинам. Симпозиум завершился.. .
В аэропорт ехали следующим утром – кто “Волгой”, кто автобусом, но когда все сошлись в зале ожидания, то картина нарисовалась не слабая: довольно приличная толпа непроспавшихся и с мятыми мордами лиц обоего пола, чудовищное облако перегара над которой лишь отчасти компенсировалось ароматом местных фруктов и овощей , уложенных в навьюченные на каждого самодельные деревянные коробки с ручками, картонные ящики и незатейливые авоськи. Одно слово – делегаты! Последние еще остававшиеся с ними сопровождающие из местных провели очередное отделение овнов от козлищ, то есть привилегированных докладчиков от массы слушателей, и повели спотыкающуюся на гладком полу научную элиту разных стран в зал для ВИПов . Оттуда они и побрели к самолету, стараясь не поднимать слезящиеся глаза к горячему местному солнцу и не обронить на бетонное покрытие аэродрома никаких даров местной природы, которые были заботливо для них приготовлены в уже упакованном виде в номерах цековской дачи и дополнены самостоятельными закупками на городском рынке. Кое-как добрели...
Протрезветь полностью не удалось даже за время перелета, так что когда Игорь вошел в квартиру, волоча за собой немеряные среднеазиатские гостинцы, жена, поглядев на него и принюхавшись к выхлопу, саркастически заметила :
- Ну, ты даешь! Вы что, и в самолете продолжали? У-ч-ч-ч-еные...
Да, романтические были времена. Сплошное научное веселье на фоне нерушимой дружбы народов. Как это там пелось в популярной песне как раз тех самых советских времен – “не повторяется, не повторяется, не повторяется такое никогда...”. С другой стороны, и Бог с ним – а то никакого бы здоровья не хватило!
ИСТОРИЯ ТРИНАДЦАТАЯ. КОНЕЦ ХАЗЫ
I
Начавшийся в конце восьмидесятых переход всей страны на новые рельсы сказался на их НТЦ и, естественно, на игоревом Институте самым печальным образом – государственное финансирование их работы стало драматически снижаться, а на все жалобы начальства из руководящих инстанций отвечали, что пора уже соответствовать духу времени и не сидеть на шее у государства, а искать источники денежных поступлений самим, например, организуя на базе центра и Института прибыльные научно-технические кооперативы, и такая инициатива будет поддержана в верхах самым решительным образом. Чем именно могут такие кооперативы заниматься и на чем делать деньги в их сугубо научном Институте никто, разумеется, не уточнял. Приходилось изобретать самим. Для начала Босс и Директор санкционировали создание опытного производственно-торгового предприятия, призванного воплощать в реальные изделия последние разработки Института, чтобы затем продавать их тем, кому эти выдающиеся достижения могут понадобиться. Увы, перспективы вхождения в рынок таким именно способом оказались чрезмерно оптимистическими - поскольку эти самые разработки отличались немалой сложностью, то их перевод в вещественную, так сказать, форму обходился сильно недешево, а вот на конечный продукт потребителя в их отрасли прозябающей даже не на вчерашних, а на позавчерашних технологиях отечественной промышленности никак не находилось. Пришлось идею отбросить и передать выделенные под нее площади и оборудование двум кооперативам, специализировавшимся на выпуске какого-то там не то химического, не то механического ширпотреба, в результате чего в коридорах Института появились новые, резко отличающиеся от научно-технического персонала лица, и захрустели их кожаные пиджаки, а к заново пробитым на улицу дверям из переданных кооперативам помещений одна за другой подходили под погрузку машины. Ходили настойчивые слухи, что центровское и институтское начальство на такой передаче сильно нагрело руки, да еще и приобрело себе постоянный доход, добившись, для надежности, введения в круг то ли советников, то ли директоров – советский народ в этих реалиях предпринимательской жизни разбирался тогда еще слабовато – этих самых предприятий. По-видимому, как следствие ставшей личной заинтересованности в процветании кооперативов-арендаторов, все средства, которые Институт получал с этих кооперативов за сдачу и техническое обслуживание помещений – по московским стандартам, суммы должны были набегать вполне приличные – вкладывали вовсе не в переоборудование лабораторий на еще более современный манер и не в улучшение быта сотрудников, а на перестройку всех еще свободных или хотя бы частично свободных площадей Института в нечто, что могло бы приютить новые кооперативы, которые, в свою очередь, должны были приносить новые порции нектара руководству. В общем, все это до боли напоминало алгоритм, опробованный небезызвестным Александром Ивановичем Корейко при строительстве электростанции в маленькой виноградной республике.
