Аарон Дембски-Боуден - Первый еретик
- Убирайтесь с моего мира! - настаивала правительница. - Оставьте нас в покое!
Торгал презрительно ухмыльнулся за лицевым щитком, испытывая отвращение к гнусному зловонию чужой рыбы, исходившему от ее потеющей кожи. Какой омерзительный эпизод в прошлом этой планеты мог привести к таким отклонениям? Что могло сделать необходимым такое осквернение — порчу человеческого генома генами чужих? Эти люди не выглядели более сильными, просвещенными или развитыми, чем любая другая человеческая цивилизация. На самом деле, они уступали большинству.
- Зачем вы сделали это с собой? - спросил Астартес.
- Прочь с моего мира! Прочь!
Он отшвырнул ее. Груда плоти ударилась о землю, и перелом шеи оборвал династию.
- Сжечь все, - распорядился Торгал. - Все сжечь и вызвать «Громовой ястреб». Наступил предначертанный час. Я сообщу Алому Повелителю.
Алый Повелитель оглядел двор. Кроме приземлившегося десантно-штурмового корабля, в нем больше никого не было.
Он опустил когти.
Торгал сообщил о падении монарха почти час тому назад, но пыл Аргел Тала угас еще до этого объявления. Он стоял в тени своего «Громового ястреба», «Восходящего солнца», и не участвовал в заключительной резне внутри дворца, а в его голове все еще гуляло эхо безмолвного вопля. С помощью зажигательных гранат и огнеметов Гал Ворбак уничтожали все следы жизни правителей, опустошая изнутри дворец с колоннами.
Большинство обменивалось вопросами по воксу, заполняя коммуникационную сеть гудением изумленных и рассерженных голосов. Слова «предначертанное время» повторялись с отвратительной частотой. Их кровь бурлила, ведь похоже было, что боги позвали.
Аквилон следовал за ним, чего он в первую очередь и ожидал, но в последнюю очередь хотел. Четверо Кустодес были рассредоточены среди штурмовавших дворец Несущих Слово. Они наверняка все видели, и вскоре это должно было стать проблемой.
Аргел Тал наблюдал за тем, кого ему вскоре прикажут убить и задавался вопросом, сможет ли сделать это, как физически, так и морально.
- Мне нечего тебе ответить, - сказал ему Аргел Тал. - Я не знаю, что случилось. Мной овладела секундная слабость. Я поборол ее. Вот все, что я могу сказать.
Кустодес вздохнул через динамик шлема.
- А сейчас ты в порядке?
- Да. Силы быстро вернулись ко мне. Моментов такой слабости больше не было.
-Мои люди сообщают о таких же происшествиях, - произнес кустодий. - Многие из Гал Ворбак падали, словно сраженные незримой рукой, в тот же момент, что и ты.
Аквилон снял шлем как знак расположения. Ответного жеста не последовало.
- Мы не обнаружили никакого вражеского оружия, способного произвести такой эффект.
Он мог встретить взгляд Аквилона только тогда, когда глаза закрывали линзы шлема.
- Если бы я знал, что меня поразило, - сказал Аргел Тал, - я бы сообщил тебе, брат.
- Приходится думать, что это ранее неизвестный изъян в геносемени вашего Легиона.
Аргел Тал неопределенно проворчал, то ли соглашаясь, то ли нет.
- Ты понимаешь, - продолжил кустодий, - что я должен немедленно сообщить об этом Императору, возлюбленному всеми.
По ту сторону лицевого щитка изо рта Аргел Тала снова потекла кровь.
- Да, - проговорил он, облизывая губы. - Разумеется, ты должен.
Сперва ему показалось, что крик возвращается. Только послушав завывающий плач несколько секунд, он развернулся к стенам дворца.
- Слышишь? - спросил он.
На этот раз Аквилон кивнул.
- Да.
Когда заработала сирена, почти все Несущие Слово запросили подтверждения ее причин. Мигавшая на сотнях ретинальных дисплеев колхидская руна сообщала сухую и смутную информацию, но в ней не было никакого смысла.
Даже занятые огненным очищением воины в красной броне Гал Ворбак в замешательстве вызывали по воксу флот на орбите, требуя немедленного подтверждения и объяснения.
Во дворе Аргел Тал и Аквилон поднялись на борт «Восходящего Солнца», отдав своим воинам распоряжение немедленно возвращаться к своим десантным кораблям. Дворец ее психического великолепия уже не имел никакого значения. Все Согласие утратило смысл.
