Алексей Ефимов - Шаг за грань
Мать, вхожая в самые верха, типичная сторкадская женщина, умная, холодная и жестокая, но обожавшая свое потомство, писала ему – родовой тайнописью между строк обычных писем, – что там, наверху, царит растерянность. Четыре Расы походили на мечущихся по дому жителей, которые пытаются кусками ткани заткнуть окна и двери, в то время как наводнение уже подобралось к крыше, и вода хлещет изо всех щелей… И бойцами, и техникой Альянс численно превосходил Землю. Сила Сил, да что там говорить, он превосходил Землю и качеством техники – во многом! И все-таки земляне били Альянс. Били безостановочно, расчетливо, беспощадно, лихо и очень больно. Даже Китеж не казался на фоне этого таким уж поражением – там земляне потеряли почти столько же, сколько и Альянс. А с тех пор нередки были бои, когда потери союзников превышали потери Земли в пять, десять, двадцать раз!!! И разгром отодвигался лишь тем, что, похоже, Земля не подозревала, как обширны владения врага, – расширяя захваченную зону, она невольно замедляла темп наступления, не хватало людей. Если бы землян было больше… хотя бы вдвое… Нэйк ощущал, как противно взмокают ладони.
С тошнотной четкостью понимал он и то, насколько хрупок сам Альянс. И гадал: кто и когда первым побежит к Земле на поклон? Не сторки. Только не сторки. Но кто? А если на стороне землян вмешаются те, кто сейчас нейтрален? Если вмешаются мьюри? Или пусть не мьюри, кто-то другой, даже не столь сильный? Тогда это будет уже не военный разгром. Это будет полная гибель. Крах. Хорошо еще, что земляне все-таки столь не похожи на остальных обитателей Галактики, что их опасаются, что к ним относятся с подозрением даже нейтралы…
Иногда после таких мыслей он начинал думать и о самих землянах. Мучительно, словно сам себя прижигая раскаленным железом. Он раскладывал перед собой личные дела. Или – на своих ночных прогулках – перебирал мысленно своих подопечных. Должен был быть какой-то секрет. Ключик. Кнопка. Едва ли эти, наверху, видели близко хоть одного землянина, если исключить довоенный официоз. Он, Нэйк, видит ежедневно. Как они работают. Как едят. Как развлекаются. Как спят. Он заходил в блоки ночью, как будто пробирался во вражескую крепость. Он смотрел на спящих. Он тасовал лица и привычки, слова и взгляды. Смешивал в кучу. Раскладывал. Рассматривал, анализировал. Его никто не принуждал делать это, и поэтому, именно поэтому, Нэйк был так настойчив. Он выкачал из информатория все, что там было о землянах. Он перебирал конфискованные вещи. Его брала жуть от одной мысли, что старший брат или отец вот этого – ну вот этого, коротко стриженного, которого сегодня вечером старший распекал за немытые пятки… или вот этого, старше, с внешностью принца, чеканным поведением солдата и взглядом героя сэокг… или вот этого… вот этой… вот этой… вот этого… – что их старшие могут однажды прийти на Сторкад. Прийти, как на десятки планет приходили сами сторки.
Он обязан был сделать все, чтобы этого не случилось.
Сегодня на приеме у командующего планетарной базой флота одна из женщин спросила всерьез, нельзя ли взять из лагеря двух девочек, ее младшая дочь хочет служанок-рабынь с Земли. Нэйк не сразу понял, о чем с ним говорят. И едва нашел достойные слова для отказа. Достойные и лживые. Не мог же он сказать, что служанки-рабыни не получатся даже из самых маленьких. Его бы не поняли.
Сторки не понимают землян. Он тоже не понимает. Но должен понять.
Должен.
Два дня назад он случайно услышал, как двое юных англосаксов говорили об охоте. С тоской, как фанатики говорят о недоступном предмете вожделения. Тем вечером Нэйк подошел к одному из них во дворе и предложил вместе поохотиться – мол, нужен кто-то, кто будет носить подстреленное, сейри слабоваты. Англосакс ответил, что господин начальник лагеря едва ли найдет себе носильщика среди пленных – это не входит в их обязанности. И спокойно ждал, пока Нэйк его отпустит.
Что на уме у старшего русских, у Олега? Что у них у всех на уме? Нет, что на уме – ясно, свобода. На уме – свобода, в глазах – ненависть. Почему так однотонно-стерильны отчеты камер наблюдения?
Ключик. Полжизни за ключик.
* * *Цивилизованному человеку трудней, чем дикарю. Дикарь привык голодать, ему легче в тысячу раз перенести однообразную еду. А с другой стороны – дикарь, увидев накрытый стол, не задается вопросами типа можно ли есть? И очень удивится, если кто-то скажет, что – нельзя. Может быть, спросит понимающе: еда отравлена, да?
