Сергей Фрумкин - Предназначение
— Приношу свои глубочайшие извинения Священному Синоду! — громко, тяжело дыша, но достаточно вежливо объявил залу гость. — Этот человек не может ответить на ваши вопросы! Он просто не помнит, как стал Жрецом Времени!
По залу прошел легкий шум. Обвинитель поймал на себе взгляды Глав и принял на себя инициативу.
— Предположим, что вы правы, юноша, — улыбнулся Хамовник, считая свою последующую реплику не лишенной иронии. — Но кто же поможет старику вспомнить?
— Я! — Горн извлек из кармана матовый черный шарик и покрутил его в пальцах над головой, чтобы все видели. — Вот здесь память этого человека!
По залу прошел тяжкий стон. Напряжение в воздухе достигло своего максимума. На улице стало тихо, словно перед страшной бурей. Все сидящие в зале Хамовники поняли, что момент истины наступил.
Чувствуя, что внимание зрителей принадлежит одному ему, волнуясь от гнетущей тишины и не понимая причины возникшей паузы, Горн добавил:
— Вы ведь должны соблюсти закон? Обвиняемый ответит за свои поступки, но пусть хотя бы он их вспомнит! Мне кажется, это правильно…
— Хорошо, — после минутной паузы решил Глава, исполняющий на этом процессе роль Прокурора. — Ты — законно Избранный. Пусть случится то, что должно случиться. Верните обвиняемому его память! Справедливость восторжествует, что бы он там ни вспомнил!
Какое-то время потребовалось, чтобы приготовить аппаратуру. Хонтеана освободили от захвата кресла и разместили на кушетке нейронакопителя. Мозг прибора подтвердил, что записанные на светоноситель сведения действительно некогда принадлежали оперируемому человеку. Он спросил у пациента разрешение на загрузку информации и получил его.
Прошло минут десять напряженного ожидания. Хамовники хмурились, переглядывались, нервно барабанили пальцами по подлокотникам кресел. Горн чувствовал себя приговоренным, стоящим перед расстрельной командой и все меньше понимал, каким чудом угодил в историю с таким неудачным завершением.
Наконец прибор отключился. Хонтеан поднялся с кушетки и выпрямился. Горн, как и все остальные, с любопытством ожидал его дальнейших действий. Жрец действительно резко изменился — перед присутствующими теперь стоял совсем другой человек: его взгляд наполнился жизнью, спина гордо выпрямилась. От невзрачного мудреца теперь веяло спокойствием могущественного, умудренного великими знаниями человека. Но в темных глазах его не было радости от достигнутой цели, не было гордости триумфатора, не было восторга вспомнившего свое прошлое… Мудрые, бездонные глаза, казалось, погрустнели от возвращенного сознанию невыносимого бремени ответственности за забытые некогда тайны.
По залу прошел легкий вздох облегчения. Ничего страшного не случилось!
— Теперь вы всё помните, Хонтеан? — успокаиваясь и улыбаясь, вернулся к прерванному процессу Обвинитель. — Мы можем продолжить?
— Я не Хонтеан! — голос Жреца Времени стал словно на две октавы ниже и наполнился мощью и глубиною звучания. Изгнанный поднял голову и тяжелым задумчивым взглядом обвел затихших в преддверии чего-то ужасного Хамовников Провидения. — Мое имя Джортар Глориус!
Если бы в этот момент на месте Жреца Времени взорвалась бомба, эффект был бы менее впечатляющим. Хамовников буквально парализовало от ужаса и удивления. Имя легендарного основоположника Веры и основателя Ордена едва не стерлось уже со страниц истории космоса!
— Вам ведь не нужны доказательства, господа провидцы?! — глубоким голосом вопросил заметно окрепший старик. Он улыбнулся, видя, как они съеживаются от благоговения и страха. — Если нужны, они у вас будут! Но вы не можете судить Хонтеана. Его больше здесь нет. Судить меня вы не вправе. Теперь я буду судить вас!!!
ЭПИЛОГ
Спор двух религиозных конфессий завершился самым неожиданным образом. Один и тот же человек оказался главой и основоположником и той, и другой религии. Хонтеан был и раньше известен Жрецам Времени как духовный руководитель и вождь. А в архивах Ордена нашли документ двухсотлетней давности — завещание Джортара Глориуса, где говорилось, что однажды в будущем основатель и идеолог может вернуться и потребовать восстановления былых регалий и полномочий.
