Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
Он лег рядом с мертвецом и стал наблюдать за происходящим в прицел винтовки.
Он увидел, как Маркос убил Васко. Как взял на прицел Дэниэлса.
Вагант никогда не стрелял из снайперского оружия. Но мишень была менее чем в пяти сотнях метров от него, и под сводом станции не было ветра.
Задержав дыхание, он ждал подходящего момента.
Навел, прицелился.
Выстрелил.
Глаз Маркоса взорвался.
Вернувшись к своим и принимая поздравления, Вагант пожал плечами и сказал: «Я целился в лоб».
Джон Дэниэлс видел, как Маркос падает и как его телохранителей разоружают солдаты двух городов.
Все произошло невероятно медленно. Священник практически мог поклясться, что видел, как пуля влетела в окно, пробила стекло противогаза и проникла в мозг Маркоса.
Он огляделся. Только теперь он осознал, что наступил день. Освещавшие резню огни, яростно ревевшие в ночи, казались бледными и безобидными. Языки пламени, преобразовывавшие лица в чудовищные маски, больше не алели, и в свете зари люди снова становились теми, кем являлись на самом деле: мужчинами, женщинами и детьми, которые потеряли родителей, чтобы в тот же день обрести новых среди их убийц.
«Трудно поверить в то, что все это воля Твоя», — подумал Джон.
Потом он увидел, как одна из женщин гладит по голове сидящего у нее на руках ребенка, а тот улыбается в ответ.
― Трудно поверить и в то, что покрытая снегом земля вновь расцветет весной, — прошептал голос Монаха.
― Где ты был? Где вы были?
― Мы там, где мы есть. Разве это важно? Задай тот вопрос, который волнует тебя на самом деле.
― Почему вы не вмешались? Этой ночью очень многие из нас умерли.
― Но никто не умер по нашей вине, — ответил голос в его сознании. — Вы сами приняли решение, сразились и одержали победу. Сегодняшняя битва не увеличила расстояние между нами, а сократила его.
― Что теперь будет?
― Никто не знает. По крайней мере, я не знаю. Думаю, нам нужно будет поговорить еще. По-новому посмотреть друг на друга. Моя задача была привести тебя сюда и сделать так, чтобы ты нашел это ужасное устройство. Но ты сделал гораздо больше. Ты создал народ. Теперь он твой. Теперь ты не одинок в своем путешествии. И я тоже пойду с тобой.
Джон увидел, как Вагант спускается по лестнице. Даниэла побежала ему навстречу. Они обнялись так крепко, что Джон испугался, что они повредят друг друга.
«В этих объятьях не может быть вреда», — пробормотала с улыбкой Алессия.
Священник посмотрел на солдат, которые искали среди мертвых своих пропавших товарищей. Вслед за битвой пришло время скорбеть и оплакивать погибших.
Склонив голову, Джон Дэниэлс читал молитву над последней жертвой этого чудовищного дня. Виновные или невинные, праведники или грешники, слишком многие уже были мертвы. Пришло время перестать проводить различия. Время поставить точку в ряду убийств. И думать о будущем.
Он вспомнил слова Монаха.
«Ты создал народ. Теперь он твой».
Он подумал, что не хочет этого.
«Я больше никого не буду использовать», — пообещал он самому себе и своему Богу. Встав на колени, он осенил крестным знамением лоб Маркоса, а потом лбы казненных Сынов Гнева.
На это ушло много времени, но потом двое мужчин и одна женщина пришли ему на помощь.
Джона это поразило даже больше, чем если бы через стеклянную крышу станции внутрь вдруг проник луч света.
Он чувствовал благодарность.
ЭПИЛОГ
Так я, Мика, житель Милана, муж Елизаветы, отец Джона, Кьяры и Джулио, утверждаю, что все это я видел собственными глазами либо слышал от тех, кто видел это собственными глазами.
Было время, когда это происходило, и мы видели, как это происходило.
