Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации) - Эрли Моури
— Эй, Чику! — хрипло сказал Майкл, отойдя на шаг от распростертого на полу Пижона. — Больше не называй меня Котенком! Понял!
— Ты чего, Профессор? Мы же договорились! Давай, выходи скорее! Надо бежать! — Чикуту с опаской вертел головой то поглядывал на тех двоих, лежавших в коридоре, то в сторону зала: с Пижоном было вроде всего двое, но мало ли кто мог быть еще в баре. — Скорее!
Скрипя зубами от боли, Майкл сделал несколько шагов в сторону коридора.
— Бежим, Профессор! Давай! — нервно поторопил ацтек, держа наготове нож и поглядывая на лежавшего в коридоре здоровяка — тот шевелился и мог быть опасен.
— Жди! — сказал Майкл и, пожалуй, вопреки здравому смыслу вернулся к Пижону. Барон Милтон вспомнил про нож. Этим ножом очень дорожила Синди и требовала его не потерять. Наклонившись, Майкл с трудом выдернул лезвие, хищно зазубренное со стороны обуха. Провозился с минуту, испачкав руку и одежду липкой, до омерзения густой кровью.
Под курткой стонущего Пижона, чуть выше его живота левая рука барона нащупала что-то… Наверное, бумажник, ключи, небольшой пакет. Майкл решил обчистить карманы своей неожиданной жертвы. Нет это была не жадность. Просто Милтону очень нужны были деньги. Деньги — это обязательное условие, чтобы вырваться из этой проклятой истории и затаиться в каком-нибудь тихом местечке Лондона, а лучше перебраться в Бирмингем.
— Бежим, Профессор! — раздался голос Чикуту. — Давай! Иначе нам пиздец! Все, я побежал, догоняй!
Каждое движение левой рукой отдавало тупой болью. Временно Майкл засунул пистолет за пояс, сложил нож и начал торопливо осматривать карманы Пижона. Тот завыл, приподнял голову и попытался задержать его руку, но тут же судорожно дернулся и затылок его со стуком ударился о кафель. Возможно, он умер.
«Боги, за что⁈ Эта грязь, боль и смерть вокруг! Столько смертей, причина которым я! Я не хочу этого! Боги!» — мысленно повторил Майкл, прекратив несколько секунд рыться в чужих карманах. И тут же подумал, что может было бы справедливее умереть ему самому, чтобы прекратить этот ужас. Как бы в успокоение себе, барон Милтон подумал, что все пострадавшие от его рук, были мерзавцами: и толстопузый Брайн Терри, и этот Пижон, который торговал оружием, если верить Чику, и верно приятели Пижона, лежавшие в коридоре.
Из карманов Пижона Майкл извлек коробочку сигарет, которую тут же отбросил в сторону. Затем вытянул бумажник, ключи, свернутый в четверо листок бумаги, перетянутый резинкой тугой рулончик, еще что-то и два магазина к пистолету. Все это барон Милтон неторопливо рассовал по своим карманам. Встал, чувствуя новый прилив боли.
Здравый смысл подсказывал ему, что нужно поскорее бежать отсюда: рядом полицейский участок и бармен или кто-то в зале мог набрать тревожный номер на эйхосе. Несмотря на это ясное понимание Майклу вдруг стало все равно что будет дальше. Исчезла та радость от собственной победы, которая трепала его сердце несколько минут назад. Отчаяние от происходящего с ним, резко сменившее радость тоже исчезло. Исчез даже страх, что был его неизменным спутником все эти дни или даже всю жизнь.
Сделав два шага к свету, Майкл бегло осмотрел «Каракурт», выщелкнул магазин и вставил новый. Держа оружие наготове, прошел мимо здоровяка, лежавшего на полу, выглянул в зал и пошел через него к входной двери. Краем глаза увидел Проказницу — ту шлюху, которой покупал виски. Она, испуганно поглядывая на него, вся сжалась, попыталась забиться в угол, говоря своим видом: умоляю, не подходи!
«Ну и дела!», — мелькнуло в сознании Майкла. — «Теперь люди до ужаса боятся меня! Кем ты стал, барон Милтон⁈».
Когда он поднимался по крутым ступеням, пришла еще одна мысль. Мысль на удивление глупая: пойти в полицейский участок и сдаться. Так на самом деле было проще: его бы просто посадили в тюрьму, как Элизабет. Навсегда решили бы его судьбу, и все эти проклятые мучения, страхи последних дней, сменились бы определенностью — определенностью серой стены и решетки на маленьком окне. Но барон тут же отверг эту мысль, потому что она была очередным проявлением трусости. А он не имел права быть малодушным. Быть может сами боги, к которым он взывал там, возле истекающего кровью Пижона, снова и снова ставят его в такие условия, чтобы он нащупал в себе тот мужской стержень. Тот самый стержень, о котором несколько раз говорил граф Елецкий. И эту твердость в себе самом, которая определяет его место в жизни, барон Милтон, кажется, нащупал сегодня.
Пока Майкл находился в «Three Old Barrels» туман загустел еще больше. Теперь даже не было видно Эссекс-роуд — только мутный свет фар проезжавших эрмимобилей. Поправив пистолет, который он сунул за пояс, Майкл пошел к пешеходному переходу. Справа замигали красные огни, раздался вой полицейской сирены. К нему добавились прерывистые звуки еще одной. Возможно полицейские эрмики спешили к бару, откуда только что вышел Милтон.
— Эй, Профессор! Эй! — из тумана словно призрак появился Чикуту с натянутым почти до самых глаз капюшоном. — Давай, бегом отсюда! Ты хоть понимаешь, куда мы влезли⁈
Майкл молча пожал плечами и поспешил за ним.
Когда они пересекли Эссекс-роуд перед носом визжащего тормозами «Моргана», ацтек пояснил:
— Эти уроды, которых ты пострелял, из людей Сладкого Хариса. Тот здоровый вроде как его доверенный. Видел я его морду на сходке под Dolly’s Tower. Сечешь, чем пахнет? Это дерьмо даже не пахнет, а воняет на весь Лондон!
— Не знаю о чем ты, — отозвался Милтон, чувствуя лишь боль в плече и нежелание ни о чем говорить.
— Как не знаешь? Харис! Сладкий Харис — он торгует наркотой. Он первый в Уайтчепеле и Майл-Энд! Он, вроде как собирается подмять Шордитч. Сечешь? Если я морду того не перепутал, то дела наши хуже, чем дерьмо в подъезде! И эта сука-Проказница!.. — Чику обернулся на «Three Old Barrels», красная вывеска которого едва виделась в тумане. — Она меня знает, и их знает! Она же шлюха —
