Студентус вульгарис - Андрей Геннадьевич Кощиенко
— Ты что, сережки носишь? — обалдело посмотрела на меня Стефи.
— Вот пообщаюсь с тобой еще немного и начну! Высушишь мне мозг до конца, надену серьги и начну в них бегать, — делая «страшные» глаза, ответил я. — Меряй давай!
Серьги подошли отлично. Нежные такие. Как раз к ее шейке. Стефи была в восторге. Но на занятия она их ни разу не надела. Может, носила только у себя, чтобы не давать повода сплетням. Ну ее дело. Мне так все сплетни — побоку. А насчет сережек Стефи подала мне хорошую мысль.
— Что-то совсем я запаршивел… — сказал я, вслух критически разглядывая свое отражение в зеркале. — Ни перстенечка на пальце, ни клипсы в ухе… и шея голая! Прямо нищебродство какое-то! Мне же тоже в чем-то к императору идти надо! Да и так, просто ходить… Прям действительно как голый!
Короче, сережка с черным камнем в правом ухе, такая же, какую я носил на Земле, вызвала фурор не только у Стефании, но и у всего коллектива студентов и преподавателей. Меня все тайком, но с интересом разглядывали. Забавно, но серьги в ушах тут тоже носили мужчины особого вида — «не такие, как все». Причем ношение их прилюдно было чуть ли не на грани скандала.
Та ладно, махнул я рукой на это обстоятельство. У меня же не две, а одна! Пусть только кто попробует назвать меня вслух «особенным»! Вызову на дуэль и заоргазмирую до смерти! Будет валяться на земле, воя от восторга и схватившись за свое беспокойство обеими руками, пока не сдохнет. Мне нравится? Нравится! Значит, мнения остальных — лесом!
Но народ на рожон не лез, только приглядывался. Похоже, моя сережка не совпадала с моим поведением в салоне мадам Мари. Одно с другим не сходилось. Вот все и задавались вопросом: а где, собственно, правда? Забавно, конечно, но пускай мучаются. Не собираюсь ничего объяснять… Это их проблемы и сомнения. А на вопросительный взгляд Стефании я ответил, пояснив: «Мозги ты мне усушила! Почти совсем. Как будет совсем — вторую сережку надену!»
Еще я обзавелся двумя перстнями на каждую руку. Один с большим ярко-красным агатом, а другой — с голубым сапфиром. А сам металл колец велел ювелиру сделать черным. Антуражненько вышло…
С мелодией для танго все оказалось гораздо проще, чем я себе представлял. Естественно, что такой музыки тут отродясь никто не слышал. Мысль о том, что что-то можно по-быстрому насвистеть императорскому оркестру, и он что-то там приемлемое нам сбацает за пару минут, была не то что утопической, а просто глупой.
— Где взять? — спросил я вслух сам себя, имея в виду исполнителя. — Элементарно, Ватсон! — через пару секунд произнес я, найдя решение. — Кто будет играть на балу? Оркестр! Ну так, значит, он танго и исполнит! Ах, он не знает мелодии, говорите? Не знает? Научим! Делов-то!
Я навел справки, собрался, надел мантию целителя, подхватил под мышку гитару и отправился на поиски главного дирижера императорского оркестра. Поначалу Рудольф Кюндингер, так его звали, отнесся ко мне настороженно. Однако надетая на мне зеленая хламида плюс излучение дружелюбия в ментале плюс белозубая улыбка быстро сломали лед недоверия. Особо не кривя душой, я рассказал ему, что я иностранец, волей судьбы оказавшийся здесь, вдали от родины. И поскольку я чуть ли не с детства занимаюсь музыкой, то могу предложить маэстро несколько новых мелодий, которые (о, я уверен!) тут никто и никогда не слышал.
— Как вы меня назвали? — осторожно спросил Рудольф, вопросительно вытянув шею.
— Маэстро — уважительно-почтительное обращение к мастерам музыки, — пояснил я. — Просто у меня на родине к ним обращаются так.
— Ну вы мне, право, льстите, молодой человек, — ответил дирижер, но я чувствовал, что он весьма доволен. — И что же это за мелодии?
Я молча расчехлил гитару и, слегка подстроив ее, исполнил пару мелодий, которые, как я знал, неплохо звучат в исполнении струнного оркестра.
— Весьма и весьма интересно… — выпятив губу, задумчиво произнес Рудольф, когда я закончил. — Однако это только гитарный вариант. Для того чтобы это исполнил оркестр, придется еще весьма и весьма много поработать…
— Никаких проблем, — ответил я, откладывая гитару в сторону и беря в руки принесенную с собой папочку. — Я написал партитуры для инструментов оркестра. Вот, извольте взглянуть…
Рудольф глазам своим не поверил. Однако, как говорится, я пришел подготовленным. Найти в столице музыканта, который объяснил мне основы местной нотной грамоты, труда не составило. Музыканты в основном народ не богатый, что на Земле, что тут. Совсем за небольшие деньги найденная жертва безответной любви к музыке дала мне все необходимые начальные сведения. А потом в голове всплыли знания, полученные от Хель. Короче, все сложилось, и мне просто оставалось сделать банальный перевод записи с одного музыкального языка на другой. Так что у меня было чем заинтересовать дирижера. Хотя, положа руку на сердце, можно было обойтись и без партитур. Ведь какова основная проблема исполнителей музыки? А? А их основная проблема в публике, которая постоянно хочет слышать что-то новенькое. А где его столько набрать, этого новенького? Да еще со стопроцентной уверенностью, что выйдет отличная вещь и за нее в тебя не будут кидать помидорами и огрызками яблок. Только представьте, что к вам вдруг приходит человек и говорит, что у него есть просто масса хитов всех времен и народов. И не только говорит, но и воспроизводит новые мелодии! Кто ж откажется от соблазна исполнить их на публике? Тем более что сразу слышно, что это не какая-то там ерунда…
Короче, я договорился с Роберто, что окромя принесенных партитур я распишу ему еще мелодию танго для его оркестра, он ее с ним отрепетирует, а мы со Стефи станцуем. И будет на балу целый номер для императора и публики, которая, несомненно, просто истосковалась по новинкам. Кюндингер очень воодушевился такой перспективой развития событий. Единственно, он потребовал провести совместную генеральную репетицию, чтобы быть уверенным, что он не опозорится. На этом и порешили.
— Ну все, ты попалась! — с совершенно серьезным видом заявил я Стефании, вернувшись с переговоров.
— Как попалась? Куда? — испуганно спросила она, замирая и расширяя глаза.
