Призрак древних легенд - Дмитрий Лифановский
Кнуд смотрит с сожалением. Еще бы знать, о чем жалеет старый пират. Что меня тут могут убить или, наоборот, что я, потеряв терпение, перебью почтенное собрание? Еще один из ватаманов — мощный, квадратный, основательный, как каменная крепость с черной, как смоль кудрявой шевелюрой и такой же черной густой ухоженной бородищей, из-за которой не видно лица. Лишь нос картошкой и горящие веселым любопытством глаза изучающе смотрят на меня. Были бы на Мидгарде цыгане, подумал бы, что передо мной представитель этого народа. Бородач хмыкнул, так вот кто тут все время хмыкает, и залихватски мне подмигнул. Что не осталось без внимания Лапы, который, скрипнув зубами, заиграл скулами. Еще двое ничем не выделялись. Встреть я их на улице, принял бы за обычных лавочников.
Вся эта оценка заняла буквально мгновение, а потом пришло время действовать. Если они хотели застать меня врасплох — не надо было посылать подкрадываться сзади такого увальня, да еще и наевшегося чеснока. Удар, который должен был выбить из-под меня стул, пришелся по воздуху. Зато, стул попал, в аккурат, по бритому лбу быка, тут же осевшего на пол. Ну а стремительный рывок Лапы был, вполне, ожидаем. Уход в сторону, захват руки с зажатым в ней ножом. И горячий ватаман, хрипя от боли в пробитой его же ножом руке, лежит рядом со своим неразумным бойцом.
— Я, так понимаю, разговора не получилось, — буркнул я сам себе, глядя на два тела у своих ног, разбитый стул и напряженные лица Круга. Думаю, больше мне здесь делать нечего. Судя по всему, люди пришли сюда, заранее зная, что разговора не будет. И услышал тихий голос Мурмана:
— Федор Михайлович… Присядь, поговорим, — седой кивнул на стул, на котором только что сидел напавший на меня ватаман, — А ты, Лапа, вставай! — чуть громче распорядился Мурман, — Нечего там кряхтеть!
Раненый поднялся, закусив губу, не издав не единого стона, выдернул нож и прижал рану салфеткой, позаимствованной со стола. Злобно зыркнув на меня, он уселся напротив. Тут же появились два крепких мужика, которые споро вытащили из кабинета так и не пришедшего в сознание бык. Дождавшись, когда уляжется суета, седой посмотрел на меня, и как будто не было только что никакой драки, спокойно спросил:
— Ну, рассказывай, Федор Михайлович, — в суровых глазах мелькнула лукавая искорка, — Что хотел-то от общества?
Глава 19
С вольными мы не договорились. Договариваться оказалось не с кем. Их братство, единство, и взаимовыручка так красиво, с таким апломбом превозносимые мне Вороном, а потом и Кнудом, оказались мыльным пузырем — полной фикцией. Гильдия Вольных охотников находилось в состоянии полураспада. Внутри организации развились и в настоящее время находятся в состоянии перманентной войны три фракции.
Первая, и самая мощная на сегодняшний день, — группа молодых и ретивых, возглавляемая Лапой, и негласно поддерживаемая Мурманом. Беспринципные беспредельщики, нацеленные только на личное обогащение. По факту — обычные бандиты под крышей гильдии. Их вожак и закусился-то на меня по одной простой причине — уничтожив Кракена и его банду, я порушил отличный, и приносящий немалый доход, бизнес, изрядную долю в котором имели ватаманы из молодых. Частенько они же и занимались транспортировкой рабов на юг и к эребам. Именно поэтому лидер портовых так вольготно себя чувствовал. С одной стороны его подпирали тихушники князя Лобанова, а с другой — Гильдия Вольных охотников.
Вторая группа — старики, стоящие горой за традиции. Здесь прочное и безоговорочное лидерство у Кнуда и Ворона. Их философия проста — повольники не бандиты, а воины. Делать дела с криминалом можно только до определённых границ. Лукавство, как по мне. Деды просто боятся, что власть постепенно уходит к молодым, поэтому и держатся за традиции, как утопающий за соломинку. В остальном они не очень-то и отличаются от Лапы с товарищами. Разве что не лезут в откровенно похабные дела, такие как наркотики и работорговля. В остальном же противозаконной деятельности не чураются, и всякие банды и бандочки вполне себе поддерживают, используя при необходимости, как Ворон — шайку Тихого. И у Кнуда таких группировочек, думаю, есть не одна и не две. Да и про дела Мурмана и Лапы с Кракеном Кнуд прекрасно знал. И мер не принял абсолютно никаких. Хотя сам на территории порта интересы имел. Так что вся эта толкотня — борьба за место у сытной кормушки и не более того.
Третья же фракция, самая многочисленная, но в силу своей раздробленности большого веса не имеющая — нейтралы. Ватаги, делающие свое дело и старающиеся не лезть во внутренние разборки Гильдии, которая им и нужна-то постольку, поскольку дает официальный статус. А вот этих ребят я заинтересовал. Это они ходят в Заброшенные земли, их ватаги бьются за добычу с воинственными соседями — степняками и эллинами. И от внутренней свары страдают больше всего они. Огромная часть Пограничья захвачена интервентами и когда войска князя выбьют их оттуда — неизвестно. И даже если выбьют, пустят ли потом туда вольных на тех же условиях? Очень сомнительно!
И тут появляюсь я. С боярским статусом и грамотой от Великого Князя, жалующей мне часть Пограничья и Заброшенных земель в родовую вотчину. И предложение у меня заманчивое — те же договоренности, что были у них с княжеством до мятежа и вторжения наемников, только теперь вся торговля идет через меня. Мне и Гильдия тут нужна была только потому, что у них существует налаженная схема работы. Я и менять-то ничего не собирался. Лишь установить контроль, над движением трофеев из аномалии. Меня в этом вопросе поставил в жесткие рамки Ингвар, я собирался поставить в такие же рамки Гильдию. Но старши̒на повольников решила, что им это не интересно. Вот и начали они переговоры с жесткого варианта. Потому и старый пират не вмешался в мои разборки с Лапой. Ему тоже не нужен был в Пограничье сильный хозяин. С княжескими посадниками дела вести легче. Да и глаза им прикрыть можно блеском золота. А меня не купишь. И крови я не боюсь.
Внешняя угроза, в лице новоиспеченного юного и чересчур резвого боярина, заставила бывших врагов на время объединиться. На меня решили надавить, запугать, показать свою силу. И
