Святослав Морозов - Потеряные

- Сейчас обувь принесу. Одевайся, я постучусь, - пряча улыбку, проговорила девушка и, выходя, не удержалась, оглянулась еще раз и прыснула. Только было это совершенно не обидно и даже Парду понятно, что смеется она просто от избытка хорошего характера и природной веселости, как Трава когда-то, дома, в Поселке. И Пард понял: вот оно, то, чего он так старался избежать. Неприятности не закончились. Где ребята? Он быстро оделся, с удовольствием выяснив, что вся одежда на месте, от нижнего белья до любимого черного комбинезона, даже содержимое карманов было аккуратно вложено в носок.

- Ты все? - Опять прозвучал веселый голосок, и Пард вдруг осознал, что вокруг говорят и двигаются множество людей. Он их все время слышал, но спросонку не принимал во внимание. Вместе с голосом молоденькой медсестры, так он определил свое положение и назначение девушки, слышалось шарканье ногами кого-то постарше, стоны за тонкой матерчатой перегородкой справа, неприятное бряцание чего-то металлического, звуки далекого страстного спора, касающегося «резать или нет?» и, совсем близко, перешептывание нескольких мужских голосов и бряцание оружия. «Меня караулят, ждут, пока проснусь. Хоть бы поесть дали сначала».

- Все, - отозвался он, и издать этот хриплый короткий звук у него получилось далеко не с первого раза. Пересохшее горло категорически отказывалось работать.

Девушка вошла, озабоченно сдвинув бровки. Она принесла растоптанные огромные ботинки с подошвой, выкроенной из чего-то мягкого и поэтому похожие на домашние тапочки.

- Твои совсем развалились, да и ноги у тебя опухли, не влезут сейчас. Пока походи в этих, - она озабоченно присела перед Пардом и принялась надевать на него ботинок. Парень совершенно смутился, чего с ним раньше никогда не бывало. Он отобрал башмак, стараясь не делать это грубо, и молча стал напяливать обувь на больные ноги, морщась, когда нечаянно задевал самые болезненные места. Он очень боялся обидеть девушку, но разозлился, что она одевает его, как маленького. Это только тетка не признавала до сих пор в нем мужчину и все время норовила поправить воротничок, заставить помыть руки или уложить вовремя спать. Да что это он? Соскучился по тетке, что ли? Он же помнит, что она тиранила его своей заботой так, что именно от нее порывался сбежать тот Пард, который месяц назад ушел из родного поселка. Тетка, безоглядно любившая осиротевшего в раннем детстве племянника, навязчиво и приторно опекала его, подсовывала самые вкусные кусочки, вязала бесконечные шарфики и безрукавки, и совершенно не признавала, что он уже взрослый. Пард низко опустил голову, чтобы девушка не увидела навернувшихся слез. Да, что-то он совсем раскис. И вдруг, мягкая девичья ручка провела по всклокоченной шевелюре парня. Провела один раз, но нечаянная ласка вдруг вызвала спазм в горле, и из-под крепко сжатых век выплеснулись непрошенные капли. Когда Пард, проморгавшись, поднял глаза, только колыхание занавески напоминало о том, что девушка была здесь. Парень потряс головой, отгоняя непрошенные сантименты и стараясь избавиться от тупой боли в горле.

Девушка уже разговаривала с кем-то в коридоре, с чем-то соглашалась и на чем-то настаивала, но слышно было плохо, потому что за соседней стенкой кто-то сильно заорал, и туда пробежали чьи-то ноги, и голоса торопливо стали звать Елену Николаевну и спрашивать, остался ли еще новокаин…

Через минуту пожилая, квадратная с непробиваемым выражением лица тетка в халате принесла поднос с едой, молча вытащила полный горшок из-под кровати, заставив парня мучительно покраснеть, и без церемоний удалилась, гордо неся добычу впереди себя. «Только бы девушка не увидела…», подумал Пард, набросившийся на вкусный и наваристый суп. Вкус его был несколько непривычен, но вряд ли его собирались отравить, как справедливо подумал парень, с наслаждение отправляя горячее варево в рот.

Переход по станции Пард запомнил плохо. После того, как он наелся, уже ничего не стояло между ним и его беспокойством о ребятах. Трое серьезных бойцов в разнокалиберной, но почти целой форме, сопровождавшие его, на вопросы отвечали неохотно и в основном в том смысле, что они ничего не знают, и что им было приказано привести его, как проснется, к Старику. Кто такой Старик они тоже не поясняли, объявив, что «скоро сам все увидишь».

