Ваше Сиятельство #12 - Эрли Моури
— Майкл, о чем ты сейчас думаешь? О чем, сидя рядом со мной? — Величайшая взяла его руку и приблизила свое лицо к его лицу, заглядывая в серые, красивые глаза барона Милтона. — Уж не о графине Елецкой? А может ты думаешь о своей сестре? Граф Елецкий знает, что она была твоей первой женщиной?
— Гера… — Майкл впервые называл ее так. В его душе зачался протест. Зачем, она снова касается его прошлого, причем тех сторон, которые вызывают самые бурные эмоции? — Может не стоит сейчас трогать Элизабет? Она моя сестра, и я ее люблю как сестру.
— У вас, людей такие отношения считаются предосудительными. К этому есть причины — они в рождающихся потом детях. У нас же, богов, такие отношения вполне естественны, — Величайшая не стала говорить ему, что ее первый муж — Зевс, был ей родным братом. Об этом и так знали все люди. — Если ты считаешь, что тебе так важна Элизабет, я могу устроить вам встречу. Могу даже сделать так, что ты будешь видеться с ней часто. Может быть, каждый день.
Конечно, барон Милтон очень хотел видеть Элизабет, но сейчас его что-то насторожило в вопросе богини. Он всегда старался отвечать Гере с осторожностью, потому как убедился на примере графа Оршанского, что глуповатое поведение и речи раздражают богиню. Не то, чтобы Майкл собирался во всем угождать хозяйке, но пока он чувствовал себя гостем — слишком гостем — и не хотел переступать сложившийся уклад.
— Конечно, я бы хотел видеть Элиз. Если ты сочтешь возможным устроить мне встречу с ней, я был бы очень рад, — ответил Майкл, чувствуя при этом напряжение и сделав несколько глотков чая.
— Думаю, я смогу тебе с этим помочь. Я хочу, чтобы тебе, барон, было хорошо со мной. И хочу, чтобы ты из барона, вырос до бога, — Гера почувствовала стремительное движение в непроявленном — так быстро перемещаться на подлете мог только Гермес.
Между двух колонн с позолоченными капителями вспыхнул голубой свет. Сияющий овал, рассекла трещина, вмиг расширилась, впуская крылатого бога.
— Хайре, Величайшая! Виноват, что потревожил. Оторвал от столь важного дела, как чаепитие с человеком! — Вестник рассмеялся. — Но, понимаешь ли, неотложное. Афина взбаламутила всех рассуждениями о… — Гермес поднял указательный палец, украшенный синим перстнем, — О «Камнях Новых Богов». Представляешь? Понятия, не имею, что ей нужно, и что она знает о твоей коллекции, но есть опасения, что тебе придется кое-что разъяснять. Чем раньше ты появишься во Дворце Славы, тем лучше. Пока Арету можно унять. Да, кстати, у нее тоже есть такой Камень!
— У нее есть «Камень Нового Бога»? — Гера даже привстала. Из сказанного Гермесом ее заинтересовали лишь последние слова. — Сука!.. — прошептала, Величайшая. — Она всегда была хитрой и подлой сукой! Откуда у нее Камень⁈ И что она хочет?
— Не могу знать, Величайшая. Появилась недавно и наговорила такого, что всех нас запутала, — лучше спроси у нее сама.
— Хорошо, Крылатый, я скоро прибуду! Пожалуй, даже прямо сейчас, — бросив на подушки полотенце, жена Громовержца вышла из-за стола. — Жди меня здесь, Майкл! Можешь поплавать в бассейне. Я скоро вернусь, — пообещала богиня и легким движением руки открыла портал.
Когда Гера исчезла, англичанин почувствовал облегчение. И при этом подумал, что ему становится очень сложно понять самого себя. Мыслей и желаний в последние дни выросло так много, что они превратились в дремучий лес. Когда Майкл Милтон оставался наедине с собой он блуждал по этому лесу и заблудился в нем. Теперь он не знал, куда идти, не знал, к чему стремиться, и что он на самом деле хочет. Если совсем недавно он хотел лишь одного: вернуться в Москву и увидеть графиню Елецкую, то теперь… Как он может появиться перед ней, даже если бы Гера дала ему такую возможность? Что он скажет Елене Викторовне, после всего того, что было с ним? Тем более, после того, что было между ним и Синди, и между ним и самой Герой! И вообще, вернуться в Москву, это значит навсегда отказаться от небесной жизни, похожей на сладкий сон — сон волшебный и вечный! А то, что случилось между ним и Герой вчера в бассейне, и минувшей ночью в ее спальне!.. Он чувствовал богом. Самым высоким из богов! Как иначе, если он обладал самой Величайшей⁈ Она угадывала его желания, и страсть между ним и богиней была такой, что казалось они оба сгорят в нескончаемом пламени наслаждения.
Но, с другой стороны, кем он, Майкл Милтон, стал после этого? Он предал женщину, которую любил. Женщину, которая тоже любила его и сделала для него так много. Это граф Елецкий может рассуждать, что земная любовь отдельно, а небесная отдельно. Граф Елецкий может делить свою любовь на множество частей, при этом необъяснимым волшебством ни ода из этих частей не оказывается меньше некогда целого. Уж об этом Александр Петрович как-то рассказывал Майклу, хотя британец не слишком понял его духовную математику. И ему, Майклу Милтону, такое не только непонятно, но и недоступно.
Имелось еще кое-что, лежавшее камнем на душе англичанина. Когда Гера находилась рядом, он чувствовал не только серьезное нервное напряжение, но еще тяжесть. Тяжесть такую, словно на него кто-то надевал невидимые стальные оковы, к которым нельзя привыкнуть никогда. Вчера вечером, оставшись один, Майкл особо долго думал над этим. Он представил: если случится так, слова Геры окажутся не шуткой, и она в самом деле сделает из него бога, то нужна ли ему вечность в этих оковах? Вечность в постоянном напряжении и с тем камнем на душе, к которому нельзя привыкнуть. Быть может лучше короткая человеческая жизнь с
