Олег Кожевников - Будущее в тебе. Лёд и пламя

В памяти, обогащённой знаниями моего деда, сразу всплыли технические данные этого артиллерийского орудия. Вернее, характеристики, очень похожей по рисункам на Германскую 150 мм осадную пушку системы Круппа, образца 1916 года. Масса снаряда 52,5 килограмма, дальность стрельбы почти 23 километра, масса орудия больше 10 тонн. То есть, получалось, что в зоне действия огня этих орудий, находилось и предполье, на глубину почти в семь километров. По моим ощущениям и расчётам, мы проехали вглубь финской обороны километров пятнадцать-шестнадцать.

Все эти мысли промелькнули в моём сознании, пока, следуя указаниям Лохинена, мы устраивались у ближайшей к входу в этот бункер, свободной от орудий бойницы. Пока я решил не предпринимать никаких активных действий. Нужно было сначала осмотреться, а уже потом, начинать давить финнов. Пока наше нахождение здесь не вызвало ни у одного чухонца никакого опасения. Даже присутствие русских пленных не заставило финнов вызвать дополнительную вооружённую охрану. Минут через пять этого бессмысленного стояния, появилась причина похвалить себя за сдержанность. Со стороны лестничного проёма, ведущего в нижний уровень, появилось два финских офицера. К ним сразу же подошёл Лохинен, и они, изредка поглядывая на нашу группу, о чем-то начали тихо переговариваться.

Я понял, что вот и пришёл наш звёздный час, пора начинать нашу операцию. Повернувшись к Кузе, я кивнул ему в направлении часового, стоящего у бронированной двери. Потом, подтолкнув Шерхана локтём, сделал шаг к группе беседующих офицеров. При этом я довольно громко спросил:

— Господин лейтенант, разрешите обратиться?

Лохинен повернулся и недовольным голосом, задал вопрос:

— Ну, что там ещё у вас, капрал?

Я, немного виноватым тоном, сказал:

— Виноват, господин лейтенант! Но сил терпеть, дальше уже нет! Вы не скажете, где здесь можно облегчиться?

В группе офицеров раздался громкий гогот, смеялись все. Краем глаза я видел, что не удержался даже финн, сидящий у стола. Один из офицеров сквозь смех пошутил:

— Бедный капрал! Наверное, ты от страха перед встречей с генералом сильно обосрался?

После этих слов веселье усилилось. Через пару минут лейтенант Лохинен, указав рукой в нужном направлении, проговорил:

— Вон, видишь, тот первый снарядный подъёмник? За ним и находится нужное тебе место. Только смотри, не забрызгай дерьмом кафель. Тут тебе не отхожая яма в общественной уборной твоей деревни, а настоящий ватерклозет.

Я вытянулся и произнёс:

— Так точно, разрешите выполнять!

Потом, продолжая из себя строить тупого служаку, спросил:

— Господин лейтенант, тут у моего бойца есть подарок для генерала. Но, наверное, сначала нужно, чтобы его осмотрели офицеры штаба? Вдруг эта вещь не понравится господину генералу?

— Ну, давай, пусть твой парень подойдет и покажет нашему экспертному совету ваш подарок. Однако, ты, хитрюга, капрал, знаешь, как понравиться начальству.

Я, повернувшись к Шерхану, глазами показал на рюкзак, стоящий у его ног, а потом кивнул головой в сторону офицеров. Я увидел, что Наиль всё понял, так как он, наклонившись, открыл рюкзак и вытащил оттуда свой топор, завёрнутый в материю. Затем я, уже больше ни на кого не оглядываясь, молча, под смешки финнов направился в сторону снарядного подъёмника.

Расположен ватерклозет был в очень удачном месте, за первым снарядным лифтом, это было просто здорово – ведь всего метрах в трёх от этого лифта стоял стол, за которым сидел дежурный финн. Я, после того как увидел этого финна, всё время мучительно размышлял, как же до него добраться, чтобы не использовать огнестрельное оружие. Пока шуметь совершенно не хотелось, было неизвестно, что у финнов приготовлено для нас в нижних ярусах. Вдруг, там находится взвод егерей в полной боевой готовности. А это означало, что придётся применять гранаты. Но здесь, всё-таки, было не чистое поле, а бункер, у которого нижние ярусы были под завязку набиты снарядами для орудий.

Дойдя до подъёмника, я приостановился и сделал шаг в сторону сидевшего за столом дежурного. Моя рука, засунутая в карман, крепко сжала ручку ножа. Финн несколько недоумённо посмотрел на меня. В этот момент я увидел, как зрачки его расширились, рот приоткрылся, а рука потянулась к установленной на краю стола, большой красной кнопке. И тогда я прыгнул. Весом своего тела я опрокинул его вместе со стулом на пол, и воткнул свой нож прямо под подбородок этого финна. Потом, уже не обращая внимания на еще дёргающееся тело чухонца, оставив нож в этой страшной ране, моментально подскочил, выхватил свой револьвер и обернулся в сторону оставшихся финнов. Но там уже было всё кончено, четверо финнов лежали безжизненными трупами. Три тела лежали вокруг Шерхана, а четвёртое в этот момент Кузя оттаскивал от бронированной двери.

