Битва за надежду - Алекс Хай

Кристиан и не пошевелился, а я многозначительно уставился на Карла Густава. Кронпринц явно не понимал, насколько ему здесь были не рады. Все пытался укрыться за королевским гербом.

— Предатель! — выкрикнул Карл Густав. — Мразь и подонок!

Я молча шагнул к окну, отодвинул шпингалеты и приоткрыл створки. Свежий воздух ворвался в зал.

— Ваше высочество, через двери или через окно? — невозмутимо спросил я.

Карл Густав озадаченно на меня уставился.

— Что… Да как вы…

— Значит, через окно, — пожал плечами я.

А затем развернулся, схватил кронпринца за ворот щегольского мундира и без единого слова — вышвырнул его в оконный проем. Тот с глухим вскриком шмякнулся в еще не позеленевшие кусты под окнами.

Император вздрогнул:

— Алексей… Обязательно было… вот так?

Андрей и София переглянулись:

— Браво, кузен.

— Ваше императорское величество сами сказали, что больше не желаете его видеть… — невинно улыбнулся я под смешок Софии.

— Кажется, мы подружимся, — отозвался принц Кристиан.

Глава 30

Здание Военно-медицинской академии дышало тишиной, впитанной в старые стены и длинные коридоры. В воздухе пахло настойками, антисептиками, озоном от применения заклинаний и чем-то неуловимо знакомым, вызывающим у каждого бойца рефлекторное желание держаться отсюда подальше.

Я шагал по гулким коридорам, пока не свернул в нужное крыло. У выхода из лифта я увидел знакомый силуэт. Профессор Заболоцкий. Простой белый халат смотрелся на нем как императорская мантия.

— Алексей Иоаннович! — поприветствовал он, приподняв брови. — Что-то давно вас не видно.

— И слава небесам. Впрочем, едва не угодил к вам в руки.

— А следовало бы, ваша светлость! — фыркнул он. — Вы, говорят, после Терийоки были едва живы. Но отказались мне показаться. Снова понадеялись, что до свадьбы заживет?

— Так ведь заживет же, — пожал я плечами. — Маголекари помогли, и ребята подбросили эфир. Жив, цел, почти не выжжен. А у вас и без меня есть кого лечить.

Заболоцкий смерил меня внимательным взглядом и внезапно хлопнул по плечу.

— С вами крайне трудно иметь дело, Алексей Иоаннович. Пусть вы и пропустите мои рекомендации мимо ушей, но я прошу вас не геройствовать. Хотя бы с недельку. Даже Черным Алмазам нужно время на восстановление.

— Учту. А как Черкасов?

— В сознании. Слаб, конечно. Но держится молодцом. Там, в палате, дежурят не только медсёстры. Есть у него одна особенная сиделка. Ну… вы в курсе.

Я усмехнулся.

— Знаю. Аграфена не из тех, кто бросает своих. Я могу поговорить с Черкасовым?

— Можете. Только не переутомляйте пациента. Палата два-два-шесть.

— Благодарю.

Я направился в сторону палаты. У входа стоял парень в форме «Четверки», с погонами младшего лейтенанта и каменной физиономией. Я показал ему корочки Спецкорпуса, и после долгого взгляда в глаза он нехотя кивнул, приоткрыв дверь.

В палате было светло и свежо. У изголовья, на краешке стула, сидела Аграфена. Увидев меня, она хотела было встать, но я поднял руку:

— Не надо, Аграфена. Сиди.

— Алексей Иоаннович… — прошептала она.

— Рад тебя видеть. И вас, Евгений Александрович.

Черкасов слабо улыбнулся. Его лицо было бледным, а щеки впали. Он выглядел так, будто побывал в аду и выбрался обратно — ну, почти выбрался.

— Ваша светлость, — прохрипел он. — Живы… и вроде целы. Это радует. Хоть кто-то из нас.

Я подошел, сел в кресло с другой стороны от кровати и поставил на стол пакет.

— Стащил кое-что с кухни, а то знаю я местную кормежку. — Я принялся выкладывать контейнеры. — Домашние щи, котлеты с пюре, пара пирожков…

Аграфена тихо усмехнулась:

— Я тоже его кормлю, Алексей Иоаннович. Но медсестры ругаются. Мол, нарушаем режим.

— Режим — это хорошо, — проворчал Черкасов. — Но если еще раз увижу эту серую баланду, начну требовать эвтаназию. Знаете, о чём я мечтаю, Алексей Иоаннович? О чашке нормального, адски черного, кофе. Без сахара и новомодных сиропов.

Я не ответил. Просто открыл термос и налил в крышку-стакан горячий, крепкий, ароматный кофе. Подал ему.

— Кажется, у меня сегодня и правда праздник, — выдохнул Черкасов. — Спасатель вы мой.

— Наслаждайтесь, Евгений Александрович. Только сильно не налегайте.

Я уселся поудобнее, смотрел на него, наблюдая, как он делал первый осторожный глоток.

— А теперь расскажите, что именно произошло в лаборатории. Я чувствую ответственность за то, что передал вам информацию о ее местонахождении.

Черкасов нахмурился. Глотнул еще.

— Мы все сделали правильно, учитывая ваши предостережения. Сапёры, защитники, магические контуры. Но… Взрыв произошёл раньше. Мы даже не успели начать процесс вскрытия. И это была не просто ловушка — это была активная аномалия. Сработавшая сразу после детонации. Не знаю, насколько это возможно, но… Слава богу, Спецкорпус быстро подсуетился — аномалию нейтрализовали. Но выброс случился, и люди погибли. А я… — он пожал плечами и тихо цокнул языком. — Вот результат. Полуживой. С магией теперь… туговато. Каналы почти выжжены. Кажется, я все-таки добегался.

Я не стал говорить вслух, что и сам чувствовал, как туго приходилось Черкасову. Сидя рядом с ним. Я успел провести быструю диагностику. Эфир почти не циркулировал. Я тихо передал ему немного своего резерва — мягко, едва ощутимо. Он всё понял. Усмехнулся.

— Спасибо. Но не расточайте энергию почем зря. Говорят, и вам крепко досталось от Толстого.

— Это вы еще его не видели, — улыбнулся я.

Он откинулся на подушки, вздохнул и взял Аграфену за руку. Та не сопротивлялась.

— Пора мне, Алексей Иоаннович. В смысле — на покой. Хватит. Гонялся за тенями полжизни. Пора уже и о семье подумать. Пока валялся здесь без дела, полистал каталоги и присмотрел пару симпатичных особнячков на окраине города. Зелень, озера, воздух свежий… Больше никаких подъемов среди ночи.

Я не сдержался.

— Значит, матушка моя была права. Енот-потаскун всё-таки остепенился.

Черкасов молча сжал ладонь Аграфены. А та, хоть и улыбалась, казалась печальной. Глядя в окно, она прошептала:

— А кто же теперь будет служить вашей семье, Алексей Иоаннович? Если я уйду…

Я встал, положил руку ей на плечо.

— Никто тебя не заменит, Фень. Но у меня есть пара мыслей на этот счет…

* * *

Георгиевский зал Зимнего дворца, зал белоснежных колонн и золочёных балконов, был полон. Под расписным потолком собирались сливки имперского общества: вельможи,