Отравлена. Да.
Тридцать восемь пар глаз уже начали есть. Они лопали подряд все, что стоит на столах. Потому что с самого детства, с рождения, с первого вздоха никто из их хозяев не знал, что такое настоящий голод. Даже дворяне, за плечами которых были лицейские испытания. В мире, в котором они росли, еды было много. Разной еды. И никому не пришло бы в голову кормить ребенка бесконечной кашей из местного «риса», который даже и не рис.
Будем честны. Если бы сторкам пришло в голову накрыть такой стол просто так – ну, просто так! – ребята стали бы есть.
Но стол был накрыт не просто так. Сторки отмечали День Крови – главный праздник своей Империи. С Парадом Клинка, со спортивными соревнованиями, с торжествами и шествиями. Очень красивый и торжественный праздник.
То есть, отмечали то, что земляне отмечать просто не могли…
…Русский блок для мальчишек был последним, в который зашел Нэйк. И он уже знал, что увидит тут. И не удивился.
На накрытых столах не было тронуто ни крошки. Земляне занимались своими делами – кто чем. Но за столами не сидел ни один. Столов будто бы вообще не существовало.
Нэйк начал с блока для младших мальчиков. И вот там он поразился тому, что к еде не прикоснулся ни один. И даже сорвался – накричал. Ему не отвечали – сопели в пол, да несколько самых младших все-таки начали всхлипывать. А в других блоках удивления уже не было – картина повторялась.
– Хорошо, – сказал Нэйк, сцепив руки за спиной. Все услышали, как хрустнули пальцы. – Ужин вам не нужен? Значит, его и не будет.
Повинуясь его свистку, в блок вбежали – с характерной для них суматошной скоростью – несколько сейри с тележками. Стол опустел за какие-то полминуты. После этого Нэйк еще раз – внимательно и долго – окинул всех мальчишек взглядом.
И вышел, оставив их стоять вдоль кроватей.
Наступила тишина.
– А ужин был вкусный… – вдруг сказал уныло Митька, самый младший в блоке.
На него уставились все сразу – почти враждебно. Он вздохнул, махнул рукой и вдруг, вскочив, замаршировал вокруг пустого стола – то одного дергая за руку, то другому подмигивая, то вертясь на пятке или проходясь колесом – и распевая, отчаянно и весело:
Кто бы что ни говорил там —Выход есть навернякаИз любого лабиринта,Из любого тупика!Есть неведомая сила —Чтобы нам, беде назло,Все прощалось и сходило,Удавалось и везло!
Вскоре все улыбались, глядя на мальчишку, который куролесил изо всех сил. А потом Олег, вскочив, положив руку младшему на плечо и придержав, включился в песню:
Лишь одно меня пугает,Лишь одно мешает спать —Вдруг да то, что помогает,Перестанет помогать?!Может, с нами силе этойВдруг возиться надоест,Вдруг она заклинит где-тоИль откажет наотрез?
– Не-а! – мотнул головой Митька и, кувыркнувшись мимо Олега под его руку, снова запел:
Кто бы что ни говорил там —Выход есть у нас покаИз любого лабиринта,Из любого тупика!Ну и пусть заклинит где-то,Ну и пусть откажет чуть!Мы-то знаем, что и этоОбойдется как-нибудь![27]
* * *Что к побегу на самом деле все готово, Лешка убедился, когда на его глазах были собраны семь арбалетов. Мощных, из какого-то упругого дерева и стальных тросов. Детали арбалетов таились в самых неожиданных местах – иногда лежали просто на виду, только они не были похожи на арбалетные детали.
В блоке все двигались быстро, тихо и очень слаженно. Лешка не взялся бы даже сам себе объяснить, почему и как получилось, что они «вдруг» собрались бежать, что изменилось-то?! Возможно, этот накрытый стол был последней каплей. Так бывает. Вроде бы совсем незначительное событие, пустяк, а тянет за собой такое, что остается только удивляться.
Впрочем, в данный момент никто как раз не удивлялся. Все действовали, и первые слова прозвучали вслух, только когда все уже, в принципе, было готово.
– Младшие спят, – быстро и четко доложил Олегу Тимка Быстров, осуществлявший ментальную связь. – Англичане и девчонки ждут. Можно начинать.
– Ребята, – тихо сказал Олег, и в блоке полностью прекратилось движение. – Если мы сейчас начнем, назад не будет пути. У нас будут сутки, чтобы пройти через плантации, а потом прорваться за реку и уйти в долину. Там сейри. Что с ними делать, мы так и не решили толком, есть лишь слабые предположения. Сейчас еще можно разобрать арбалеты и лечь спать. Может быть, наши нас скоро обменяют. Если что-то сорвется, нас ждет смерть. Хорошо, если быстрая и простая.
