Пустой - Александр Васильевич Кормильцев

— Прощайте, Дед Василий! — проговорила дрожавшим голосом расчувствовавшаяся Настасья, повернулась к Феофану, но тот покачал головой.

— Со мной не прощевайся, примета плохая!

Она кивнула в ответ, глянула в мою сторону, веснушчатое лицо тоже раскраснелось от слез. Маленькая девчушка-сирота сидела у неё на руках, играясь с деревянными бусинами, снятыми с шеи Настасьи. Малышка уже успокоилась, отвлекшись на новую игрушку. Наверное, ещё была слишком мала, чтобы понять страшную правду о гибели матери.

— Иди уж, Настюха, Пустой есче вернется. — поторапливал её Дед Василий, но у меня почему-то было на этот счёт другое мнение. Ощущение, что вижу девчушку-непоседу в последний раз, было до невозможности явным.

Она ещё раз кивнула и, развернувшись, зашагала бок о бок с Тимофеем, в сторону невидимого с этого места лагеря. Я стоял и смотрел на её невысокую фигурку. Кольчуга, одетая поверх платка и сарафана, смотрелась на Настасье чужеродно и нелепо. Теперь уж точно не получиться понять, что за светлое и приятное чувство возникало у меня, при встрече с этой веселой девчушкой. На душе было холодно и темно, словно я и сам начал ощущать ту непонятную пустоту, что не сумела толком развидеть местная знахарка.

— Феофан, энто вот болт зачарованный, стреляй им ток по сильным одержимым, в голову старайся. — как только мы остались втроем, Дед Василий подобрался и начал раздавать указания. Первым делом он передал суличнику свой самострел и колчан с болтами, объяснив это тем, что сулиц у метателя всего три, и забрать их из тел одержимых не удастся. Потом глянул на меня и сказал, чтобы просто не подпускал к нему близко тварей. Умение, которое он собирался применить, требовало времени.

— Как растяну во всю ширь — уходите! — напомнил он нам.

— Уйти то мож и уйдем, токмо ты сам то не уйдешь! — Феофан глядел на хмурого парнишку с прищуром. Возраст у них был явно разный, но разговаривал суличник с ним, как с ровней.

— Дык, я и не собирался! — ответил тот спокойно.

Нам он сказал отойти чуть дальше от стены, сам встал прямо по середине улицы, до этого специально отмеряя ее ширину шагами. Все это время одержимых не было, то ли последняя стая была одинокой, в предыдущей волне постепенно приближающихся к посёлку тварей, то ли они нашли другой путь. Но Дед Василий своих приготовлений не прекратил. Мы отошли ещё чуть дальше по улице метров на тридцать, при этом хмурый паренек всё это расстояние прошагал спиной вперёд, делая непонятные движения руками. Феофана его поведение не смущало, вот и я решил не смущаться и не удивляться ничему.

Спустя минуту появилась парочка, состоявшая из жрача с бегуном. Они было радостно направились к застывшему посреди улицы пропитавшемуся и пропахшему кровью пареньку. Но Феофан не зевал, прикончил обоих метров с двадцати из одолженного самострела. Выходит, он не только сулицы метать мастер, но и с самострелом дружит. Просто любимое оружие оставлял для более серьёзных целей.

После этого снова началось затишье. А перед Дедом Василием, прямо в воздухе, вдруг появилась абсолютно черная сфера, размером с баскетбольный мяч. Она ненадолго зависла перед ним, затем, видимо управляемая пареньком, отлетела метров на десять вперёд. Там начала медленно крутиться и расти и чем быстрее раскручивалась, тем более размытым казался воздух вокруг неё. Спустя минуту, она была уже не меньше полуметра в диаметре, а её вращение достигло такой степени, что было неуловимо человеческим зрением.

Зато хорошо стало видно, что казавшийся размытым вокруг нее ореол не столь безобиден, как казалось на первый взгляд. Сначала этот ореол начал цеплять землю, в результате чего на ней осталась глубокая выемка идеальной округлой формы. Затем со стены спрыгнул одинокий топтун и, завидев нас, рванул за появившейся в зоне видимости добычей. Но, пробегая, он не обратил внимания на черную сферу, висящую в полутора метрах над землей. Приблизившись к ней, лишь будучи задет самым краем ореола, он был затянут внутрь сферы, словно в гигантский пылесос.

От увиденного у меня пересохло в горле. Вот уж действительно наглядная демонстрация сверхспособности, данной ульем. Это ведь какая-то фантастика, сфера непроглядного мрака, втягивающая в себя все, что оказывается в радиусе её действия. Причём, улетевший в чернильную тьму топтун по габаритам был крупнее, чем засасывающая его сфера, но проблем у неё с этим не возникло. Безжалостно скрученный в кусок живого фарша одержимый влетел в темноту, не успев даже пикнуть. Как они называли этот дар улья? Яма, вот уж действительно Яма, причём Яма с большой буквы, бездонная и безжалостная.

Следующими во мрак были утянуты два бегуна и кусач, причём развитость и сила тварей никак не влияли на скорость втягивания.

А сфера между тем росла, но ещё больше рос ореол вокруг неё, за счет него радиус действия метровой сферы достигал более десяти метров. Дед Василий регулировал её положение, отводя всё дальше от себя, и подняв метра на два вверх. Но снизу всё равно образовался огромный котлован глубиной метров шесть-семь. Причём грунт из него тоже улетел в бездонную пасть чернильного мрака.

Зрелище было завораживающее и чудовищно страшное. Глядя на эту фантастическую картину, сам себе казался ничтожным и жалким, в сравнении с этой всепоглощающей черной бездной.

Ореол вокруг сферы разрастался все более сильно, он уже почти достиг противоположных краев улиц. Утащив во мрак лавочку с одной стороны и краешек стены с другой. Что творилось с противоположной стороны улицы, виделось нами словно через текущую воду, нечетко и размыто. Я насчитал с десяток унесенных во тьму тварей, при чем одна была, наверное, даже больше последнего упыря. Может это был тот самый Волот?! Но ненасытному мраку в центре сферического “пылесоса” не было дела до величины, значимости и названия одержимых, для него вероятный Волот ничем не отличался от лавочки или мелкой песчинки.

Диаметр действия сферы разросся до планируемых Дедом Василием размеров, унеся по половинке избы с каждой стороны. Только тут я обратил внимание на самого “колдуна”, сотворившее такое ужасное всепоглощающее нечто.

Парнишка стоял к нам спиной, голый по пояс, с перетянутым рубахой боком. Но молодого, искрящегося жизненной силы паренька уже не было. На его месте, воздев скрюченные, костлявые руки к своему ужасному созданию, стоял старик. До невозможности худой, с согбенной прожитыми годами спиной, длинные седые волосы ниспадали