Жирдяй-2: Экспансия! - Руслан Алексеевич Михайлов
— Опять попытка воровства, — тяжко вздохнул Хурм и повернул мокрое лицо ко мне. — Мы пришли.
Финишировали мы у настолько удивительной конструкции, что сразу стало ясно — по большей части изобретателям плевать на личный быт.
Кособокий навес был настолько хлипким, что он не дрожал, а содрогался от ударов дождя, шатаясь на опорах-палках. Неглубокая кольцевая канава мало того, что вырыта не совсем верно, так еще и не справляется толком с отводом воды, и под навесом чавкает жидкая грязь. Одна сторона этого «жилища» защищена рваным листом полиэтилена, вторая прикрыта кое-как сшитыми тряпками, остальные две открыты всем ветрам. Рядом с тряпичной «стеной» высятся трехэтажные нары, тут же стоит вместительный сундук с приоткрытой крышкой. А в углу стоит высокий деревянный ящик. Он поставлен стоймя и чем-то удивительно напоминает грубо и неумело, но крепко сколоченный гроб. Крышка слегка приоткрыта. И будь я проклят, если не успел заметить мелькнувшую в темноте ящика красную искорку чьего-то глаза. Искорка зажглась и потухла, в воздухе растворился рокочущий вздох-рык, а я остался стоять под дождем в шаге от навеса с занесенной в воздухе ногой.
Ну понятно, почему там мужик показывал чудеса спринтерской скорости, вопя во все горло «Господи-и-и-и…» Тут и мне захотелось исторгнуть протяжное «И-и-и-и-и». Но я, само собой, сдержал сей не слишком умный порыв и выжидательно улыбнулся черной щели. Ящик никак не отреагировал, и к улыбке я добавил вопросительное:
— Господин Оран?
Тишина…
Тут уже не выдержала Явель, что раздраженно пнула по громыхнувшей крышке-двери ящика:
— Да хватит уже из себя монстра ночного изображать! Выбирайся из гроба, крылатый!
Снова блеснуло красным в темноте, следом послышался мягкий и чуть рыкающий голос:
— Я только испорчу вам всю беседу. Посудите сами — на кого я похож?
— Вот и хотелось бы выяснить, — попытался я подстроиться под его речь — С вашего позволения, господин Оран, конечно.
Секунда… другая… И наконец крышка отошла в сторону. Сам обитатель ящика наружу не вышел, но дал свету войти внутрь, позволив увидеть себя. Где-то с минуту я внимательнейшим образом изучал открывшуюся картину, после чего вынес свой вердикт:
— Мать вашу…
Это просто вырвалось у меня изо рта, хотя вслух я хотел сказать совсем другое и куда менее эмоциональное. Но очень трудно сдержаться при виде такого. Встреть я подобное… существо где-нибудь за чертой города, я бы уже вовсю всаживал ему картечь в грудь и потратил бы весь патронташ.
Внутри ящика находилось то, что только с большой дистанции можно было бы назвать человеком. В крупном двухметровом силуэте легко угадывались очертания головы и плеч, я видел две руки и две ноги. Но все это было будто смазано серым шумливым ореолом, что заставлял очертания его тела дрожать. Именно шумливым — ведь чуть раздутое тело Орана покрывал сплошной покров из тысяч крохотных стрекозиных крылышек. И все эти крылышки пребывали в движение, шурша, ударяясь друг о друга, неритмично взмахивая будто в попытке взлететь. Из-под облепленных дергающимися крыльями век плеснуло красным свечением, из приоткрывшегося рта вылетел пяток оторванных крылышек, появился облепленный ими же язык, что прошелся по черным губам, срывая с них все те же крылья. Плевок… и на пол упал целый ком еще дергающихся стрекозиных крыльев.
— Довольны? — Оран с вызовом, что присущ, наверное, только больным со смертельным диагнозом, подался вперед. — Вот вам мое цифровое бессмертие. Нравится?
Длинные волосы колыхнулись с противным сухим шуршанием и взлетели вверх, образовав светящийся круг вокруг его головы. На миг мне показалось, что на меня смотрит обезображенный какой-то страшной болезнью святой, запечатленный на старой потускневшей иконе. Хотя вряд ли на иконах изображали тех, кто вполне бы мог напугать самых стойких грешников в аду.
Вздрогнув, икнув, Оран протяжно рыгнул, исторгая изо рта целый поток трепещущих крылышек, что упали на землю и через пару секунд исчезли.
— Проклятье… — кошмарно выглядящий бедолага попытался спрятаться, вцепившись в крышку рукой со светящимися алым кончиками пальцев — там, где раньше были ногти.
Я коротко качнул головой:
— Зачем прятаться?
— Ну…
— Он стесняется своего вида, — с сокрушенным вздохом пояснила Явель.
— Вот твоя накидка, — Турн поднял с пола два сшитых вместе рваных одеяла. — Облачайтесь, сударь.
— Смешно тебе? — с некоторым даже юмором спросил явно начавший приходить в себя Оран.
Похоже, сам он вполне свыкся со своим видом, а вот чужих взглядов все еще боится. И немудрено — с таким-то телом. Какое-то безумное сочетание человеческого с чем-то демоническим и насекомоподобным одновременно. И получилось довольно мерзко.
— Вопрос, — произнес я, усаживаясь на обнаружившийся неподалеку бочонок. — Вернее, два вопроса.
— Это тот самый Жир Жирыч, — тихо напомнил Хурм.
Оран кивнул:
— Я так и понял. Важный чиновник…
— Чиновник? — удивился я. — Вряд ли. Хотя… может и есть немного от его работы.
— Вы хотели что-то…
— На ты, — улыбнулся я. — Давай сразу на ты.
Пошарив в кармане, я добыл пару сигарет и коробок спичек, задумчиво чиркнул, глядя на усевшегося рядом «монстра», прикрывшегося накидкой.
— Угостишь?
— А губы… крылья не опалит? — хмыкнул я, безбоязненно протягивая последнюю сигарету и коробок спичек.
— Этого добра не жалко, — проскрипел со смешком Оран и, подкурив, с блаженством затянулся. — Хорошо-о-о-о…
После первой же затяжки все крылья на его теле разом пришли в беснование, начав с безумной скоростью дергаться. Я, грешным делом, испугался, что он сейчас улетит… но рассмеялся этой мысли и тоже сделал затяжку цифрового табака.
— У меня два вопроса. Первый самый очевидный, но на него ответь потом — как?
— Как это случилось… ну да, все спрашивают.
— Ага. А второй вопрос — почему ты еще жив? — на этот раз я не скрыл удивления.
— В смысле — почему не самоубился, ведь все равно возрожусь?
— Ага. Если в начале вы всего этого могли не знать, то теперь же знаете. Так почему ты еще в таком виде? Принцип ведь ясен. Оставишь наспех нацарапанные мемуары о днях в Ковчеге, опишешь ключевые моменты — кого любишь и за что, кого ненавидишь и почему — и можно стреляться. Ты только без обид, Оран, лады? Я действительно не понимаю… ведь тут явно не простая болячка, что лечится однократным приемом
