Однажды в Марчелике 3 (СИ) - Сухов Лео

– Не думаю, что вам это решать! – огрызнулся рив.

– Я думаю, вопрос уже решён! – усмехнулся сыщик. – О! А вот и наш новый рив!

В дом шефа осторожно зашёл Мишель. Сыщик кинул ему значок и усмехнулся:

– В отличие от вас, метен Страус, он хотя бы верен Викторину! И исправно ищет преступников, которые нападают на уважаемых людей. Служи хорошо, сынок!

– Д-да, метен! Рад стараться, метен! – радостно сообщил Мишель и виновато глянул на шефа.

– Ну ты и змея!.. – прошептал рив.

– Не надо оскорблений, метен Страус! – посоветовал сыщик и повернулся к политеям. – Тащите их в тюрьму… Пускай пока там посидят.

– Да, метен!

– И что там с ночной перестрелкой, Мишель?

Дальше Эдди не слышал: в ушах шумело. Их с женой кинули в фургон без окон и куда-то долго везли. Куда? Рив точно не знал. А когда двери открылись, он узнал старый береговой форт, который иногда использовался в качестве места заключения. Тюремщики сняли путы и проводили Сильвию и Эдди в камеры. К счастью, хотя бы в соседние.

А потом были долгие сутки в камере… Эдди пытался спать, но неудобная койка только бока ему наминала, и выспаться никак не получалось. Зато он много говорил с женой, и это была его единственная радость. А ещё ел невкусную кашу, отдававшую опилками. И постоянно думал, когда же всё это закончится…

А потом, посреди ночи, его разбудили.

– Эх вы, метен Страус, метен Страус… Мы же договорились с вами! – произнёс в темноте глухой и давно знакомый голос. – Ведь вы сами на всё согласились! И что теперь?

– Вы! – с ненавистью выдохнул Эдди. – А что теперь? Я ничего не сделал, и никому ничего не рассказывал!..

– В том-то и дело, что вы ничего не сделали, метен! – усмехнулся собеседник. – Ничего… А должны были поймать убийцу метена Пугнуса! И всё! Но никто не видел, как вы его ловите… А вот как вы общаетесь с тем нехорошим сыщиком, видел жендарм Мишель…

– Во-первых, где доказательства? – нахмурился Эдди и попытался сесть, но внезапно понял, что привязан к койке. – Во-вторых, вы сами никого не смогли поймать. А сил у вас явно побольше, чем у моих пятерых помощников…

– Во-первых, метен Страус, не вам мне дерзить! – спокойно ответил собеседник. – А во-вторых, времена сейчас такие, что для обвинения в измене никакие доказательства не нужны… Уж точно не в вашем случае, метен Страус!..

– Перед Старым Эдемом сами будете за это отвечать! – буркнул рив.

– Никто не будет отвечать перед Старым Эдемом, метен Страус… – по голосу было слышно, что собеседник улыбается. – Я буду отвечать перед властями Южной Конфедерации. И только перед ними. Пришла пора возродить славные традиции Викторина! И сделать его центром нового государства!

– Вот только я вам не присягал! – сглотнув комок в горле, оценил новости рив. – А потому и изменником не могу быть…

– Ну кого волнуют такие мелочи, метен? – собеседник засмеялся. – Не стоит цепляться за старое… Впрочем, в самом деле… Зачем цепляться за старое? За старые правила, старые договорённости… Тем более, вы их сами нарушили.

– Вы не посмеете! – рив рванулся, но путы надёжно его держали.

– Посмею, Эдди… Твоих ублюдков обещал не трогать метен Пугнус. А его, знаешь ли, больше нет! А ты, Эдди – изменник! Так что отправлю я письмо в Блю Ривьеру. Пора бедным детишкам умереть от лихорадки!

– Сволочь… – бессильно выдохнул Эдди.

– Ну… Да, пожалуй! – собеседник зашуршал одеждой. – Буду считать за комплимент… Прощай, Эдди! Я не буду смотреть, как тебя осудит трибунал. И уж, тем более, не буду присутствовать на твоей казни. Но обязательно полюбуюсь на трупы: твой и твоей жены…

Щёлкнул замок. Дверь закрылась, и по коридору разнеслись удаляющиеся шаги. А Эдди снова дёрнулся и почувствовал, что путы наконец-то стали поддаваться. Он дёрнулся снова, снова – и оказался свободен. По щекам текли слёзы, а в горле саднило. Хотелось рычать и реветь, как раненый зверь…

– Милый! – раздался тихий голос жены из соседней камеры. – Не слушай их, милый. Всё будет хорошо… Просто надо немного подождать!