Все Несущие Слово, Кустодес и силы Имперской Армии 1301-го экспедиционного флота — слушайте. Говорит Аргел Тал, Магистр Зазубренного Солнца. «Де Профундис» достигли слова с самой Терры, несущие печать Императора. Система Истваана открыто восстала, во главе мятежа четыре наших же Легиона. Слухов множество, но фактов мало. Говорят, что Магистр Войны отрекся от кровных клятв, данных Тронному Миру. Правда это или ложь — мы не начнем войну, пребывая в неведении. Но мы откликнемся на зов примарха, ибо сам Лоргар требует, чтобы мы ответили.
Прекратите атаку на поверхности и отступайте к транспортам. Немедленно вернитесь на орбиту. Нам приказано направляться к Истваану, и мы повинуемся, ибо были рождены для этого. Несущие Слово доберутся до самого сердца предательства, вырвав правду. Офицеры, займите свои посты. Воины, приступайте к своим обязанностям. Пока это все.
Аквилон стоял рядом с Алым Повелителем в пассажирском трюме десантно-штурмового корабля.
- Я не могу поверить в это ни на секунду. Гор? Предатель? - кустодий провел кончиками пальцев по плоскости своего клинка. - Это не может быть правдой.
- Ты слышал сообщение, как и я, - Аргел Тал, моргнув, активировал руническую метку на дисплее своего визора, открывая канал вокс-связи с Гал Ворбак.
- Подтвердить безопасность сети.
Рядом с первой появилась еще одна руна и подтверждающе замигала.
- Говорит Аргел Тал, - теперь он обращался только к ближайшим из братьев. - Аврелиан зовет нас.
Ответивший голос не пользовался воксом. Он раздавался прямо в сознании и звучал до безумия знакомо.
Они уже знают. Они чувствуют это.
"Я знаю этот голос", - подумал он.
Разумеется, мы знаем его. Это же наш голос. Мы — Аргел Тал.
23
Изменники
Одержимость
Выбор
Астропат кивнул.
Аквилон был слишком ошеломлен даже для того, чтобы придти в ярость.
- Измена, - произнес он. - Как такое может быть?
Астропата звали Картик, и, даже выпрямившись в полный рост, он обладал невыразительно-низкой фигурой, которую только портили преклонный возраст и привычка горбиться, словно ожидающее нападения животное. Возраст псайкера приближался к семидесяти годам, лицо пересекали морщины, и даже в молодости он вряд ли был проворен. Сейчас он был стар. Это было видно во всем, что он делал, и в том, насколько медленно он это делал.
Неожиданно красивые глаза подрагивали под полуприкрытыми веками, глубоко посаженные в желтоватых глазницах на уродливом лице, образованном жестокими генами и мясистыми щеками. Увидев его однажды, летописец отметил, что мать или отец Картика — а возможно, что и оба они — почти наверняка были грызунами.
Он никогда не умел отвечать остротами. Просто его таланты были далеки от остроумия. Это был последний раз, когда он пытался завести друзей среди новоприбывших гражданских. Он знал, что одиночество вынудит его пытаться снова, но намеревался заставить его подождать.
Должность личного астропата Оккули Император принесла его семье на Терре скромное состояние, хотя сам он получил лишь одинокое и унылое изгнание. Таковы были жертвы, которые он принес на данный момент. Он был достаточно твердо намерен исполнять долг перед Императором, зная, что его семья обеспечена.
Раз или два к нему приходили летописцы, желавшие использовать его положение в собственных целях, разыскивая истории и рассказы. Картик прочел в их глазах неприкрытое честолюбие и полное отсутствие интереса к нему самому и устранился от подобных гостей. По правде говоря, он привык к одиночеству. Ему не хотелось быть использованным только для того, чтобы прервать его.
- Я ручаюсь за это, - ответил Картик. Его речь была столь же обманчиво приятна, как и глаза. Никто не знал об этом, кроме самого Картика, но он также чудесно пел. - Возвышенный сир, эфир заметно прояснился за последние дни, и сообщение с Терры было отчетливым. Измена.
Аквилон посмотрел на остальных собравшихся в уединенной комнате Картика. Калхин, младший из всех, получивший на службе Императору всего девять имен. Ниралл, на нагруднике которого выбито двадцать имен, лучший всех них владеющий алебардой. Ситран, все еще соблюдающий обет молчания, который он дал на вершине одной из немногих оставшихся гор в Гималаях, взирая на стены Дворца Императора. Он расценивает их назначение как наказание и не проронит ни слова, пока они не вернутся на Терру через семь лет, завершив пятидесятилетие службы.
- Четыре Легиона, - произнес Калхин. - Четыре полных Легиона предали Императора.