Я был рядом в тот день, когда этот человек появился и избежал смерти, и я был рядом, когда к нему вернулось зрение, и я был рядом в тот день, когда он покинул нас навсегда.
Он ушел в сумерки.
Это был очень грустный день. Тогда исполнился месяц с завоевания центральной станции и уничтожения Сынов Гнева. Осмотрев бумаги, оставшиеся от Диакона, Джон обнаружил доказательства его связи с Давидом Гошальком, безумным проповедником, которого Дэниэлс встретил в Венеции, и с кардиналом в красном, правившим в Риме.
Доказательство того, что Сыны Гнева не погибли в Милане и что Джону еще придется сразиться с ними.
Тогда он принял решение отправиться в путь.
Первой его целью должна была стать Флоренция.
Флоренция, откуда, судя по всему, распространялось зло.
Вагант и Даниэла хотели отправиться с ним. Но Джон не захотел этого. Он сказал, что город слишком сильно нуждается в них.
Союз с Альберти был далеко не прочен, а действия короля мамбо непредсказуемы. Известие о смерти сына взволновало его меньше, чем сообщение о том, что бомба будет увезена из Милана. Это его очень расстроило. Кроме того, стоял вопрос о том, как распорядиться центральным вокзалом. Эта стратегически важная крепость находилась под контролем союзных сил победителей, но Чинос настаивали на ее аннексии к своей территории, за что предлагали двум городам и Альберти свободное перемещение по ней. Если бы король мамбо перегнул палку, центральная станция могла превратиться в то же, чем стал Берлин в 1948 году, — в изолированный аванпост посреди вражеской территории.
И потом, были еще Альберти: непредсказуемые, в постоянном движении, ищущие неприятностей. Уничтожение Сынов Гнева изменило соотношение политических сил города; рано или поздно Альберти должны были воспользоваться этим. Наконец, некоторые станции — Зара, Пастер, Лима — отказались сдаваться после смерти Диакона. В тяжелых боях союзникам удалось захватить стратегически важную станцию Лорето, тем самым изолировав три оставшиеся станции Сынов Гнева. Но они все еще представляли опасность.
При таком количестве неизвестных не следовало лишать два города их лучших жителей, заключил Джон.
С тех пор, как он нас покинул, многое изменилось.
Джон говорил, что из прошлого ему не хватало музыки.
Теперь она у нас есть.
Однажды ночью, к большому удивлению Чинос, кто-то поставил в центре станции Кадорна неизвестный предмет. Никто не знал, кто его принес и почему именно на Кадорну. Несомненно, этот предмет был откуда-то снаружи.
Но как могли дотащить его сюда, не будучи замеченными на блокпостах, теоретически изолировавших станцию от внешнего мира?
Ни у кого не было ответа на этот вопрос.
Предмет был явно сделан человеческими руками по технологии, существовавшей до Чрезвычайного положения. Но не целиком. Некоторые его детали были сделаны из странной черной резины, о которой рассказывал отец Джон.
Рядом с ним лежало некоторое количество предметов поменьше. Это были диски, похожие на металлические, но очень легкие. Они лежали в потрескавшихся пластиковых коробках. Один из торговцев-Чинос сказал, что они называются компакт-дисками и содержат музыку. Он показал нам, как, по его мнению, нужно вставлять их в аппарат. После нескольких неудачных попыток ему наконец удалось вставить диск нужной стороной.
Ко всеобщему удивлению, устройство включилось и начало жужжать. На нем были красные и зеленые огоньки и стрелки, похожие на стрелки дозиметра. Это было удивительно, потому что их свет был несомненно электрическим, но устройство не подключено к розетке.
Послышался щелчок, и из устройства послышалась прекраснейшая музыка, такая прекрасная, какой я никогда не слыхал. В тот день я был там. Услышав эту музыку, я заплакал. Заплакали многие из тех, кто находится там в этот момент. Быть может, заплакали все, только некоторые попытались скрыть это.
На этом серебристом диске было написано: «Малер. Пятая симфония».
Никто из нас не понял, кто и зачем сделал нам этот подарок.