Глава 17

Лекарня «Целебные воды», г. Блю-Ривьера, Марчелика, 16 апреля 1937 года М.Х

Когда тьма опускается на Марчелику, оживает природа. Это люди привыкли в темноте сразу спать ложиться. Ведь когда спишь – не видишь наводящих оторопь теней и не шарахаешься от неизвестно чего, мелькнувшего на краю зрения. Коряга не покажется ужасающим чудовищем, а дерево не привидится опасным великаном. Людям ночью лучше спать!

Однако там, где солнце яростно выжигает всё, что растёт, бегает и даже плавает, ночь – это лишь новый этап жизни. Ночные птахи начинают петь друг другу, резко прерывая пение, когда хищники обнаруживают незадачливых вокалистов. Распускаются цветы и листья, наполняя ароматами землю и активно потребляя кислород. Рыба поднимается к остывающей поверхности водоёмов, чтобы перекусить тем, что упало в воду за день.

Нильс не был ни рыбой, ни птахой, ни ночным цветочком. Но всё-таки проснулся в своей кровати и больше не смог уснуть. Звёздный свет лился через окно, оставляя на кафельном полу белый отпечаток окна и рамы. Чуть бликовали металлически круглые навершия на спинке кровати.

Подросток закрыл глаза, но сон никак не возвращался. Впрочем, откуда взяться сну, если он который год лишён активности, которая требуется в его возрасте? Двухчасовая прогулка по двору перед обедом – не в счёт. И ежедневное принятие целебных ванн – не в счёт.

Нильс прекрасно понимал, что всё это лишь пыль в глаза. Он и его сестра Анна находились в заложниках. Они не были больны, как не был болен их погибший старший брат. Их просто привезли в клинику и держат взаперти. И никакая лихорадка тут ни при чём. Весь последний этаж одного из корпусов элитной больницы был превращён неизвестными похитителями в тюрьму всего для четырёх человек. И двое из них были детьми.

Поначалу Нильс и Анна часто плакали. Они воспоминали родителей и друзей, оставшихся в Викторине, и очень хотели вернуться. Они мечтали о встрече, стремились к выздоровлению… Правда, родители и друзья их почему-то не навещали, а и без того отличное здоровье даже не пыталось улучшаться. И в какой-то момент Нильс понял, что с этим лечением всё не так просто…

Слух у мальчика был хороший. В своей палате он сидел постоянно, а за дверью так же постоянно находились скучающие охранники. Приложив ухо к двери, можно было услышать, о чём они говорят. И Нильс слушал, стараясь как можно больше понять из разговоров. И однажды оговорки и случайные фразы охранников всё-таки сложилось в единую картину…

Нильс и Анна были заложниками, которые гарантировали правильное поведение их отца, рива Викторина. А старшего брата Говарда убили, чтобы испугать родителей. И в этой клинике Нильс и Анна останутся навсегда, а выйти смогут только ногами вперёд. Всё сложилось, и на несколько дней мальчик погрузился в тягучую депрессию, понимая всю безвыходность положения. Больница отлично охранялась: нечего было и думать, чтобы сбежать.

Но дети не умеют всерьёз печалиться. Так говорил священник в воскресной школе. Вот и Нильс не смог, снова вернувшись к более благодушному настроению. А вместе с хорошим настроем появились и планы бегства.

Мальчик тогда был младше, чем сейчас, и тюремщики ему многое прощали. Отогнутые прутья, чтобы мог пролезть он и Анна, подкоп в парке, попытка спрятаться в мусоре… За это его не стали наказывать. А вот когда он просто сумел перемахнуть забор…

В тот день в палату, где лежал привязанный к кровати беглец, вошёл метен Шуштер. Он остановился посреди комнаты и ещё какое-то время стоял, молча переминаясь с ноги на ногу. А потом спросил:

– Почему ты не хочешь лечиться? Почему пытаешься сбежать?

– Я хочу к маме и папе! – заявил Нильс.

Метен Шуштер подошёл и заглянул ему в глаза.

– Хочешь их заразить лихорадкой? – поинтересовался он.

– Я ничем не болен! – гордо заявил Нильс. И это была его самая большая ошибка.