Евгений Красницкий - Отрок-4
— Сотник прикажет… — неуверенно начал Илья.
— И как отнесутся к тем, кого против воли навязали? — перебил Демьян. — «Берегут, прикрывают»! — передразнил он Илью. — Что от моих ребят через четыре года останется? А сам я останусь?
— Тоже верно… — Илья поскреб в бороде. — Михайла, а ты-то чего об этом думаешь? Или, может, знаешь чего?
— Ничего, пока, не думаю, и ничего не знаю. Я для того Совет и собрал, чтобы вместе подумать. Но две вещи уже выяснилось: учим отроков не так, чтобы они пополнением сотни стали — раз, из-под команды лисовиновской родни ребята могут в чужие руки уйти — два. И руки эти могут запросто оказаться недоброжелательными.
— А если не пополнение для сотни, то что? — Дмитрий адресовал свой вопрос Илье, видимо рассчитывая, что тот припомнит какой-нибудь прецедент. — Когда-нибудь бывало, чтобы новиков готовили не для сотни?
— Нет, но… — Илья опять полез в бороду, было заметно, что он что-то такое вспомнил. — Понимаете, ребятки, десятники своих сыновей, ведь, в чужой десяток не отдают, у себя держат. Опять же, если родня, то тоже у себя оставить стараются, хотя молодые, конечно, из-под родительского пригляда так и норовят выскочить… Я вот о чем подумал: если десятник своих сыновей и племянников для своего десятка готовит, то есть, для себя, то, почему бы сотнику ни готовить вас тоже для себя?
«Умница, я деду то же самое толковал: создание его личной боярской дружины».
— Значит, — уточнил Мишка — не пополнение для сотни, а личная дружина воеводы Погорынского?
— Ну, вроде бы, так получается. — Согласился Илья.
— Нет, не так! — возразил Дмитрий. — Двенадцать отроков, которых воеводским боярам мы после обучения вернуть должны, это пополнение для сотни. Минь… гм, господин старшина, а сам воевода об этом что-нибудь говорил?
«Ну, конечно, служака Митька обязательно должен знать мнение начальства, это тебе не Демка: „хочу, не хочу“».
— Говорил. — Все взгляды немедленно сошлись на Мишке. — Вы же знаете, что в Ратном грамоте все учены по-разному. Одни лучше, другие хуже, а есть и совсем неграмотные. — Мишка с трудом удержался, чтобы не покоситься в сторону Ильи. — Но те, кто ходил в школу отца Михаила, грамоте обучены одинаково хорошо. То же самое и с воинским обучением — одни с малолетства, под отцовским приглядом, стрельбе из лука обучаются, палками да шестами машут, другие от случая к случаю, чаще всего настолько, насколько сами учиться хотят, а кое-кого из родителей сотнику вразумлять приходится, чтобы детишек учили. Опять же, не всякий родитель хорошо обучить способен. Вот боярин Корней Агеич и решил по примеру школы, в которой грамоте обучают, создать школу, где воинскому делу обучать будут — всех одинаково и хорошо. О том же, что из этого получиться может, не знает пока никто — дело-то новое. Поэтому, я думаю, что первейшей нашей задачей является — доказать, что Воинская школа затея стоящая.
— Вот-вот! — поддержал Мишку Илья. — Кормить такую ораву, если от нее проку не будет, никто не станет!
— Ну хорошо, а Нинеины отроки? Их куда? — Дмитрий видимо решил окончательно расставить все точки над «i». — Ты, помнится, говорил про ее боярскую дружину. Значит, для нее учим? Сколько же нам самим останется? То есть, не нам… воеводе, я хотел сказать.
— Да правильно ты все сказал, Мить, нам — Лисовинам.
— И ничего неправильно! — мрачно поправил двоюродного брата Демка. — Выучим лесовиков, а потом Нинея их на нас же и натравит!
«Так, скептик и пессимист, кажется, нарисовался. Что ж, в любом коллективе такой человек нужен — благодаря ему любое решение будет на прочность проверяться, хотя и придерживать тоже надо, иначе критика перерастет в критиканство, а пессимизм в деструкцию. Въедливый служака, которому надо уяснить все, до последней запятой, тоже есть. И он полезен — вместе со скептиком отыщет скрытые дефекты и сам же поможет скептика убедить. Но нужен еще и генератор идей. Кто? Не Илья — он, скорее, хранитель традиций и народной мудрости, дядька-пестун, носитель здравомыслия и практицизма. Кто же? Вроде бы должен быть Кузька — непоседа, творческая личность…»
— А на кой бабе дружина? — подал голос Матвей. — Что она вообще в воинских делах понимать может?
— Потому что, боярыня! — парировал Илья. — Бояре без дружин, все равно, что телеги без колес — на хрен никому не нужны.