Якут и Парфёнов, до этого момента изображавшие пленных, схватили наши с Шерханом автоматы, которые мы оставили прислонёнными к стене, и изготовились отражать угрозу, исходившую из проёма, который вёл на другие уровни этого дота.

Оценив положение дел, я, не опуская свой револьвер, прислушался. Всё было тихо, никаких последствий от произведённого нами шума при захвате этого уровня дота не было слышно. Снаружи тоже было всё спокойно. Тогда я, убрав наган в кабуру, нагнулся, выдернул свой нож из уже неподвижного тела финна, вытер лезвие об одежду трупа и положил его обратно в карман. После этого с интересом оглядел рабочее место финского дежурного. Особенно моё внимание привлекли две трубы. Одна из них обрывалась и заканчивалась окулярами.

— Перископ, — сразу же осенила меня мысль, — а вторая труба, это ещё один, предназначенный, наверное, для самого генерала, командира всего Хотиненского укрепрайона.

Этот вывод я сделал интуитивно. На самом деле, я ни разу в жизни не был на подводной лодке и не видел ни одного перископа. Чтобы убедиться в правильности своей догадки, взялся за ручки этой трубы и прильнул к окулярам. Да, это был именно перископ, и оптика его давала очень неплохое увеличение рассматриваемых объектов. Даже не смотря на то, что на улице было ещё темно, я при лунном освещении смог неплохо рассмотреть окружающую местность. Теперь я ещё и визуально убедился, что на просматриваемой территории укрепрайона всё спокойно. Значит, финны ещё пока не обнаружили, группу Рябы, хотя ребята уже должны были начинать действовать.

Мысль о красноармейцах, которые вот именно сейчас зачищают траншеи, ведущие к доту, и вполне могут нашуметь, сразу подстегнула меня к действию. Нельзя было медлить ни секунды. Пока финны находились в полном неведении, нужно было их брать за жабры. А то вдруг, начавшаяся стрельба, или вид из второго перископа заставят финнов поднять тревогу, и тогда идея захвата контроля над этим дотом потерпит полное фиаско. Финнов внизу очень много, и, если они там забаррикадируются, то придётся взрывать этот дот.

Каким образом можно будет это сотворить, я уже себе представлял. Как только я вошёл в помещение этого каземата, почти сразу увидел здоровенные снаряды, лежащие около каждого большого орудия. Конечно, их было не очень много, штук по пять на каждую пушку, но и этого с лихвой бы хватило, чтобы поднять всю эту цитадель на воздух. Стоило только опустить на лифте один 52 килограммовый снаряд вниз и там взорвать, наверняка, сдетонируют все боезапасы, находящиеся в пороховом погребе этого дота. Если бы финны отключили электричество и обесточили оба подъёмника, то снаряд можно было просто скинуть в лифтовую шахту. Кроме этого, был у меня в запасе ещё один метод уничтожения гарнизона дота – скатить по лестнице на низлежащий уровень, снаряд и там взорвать его. Уверен – взрыв такого боеприпаса не сможет выдержать никакая баррикада. Но все эти варианты имели один недостаток. Человек, который занимался бы снарядом – наверняка бы погиб. Хотя, для уничтожения этого дота, я бы не пожалел, ни своей жизни, ни жизней всех бойцов моей роты. Я понимал, что уничтожив этот дот, мы убираем самое сильное звено из линии Маннергейма. Полоса обороны, проходящая через Хотиненский укрепрайон, становится после этого реально проходимой для наших войск.

Размышления о вариантах наших дальнейших планов, не мешали мне действовать здесь и сейчас. Недалеко от стола я заметил, прислонённых к стенке, два ручных пулемёта. Это было весьма кстати, а то шестеро моих бойцов были практически безоружны. У них в наличие было только по пистолету и по две гранаты Ф-1. Я схватил оба эти пулемёта, повесил на плечи две сумки, с уже набитыми патронами коробчатыми магазинами и, сгибаясь от тяжести, подошел к своим ребятам. Там вручил это оружие тем бойцам, которые, как я знал, умели с ним хорошо обращаться. Это были Мамочкин и Хазин, они не раз стреляли из таких же трофейных пулемётов. Вручив им оружие, я отобрал у Якута и Парфёнова наши с Наилем автоматы. Повернувшись к Шерхану, чтобы отдать ему оружие, наконец, смог рассмотреть его вблизи. Вид у мужика был не для слабонервных – весь маскхалат Шерхана был забрызган кровью зарубленных им финских офицеров. Глаза мрачно блестели, а в руках он сжимал, уже обмотанный тряпкой, свой топор.