Ярые враги были вынуждены пойти на перемирие. И тем и другим поступил недвусмысленный приказ от одного руководителя. Над Ланстайлом уже начинали сверкать молнии, но гроза так и не грянула. Суд не состоялся. Никто не победил и не проиграл. В растерянности и недоумении сторонники как одной, так и другой веры разошлись в разные стороны.
Через день после описанных выше событий Хонтеан-Джортар пожелал принять в замке Ордена принца Горна.
— Ты понимаешь в том, что случилось, не больше, чем все остальные? — поинтересовался старик, бывший некогда единоличным правителем Ланстайла и всей Эталонной Системы. — Присядь, Горн!
Юноша принял приглашение. Он хорошо знал Хонтеана, но сидевший сейчас перед ним человек был другим — величественным, сильным и в чем-то жутким.
— Я, как и все, не знаю, кто победил, — справившись с чувством благоговения, признался Горн. — Я знаю, что помогал Жрецам Времени, точнее, одному из них — Хонтеану. Я пошел против Хамовников Провидения, но вы сейчас — один из Хамовников, их Глава. Я не знаю, чего мне ждать от этого разговора: поощрения или наказания.
— Но мне как биологическому существу ты в любом случае сохранил жизнь, — напомнил старик. Он улыбнулся: — И я ничего не забыл, Горн! Я, наоборот, многое вспомнил!
Выдержав паузу, Хонтеан-Джортар посмотрел в глаза юноши:
— Когда-то давно, триста пятьдесят лет назад, я случайно открыл незнакомую людям Вселенную. Одну-единственную систему, названную тогда мной Эталонной. Ты ведь уже знаешь, что случайностей не бывает? Тогда это не казалось столь очевидным. Очевидно было другое: моя находка обладала способностью изменить жизнь всего человечества. И я захотел построить для людей новый мир — самый чистый, самый правильный, самый богатый, самый стабильный. Тогда-то передо мной встал вопрос: что на самом деле есть правильно? Я провел много времени, медитируя в тайный комнатах не тронутых временем пирамид Старого города. Я сделал много открытий, много выводов. Я открыл Провидение…
Двести лет назад, Горн, не было ни «белых», ни «черных» монахов — ни Хамовников Провидения, ни Жрецов Времени. Была лишь одна вера — вера в способность человека повелевать тем, что ожидает его в самом ближайшем будущем. Но чем больше я и мои последователи понимали сущность вещей, чем больше времени мы проводили в познании собственной сущности, тем чаще приходили к выводу, что выбранная нами дорога ведет в тупик, который заранее определен. Мы выбрали развитие, которое вело к неизменным победам, к закономерным успехам, к материальному процветанию и благополучию… Но это был путь без загадок и мечты, здесь не было места радости, восторгу, чуду непредсказуемости.
Человек так устроен: больше всего на свете он хочет сам творить свое завтра, а, если однажды сможет сотворить его сам, завтра потеряет для него интерес! Пока же не сможет, будет бороться за то, чтобы смочь!..
Двести лет назад, Горн, я пришел к выводу, что избранный мною путь — моя же ошибка. И свернуть с него можно было только с помощью революции. Я решил, что стоит уничтожить созданную мною Империю, разбить мир на тысячи королевств и позволить каждому королевству развиваться по своему собственному, не зависящему от других плану. Делать свои ошибки. Искать свои пути к процветанию или загниванию. Я посеял внутри единой, созданной мною церкви элементы противостояния, расколол моих последователей на два лагеря, оставил власть и могущество сомневающимся и слабым, а также тем, кто нашел в себе силы отступить от прежнего курса. Я создал Орден Воинов, которому поручил всячески пресекать попытки управлять завтрашним днем. Я возвел в культ способность Провидения самому решать, кому указать дорогу наверх, а кого завтра же привести к неминуемой гибели. Но сам я не смог задушить в себе жажду познания. Все, что я мог тогда сделать, — забыть и уйти. И я ушел. Я стал Хонтеаном — Жрецом Времени, Изгнанным, который всегда мог вернуться, потому что мог многое, но не видел в том смысла, как не видел смысл ни в чем другом.
— Почему же вы все же вернулись?
— Потому что нельзя просто сказать: я не прав, — и надеяться, что придут другие и они будут правы. Каждый должен до конца выполнить уготованное ему предназначение. Я ушел, но в мире людей стало не лучше, а только хуже. Сомнения в том, кто прав, сохранились. К ним прибавились жестокость и нетерпимость к тем, кто думал иначе. На место порядку пришел хаос, смысл которого — сделать лист белым, чтобы в который раз начать все сызнова. И я почувствовал, что должен вернуться. Мое предназначение не исчерпало себя. Я все еще жил, и мне давно следовало бы понять это…