Пард попытался сосредоточиться на окружающих пейзажах, но это тоже получилось плохо. В голову лезли неприятные воспоминания о «Строгино», поскольку принцип поселения был один и тот же, хотя здесь было почище, и народ, в основном, особыми уродствами не щеголял. Запутанный лабиринт жилищ казался угрожающим и бесконечным, наверное, по аналогии с длинным пустым тоннелем, который пришлось пройти за последние пару суток. С невольным удивлением Пард глазел на стены, сложенные из чего попало: вкривь и вкось прибитые доски, в которых можно было угадать остатки складской тары, металлические листы, оторванные с мясом от электричек, грязные засаленные тряпки вместо дверей, непонятно чем скрепленные остатки пластиковых емкостей, камни и щебенка, слепленные чем-то серым и шершавым. Некоторые «строения» были украшены кусками каких-то металлических конструкций, выгнутых, будто в результате безумных экспериментов, кусками пружин, торчащими вверх металлическими палками, на которых болтались тряпки с нарисованными пятнами непонятного назначения. У Парда при виде последних возникло в голове не очень понятное слово «знамя». Жителей по дороге попадалось немного, зато в отдалении все время слышался шум, и даже можно было разобрать отдельные выкрики. Собственно, на Парда внимания никто не обращал. Судя по разговорам провожатых, которые смирно брели впереди, не оглядываясь, они проведывали своего «дружбана» на предмет «принести ему косячок и прокруточку…», а Парда взяли по просьбе Коменданта по пути.

После путешествия по довольно высокой винтовой лестнице, Пард, пройдя несколько проверок и окончательно озверев от похлопываний по бокам и приказов «встать лицом к стене руки на стенку», попал в небольшую жарко натопленную комнатку, где главным действующим лицом пребывал старик, который сидел, укутанный одеялом по пояс в непонятной конструкции на колесах. Пард решил держаться независимо и презрительно, но любопытство взяло верх.

- Присаживайся, в ногах правды нет, - прозвучал ровный негромкий голос. Такой голос мог принадлежать какому-нибудь Преподавателю, привыкшему много и терпеливо объяснять тупым недорослям премудрости каких-нибудь не очень внятных наук. Пард оглянулся и примостился на краешек большого стула с плотным коричневым покрытием, сильно потертым, но хорошо сохранившимся. Невольно он так вертел головой, осматривая примечательную комнату, что не сразу услышал, как к нему снова обратились.

- Ты тут поосмотрись пока, сейчас еще народ подойдет, и ты нам все расскажешь.

- Что расскажу? - сразу набычился Пард.

- Все свои приключения, откуда ты и как сюда попал, - терпеливо пояснил старик все тем же тихим, но хорошо слышным голосом.

- Не буду я ничего рассказывать. Куда ребят дели? Сначала я убедюсь…убеждюсь…тьфу, увижу их, а потом, посмотрим. Мы уже рассказали тут одному… - подскочил Пард.

- Не хочешь, как хочешь, никто тебя заставлять не будет, но тогда ты нарушаешь законы станции и будешь выслан из нее в течение часа. Видишь ли, все, кто приходит на станцию первый раз, попадают сюда и рассказывает, как живет остальное метро. Это - закон. Он позволяет нам ориентироваться в новостях. А ваша история столь неправдоподобна, что мы хотим ее от всех по отдельности услышать и сопоставить. Поэтому твоих друзей мы уже расспросили, они ждут только, когда ты очнешься и тоже все расскажешь. А потом вы сможете встретиться. Иначе - ты уходишь со станции и идешь, куда глаза глядят, но один. - Спокойное терпеливое разъяснение почему-то убедило воинственного парня, и он сел обратно на место. На самом деле ссориться ни с кем не хотелось. Хотелось спокойствия, отдыха и отсутствия видимых и невидимых опасностей.

В дверь вошел забавный мужичок, смешно одетый под ковбоя из книжки, но, не успел Пард усмехнуться, как открыл рот при виде следующего гостя. За ковбоем в комнату, заполнив ее почти полностью, ввалился огромный человек, со страшным, налитым кровью красным глазом, белым пухом на голове и жуткой чернозубой улыбкой. Третьего Пард даже не заметил, пока глазел на гиганта-альбиноса.

- Ну, рассказывай, - прозвучало из угла, в котором обнаружился длинный, очень хорошо одетый, сияющей самой радушной улыбкой мужчина, расположившийся поперек кожаного, мягкого кресла в самой расслабленной позе.

Пард, набычившись, помолчал, внезапно ощутив, что ему самому хотелось бы все рассказать этим странным людям, понять, что произошло, попросить о помощи. И он совсем не думал, что они его обманут или поступят, как предатель и жулик Андрей Петрович, или страшноватый в своем лицемерии Васильич. Но не было нужных слов и ничего не складывалось в бедной, забитой впечатлениями голове, и он начал паниковать, что эти суровые мужчины решат, что он нарочно ничего не хочет говорить и выгонят его со станции. Он поднял отчаянный взгляд на Старика и увидел, что тот смотрит прямо на него со спокойным ожиданием. Кажется, Старик понял состояние парня и начал расспрашивать.