— Все верно! — поддержал своего «начальника тыла» Мишка. — Погорынское войско из боярских дружин состоять должно. Одному воеводе большое войско не прокормить, для того бояре и требуются. А если у боярыни мужа нет, но содержать дружину она способна, то должна над дружиной командира поставить — мужа, в воинском деле смысленного. Пока в Погорынском воеводстве четверо бояр: Лука Говорун, Леха Рябой, Игнат и Гредислава Всеславна. Если каждый сможет выставить сотню воинов, да еще и у воеводы будет своя сотня, или больше, да остатки ратнинской сотни… Понимаете, какая сила получится? Не у каждого князя такая есть! И все это будет под лисовиновской рукой.
— А взбунтуются? — не желал успокаиваться Демка.
— А мы бунты подавлять разучимся? — «отбил подачу» Дмитрий.
— А обучаться все эти сотни должны в нашей воинской школе! — вернул Мишка разговор в нужное русло. — И для этого школа должна быть такой, чтобы бояре сами нам на обучение отроков присылали. Вот я вас и собрал, чтобы вместе подумать: как нам такую школу создать?
В горнице снова повисла тишина.
«Ну, неужели никто так и не выдаст конструктива, хоть плохонького, хоть чуть-чуть? То, что первыми голос подают скептик и служака — нормально. То, что единственный взрослый их охолаживает — тоже нормально, но чего ж остальные-то молчат? Кузька? Чего он считает-то?»
Кузька сидел, уставившись в одну точку, чуть заметно шевелил губами и загибал пальцы. Смысла последних реплик он явно не уловил, возможно, даже не слышал их.
— Кузь, ты чего там подсчитываешь?
— А?
— Я спрашиваю: чего считаешь?
— Да, вот, Митька спросил: «Что нам останется?» Ну, я и считаю.
— И что выходит?
— Вот, смотрите. — Кузька запустил руку в подсумок для болтов и выловил оттуда горсть лесных орехов, Дмитрий скривился от такого вопиющего использования амуниции не по назначению, но смолчал. — Нас здесь десять родичей, — Кузька выложил на стол один орех — пусть это будет десяток.
При словах «десять родичей» Петр и Никола в очередной раз очень неласково глянули друг на друга. Петька сжал кулаки, а Никола упрямо поджал губы.
«Блин, надо с этим что-то делать, зарежут же братики друг друга…»
— Еще есть десяток куньевских родичей матери. — Продолжил Кузька и выложил на стол еще один орех. — Два десятка и все они наши, тут никакого сомнения нет. Из оставшихся тридцати, — еще три ореха — двенадцать придется вернуть Луке, Лехе и Игнату, только, вот, я не знаю, в чьих они десятках…
— Двое у Первака, Трое у Демьяна и семеро у Артемия. — В очередной раз продемонстрировал свою компетентность Дмитрий. — Артемию больше всех не повезло, почти весь десяток отдать придется.
— Угу. — Кузька откатил один из трех орехов в сторону. — Получается, наших — тридцать восемь.
— Еще неизвестно! — снова подал голос Матвей. — Десяток Первака, запросто, может стать не нашим, а листвяниным…
— А ну, прикуси язык! — прервал Матвея Илья. — Не твоего ума дело!
— Нет, его! — Мишка тронул Илью за рукав и произнес извиняющимся тоном: — Не сердись, Илья, даже если запретить говорить, думать не перестанут… и шептаться тоже.
В горнице снова стало тихо, но эта тишина была настороженной, слишком чувствительной была затронутая тема, и слишком непривычно было обсуждать ее в присутствии взрослого. Лишь из-за того, что никто не только не говорил, но и не шевелился (а некоторые и вообще затаили дыхание), удалось разобрать негромкое ворчание Ильи:
— Рано вам еще… хотя, через пару лет сами все попереженитесь…
«Ну, что ж, сэр Майкл, если тема сама возникла… почему бы и нет? В конце концов, сэр, вы же сами предполагали осветить для молодых людей проблему и с этой стороны тоже».
— Здесь собралась родня! — напомнил Мишка решительным тоном. — Если угодно, «ближний круг». Потому, дела семейные мы обсуждать вправе. Родит ли Листвяна сына, признает ли Корней Агеич его законным отпрыском, мы пока не знаем и знать не можем. Женится ли воевода Погорынский на Листвяне, сделав, таким образом, Первака нашей родней, мы тоже не знаем и повлиять на это не в силах. Но! — Мишка выдержал длиннющую паузу, для того, чтобы все прониклись важностью этого «но». — Воинская школа, тоже, дело семейное, из наших рук мы его не должны выпускать ни в коем случае! Обсуждать дела семейные родичам никто запретить не может, однако обсуждать есть смысл только то, на что мы можем повлиять или то, последствия чего мы можем себе представить. С Листвяной, пока, все непонятно, и право решения этого дела принадлежит только главе рода Лисовинов. Пока этого решения нет, нечего и воду в ступе толочь. С этим все согласны?
