Ваше Сиятельство 12 (+иллюстрации) - Эрли Моури
* * *
— Теперь ты понимаешь, что значит быть богом? — Гера с улыбкой смотрела на барона Милтона. После прошедшей ночи Величайшей, пришла на ум даже такая глупость, будто она влюбилась и ей не нужен никто, кроме этого смазливого англичанина. Правда, за тысячи лет богиня сполна познала, как переменчивы ее желания, и понимала, что эта странная мысль — не более, чем очередной каприз. Сегодня ей хочется Майкла Милтона, а завтра с тем же пылом пожелает вернуть графа Оршанского — его с наступлением ночи Гера отправила на землю, прямо в объятия графини Оршанской.
— Да, Величайшая, я понимаю. Хотя далеко не все. Наверное, чтобы понять незначительную часть божественного, мне потребуются многие годы. И даже тогда я не смогу полностью понять это, пока остаюсь человеком, — ответил Майкл, отправив в рот имбирное печенье — вот оно в самом деле было божественным. Подобного барон никогда прежде не ел: помимо имбиря и миндаля, в этой сладости сложился такой интересный букет ароматов и вкусов, что Майкл не брался предположить из чего сделано такое угощение. — Мне очень нравится пахлава, чай и вино, и это печенье. Еда за твоим столом всегда божественна. Божественен дворец и виды из него в любую сторону, — барон повернулся к сияющим вершинам гор и скалам, имевшим невозможный розовый оттенок. Ниже их сияли крупные разноцветные кристаллы, что делало открывающийся пейзаж неземным и во истину волшебным.
— Майкл, это все не так важно. Я думала, ты будешь восхищаться не печеньем, а мной, — произнесла Гера, по-прежнему оставляя на лице безмятежную улыбку.
— Разве я могу не восхищаться тобой? Все вокруг, вся эта красота — лишь проявление тебя. Все это — только тень твоей красоты, — произнес барон Милтон, одновременно думая, как сложно бывает с женщинами. В его жизни их было так много. Если не считать Джулии Эванс — его возлюбленной на последнем курсе университета и еще одной дамы в Риме, но со всеми остальными ему было очень непросто. Даже с графиней Елецкой. И с Элизабет, если только он может называть сестру «своей женщиной» — все-таки с Элиз у него были особые отношения. Настолько яркие и безумные, что… Он побоялся бы сейчас о них вспоминать. Побоялся бы еще потому, что барону казалось Гера слышит его мысли, как бы он не пытался их скрыть.
— Майкл, о чем ты сейчас думаешь? О чем, сидя рядом со мной? — Величайшая взяла его руку и приблизила свое лицо к его лицу, заглядывая в серые, красивые глаза барона Милтона. — Уж не о графине Елецкой? А может ты думаешь о своей сестре? Граф Елецкий знает, что она была твоей первой женщиной?
— Гера… — Майкл впервые называл ее так. В его душе зачался протест. Зачем, она снова касается его прошлого, причем тех сторон, которые вызывают самые бурные эмоции? — Может не стоит сейчас трогать Элизабет? Она моя сестра, и я ее люблю как сестру.
— У вас, людей такие отношения считаются предосудительными. К этому есть причины — они в рождающихся потом детях. У нас же, богов, такие отношения вполне естественны, — Величайшая не стала говорить ему, что ее первый муж — Зевс, был ей родным братом. Об этом и так знали все люди. — Если ты считаешь, что тебе так важна Элизабет, я могу устроить вам встречу. Могу даже сделать так, что ты будешь видеться с ней часто. Может быть, каждый день.
Конечно, барон Милтон очень хотел видеть Элизабет, но сейчас его что-то насторожило в вопросе богини. Он всегда старался отвечать Гере с осторожностью, потому как убедился на примере графа Оршанского, что глуповатое поведение и речи раздражают богиню. Не то, чтобы Майкл собирался во всем угождать хозяйке, но пока он чувствовал себя гостем — слишком гостем — и не хотел переступать сложившийся уклад.
— Конечно, я бы хотел видеть Элиз. Если ты сочтешь возможным устроить мне встречу с ней, я был бы очень рад, — ответил Майкл, чувствуя при этом напряжение и сделав несколько глотков чая.
— Думаю, я смогу тебе с этим помочь. Я хочу, чтобы тебе, барон, было хорошо со мной. И хочу, чтобы ты из барона, вырос до бога, — Гера почувствовала стремительное движение в непроявленном — так быстро перемещаться на подлете мог только Гермес.
Между двух колонн с позолоченными капителями вспыхнул голубой свет. Сияющий овал, рассекла трещина, вмиг расширилась, впуская крылатого бога.
— Хайре, Величайшая! Виноват, что потревожил. Оторвал от столь важного дела, как чаепитие с человеком! — Вестник рассмеялся. — Но, понимаешь ли, неотложное. Афина взбаламутила всех рассуждениями о… — Гермес поднял указательный палец, украшенный синим перстнем, — О «Камнях Новых Богов». Представляешь? Понятия, не имею, что ей нужно, и что она знает о твоей коллекции, но есть опасения, что тебе придется кое-что разъяснять. Чем раньше ты появишься во Дворце Славы, тем лучше. Пока Арету можно унять. Да, кстати, у нее тоже есть такой Камень!
— У нее есть «Камень Нового Бога»? — Гера даже привстала. Из сказанного Гермесом ее заинтересовали лишь последние слова. — Сука!.. — прошептала, Величайшая. — Она всегда была хитрой и подлой сукой! Откуда у нее Камень⁈ И что она хочет?
— Не могу знать, Величайшая. Появилась недавно и наговорила такого, что всех нас запутала, — лучше спроси у нее сама.
— Хорошо, Крылатый, я скоро прибуду! Пожалуй, даже прямо сейчас, — бросив на подушки полотенце, жена Громовержца вышла из-за стола. — Жди меня здесь, Майкл! Можешь поплавать в бассейне. Я скоро вернусь, — пообещала богиня и легким движением руки открыла портал.
Когда Гера исчезла, англичанин почувствовал облегчение. И при этом подумал, что ему становится очень сложно понять самого себя. Мыслей и желаний в последние дни выросло так много, что они превратились в дремучий лес. Когда Майкл Милтон оставался наедине с собой он блуждал по этому лесу и заблудился в нем. Теперь он не знал, куда идти, не знал, к чему стремиться, и
