Олег Таругин - Кровь танкистов

Бой, похоже, сместился почти на полкилометра в сторону: по крайней мере, на видимом с его наблюдательной точки участке местности чадили только подбитые танки. И не только танки: дымилась сама земля – подобное Захаров видел впервые в жизни. Между застывшими бронемашинами перебегали, пригнувшись, уцелевшие; периодически вспыхивали и тут же стихали короткие перестрелки. Кто-то орал и матерился; откуда-то доносился нечеловеческий вой с трудом сдерживаемой боли. Негромко и совсем нестрашно хлопали в огне горящих танков взрывающиеся в дисках и лентах пулеметные патроны. Гулко ухали ручные гранаты в укладках и куда громче – не сдетонировавшие сразу снаряды. Горячий, словно где-то рядом во всю мощь работала исполинская духовка, ветер доносил тяжелый и плотный, хоть ножом режь, смрад только что закончившегося боя: солоновато-тухлый запах сгоревшего топлива, кордита и тротила; тошнотворный – горящего человеческого мяса; химический – обгорающих резиновых бандажей и пузырящейся на раскаленной броне краски…

Насчитав больше трех десятков сгоревших или поврежденных танков – на самом деле их было больше, значительно больше! – Дмитрий лишь хмыкнул себе под нос. А ведь их батальон атаковал на сравнительно небольшом участке, меньше полутора километров по фронту. Одновременно бои шли и справа, и слева от них. И там сходились уже не сотни, а тысячи танков и самоходных орудий! Да еще и при поддержке штурмовой авиации и пикирующих бомбардировщиков.

Снова вспомнился кинорежиссер Юрий Озеров, которому в шестьдесят девятом году так и не разрешили проводить съемки «Огненной дуги» на местах реальных событий – по причине того, что на местах боев еще оставалось достаточное количество неразорвавшегося военного железа, которое теоретически могло сдетонировать от взрывов пиротехнических зарядов или многократного прохождения техники. Что ж, теперь он более чем охотно в это верил, поскольку мог представить, что до сих пор хранит эта изувеченная на метры вглубь земля.

Впрочем, ладно, побоку не слишком своевременные мысли о будущем, которое с его нынешней позиции пока еще не свершилось. Нужно думать о настоящем, а именно – о том, что предпринять здесь и сейчас. Причем думать быстро. Блин! Так все, думать поздно, нужно действовать. Тоже быстро.

Съехав вниз по осыпающемуся склону, десантник махнул товарищам:

– Федорыч, Серега, за танк бегом! Затихарились – и чтобы ни звука, ни писка! И Яшку предупредите. К нам гости, но я сам справлюсь.

Обежав «тридцатьчетверку», десантник присел, укрываясь за закопченной кормой, ядрено воняющей гарью и соляром. Ноги вязли в размокшей глине, ручеек и на самом деле имел место быть, и он мельком подумал, что если танк простоит тут достаточно долго, то самим им отсюда не выбраться, завязнут. Взглянул на автомат – и, поколебавшись, отложил его на сухое место. Пожалуй, особенно шуметь не стоит, мало ли что. Да и немцев всего трое, справится и так.

Вытянув из-за голенища трофейный штык – тот самый, что подарил три месяца назад его первый мехвод, Коля Балакин (с ума сойти, всего-то три месяца – а кажется, будто несколько лет прошло!), Дмитрий замер, привалившись плечом к залепленному глиной, выдранной травой и какими-то крайне подозрительными комками и изодранными окровавленными тряпками ведущему катку.

Затрещали иссушенные летним зноем чахлые кустики, несколькими тонкими ручейками потекла вниз глина, и по пологому склону шумно спустились трое. Коренастый танкист, рослый парень в крапчатом камуфляже – и безвольно обвисший на их плечах панцерман в разодранном на груди черном комбинезоне. Безвольно опущенная на грудь голова раненого со спекшимися от крови светлыми волосами болталась из стороны в сторону: немец без сознания. Осторожно опустив товарища на землю, немцы огляделись, разумеется, уделив особое внимание русскому танку.

Но стоявший с распахнутыми башенными люками dreißig vierter с закопченной кормой и откинутой кверху решеткой моторного отсека их не напугал – мало ли в округе поврежденных и брошенных экипажами танков? Все и так ясно: подбитый русский panzer из последних сил сполз в овраг, укрываясь от огня, где и застрял в грязюке. Экипаж, разумеется, сбежал, спасая свои никчемные варварские жизни от заслуженной кары носителей истинных ценностей европейской цивилизации!

Что-то со смехом сказав товарищу, «крапчатый» опустился на корточки, склонившись над оставленной гусеницей глубокой колеей, уже заполнившейся более-менее чистой водой, и принялся шумно умываться, пытаясь оттереть с закопченного лица смешанную с потом грязь. Автомат, такой знакомый Дмитрию «эмпэ», он положил на землю в полуметре от себя, видимо, чтоб не забрызгать. Какая трогательная забота о боевом оружии. Замечательно.

Танкист же, тяжело опустившись рядом с раненым камрадом, вытащил перевязочный пакет и принялся зубами раздирать прорезиненную оболочку. Автоматического оружия при нем не наблюдалось, только кобура на поясе. Что характерно, сдвинутая аж на самую поясницу. Ну, совсем хорошо. Всё, работаем. Главное, в ремень не попасть.

Отстегнув клапан кобуры, десантник левой рукой вытащил «ТТ» и взвел курок. Досылать патрон, разумеется, нужды не было – не салага-первогодок вроде. Перехватив поудобнее клинок, примерился и коротким замахом метнул в цель. Сверкнув на солнце, штык с тупым хрустом вошел в затянутую камуфляжем спину в сантиметре от ремня Y-образной портупеи, спереди на которой болтались подсумки с запасными автоматными магазинами.

Эсэсовец еще падал лицом вперед в заполненную водой колею, когда Захаров уже выметнулся из-за танка, бросаясь к танкисту, так и не успевшему ничего понять и застывшему с зажатым в руках распотрошенным индпакетом. Подскочив, десантник упер ствол пистолета в затянутую комбинезоном грудь и, не испытывая ровным счетом никаких эмоций, спустил курок. Выстрел, как и ожидалось, вышел вовсе не громким. Отброшенный пулей немец рухнул на спину; незаметное на черном фоне отверстие чуть дымилось. Размотавшийся бинт покатился по земле, и отчего-то сознание с особой тщательностью зафиксировало именно этот факт: снежно-белая полоса на грязной земле.

Переведя ствол на так и не пришедшего в сознание раненого, Дмитрий задержал палец, готовый выдавить спуск до конца. И в этот миг взгляд наткнулся на серебристые черепа со скрещенными костями на отворотах комбеза, и пистолет дважды толкнулся в ладонь.

Из-за танка показались товарищи – первым с автоматом в руках шел Фрунза; Серега и Яша держались за широкой спиной мехвода.

– Знатно ты, командир, ножичками кидаться умеешь, – уважительно пробасил Иван Федорович. – Где научился?